Книжная лоция

Ольга Мяэотс

Что такое «хорошо» и что такое «плохо»?

Очень часто меня просят: подскажите хорошие детские книги. И почти сразу следом: а что читать не стоит? Подобные вопросы – о том, что хорошо и что плохо? – всегда ставят меня в тупик. Вряд ли можно назвать меня беспринципной, и свой гамбургский счет у меня, конечно, есть. Но удивительная загадка искусства и литературы как раз в том и состоит, что все здесь неоднозначно, непредсказуемо, наполнено нюансами и неожиданностями.

Нет-нет, конечно, истинное художественное произведение, настоящее искусство всегда можно отличить от подделки. И в детской литературе с момента ее возникновения отстаивались именно критерии художественного качества. «Детская книжка – прежде всего художественное произведение, произведение искусства и пишется «ради радости писать для детей», то есть, опираясь на особенности детской психики и жизненного опыта ребенка. Все мысли детской книжки, все ее воспитательное значение и идейное содержание естественно вытекают из конкретного художественного материала. А не наоборот», – так считал Джеймс Крюсс, внимательно и серьезно относившийся к тому, что и как пишется для детей.

Корней Иванович Чуковский, пожалуй, самая главная революционная фигура в отечественной детской литературе, страстно отстаивал высочайшие критерии качества детской книги. Необыкновенно строго относясь к собственному творчеству, он с не меньшим пристрастием оценивал и стихи других поэтов, и даже создал знаменитые «Заповеди для детских поэтов»¹ . Их у Чуковского оказалось 13, и, может, отчасти это несчастливое число сыграло свою роль: несмотря на все усилия рыцарей детской литературы, мутный поток лихого графоманства не иссякает, а порой даже выходит из берегов, заливая все и вся. И кажется порой, что все пропало, смешалось, и почва уходит из-под ног.

___________________

¹ Чуковский К.И. От двух до пяти. Глава 6.

И вот тогда страстно хочется простых и ясных толкований, четких рекомендаций: плохо-хорошо. Несомненно – это и есть основная задача литературной критики. И наш «Остров Сокровищ», собственно, и задуман как такая «Выставка достижений детской литературы», где собрано все лучшее и интересное.

Но вот на встречах с коллегами, я нередко чувствую в собеседниках стремление к решительным действиям; желание «изъять», «оградить», насадить лишь «доброе и вечное». Подобные компании нет-нет да и проводятся в разных странах. Но, как известно, благие намерения могут привести к весьма не благовидным результатам. Так, Американская библиотечная ассоциация регулярно публикует списки детских книг, которые по требованию библиотекарей, учителей и родителей в свое время изымались с библиотечных полок. Списки прелюбопытнейшие: здесь и Геккельбери Финн, и книги первого лауреата Мемориальной премии Астрид Линдгрен – Мориса Сендака, да много еще достойных имен!

В советские годы существовала критика литературная и критика идеологическая. Последней как раз и предписывалось служить руководством к действию, сигналом и основой для «оргвыводов». Примеров таких критиканских залпов можно, увы, назвать немало.

Так, в июне 1981 года в «Комсомольской правде» появилась статья некоего В.Коробова «В чем повинны воробьи», где шельмованию подвергались стихи ныне признанных и любимых читателями, а тогда еще начинающих, и потому особо уязвимых поэтов – Олега Григорьева, Виктора Лунина и Эммы Мошковской. Их творчество было названо не только графоманским, но и идеологически вредным, что привело к самым трагическим последствиям для всех троих талантливейших поэтов.

Вот уровень рассуждений критика: разбирая стихи Э.Мошковской, он пишет «...сколько же в ее недавней книге «Я пою» примеров авторской нетребовательности, о каком поэтическом уровне можно вести речь, когда знакомишься, допустим, со «стихотворением» (именно так – в кавычках! – О.М.) Мошковской «Поезд и его мама»: Поезд / пошел к океану, / в горы, / в тоннель понырять, / предупредил свою маму:/ «Я / пошел / погулять». И далее автор статьи вопрошает: «Интересно, какая это у поезда мама? Два завода – локомотивный и вагоностроительный...» И эта пошлая реплика красноречиво определяет весь стиль «убойной» статьи. «Убойной» в прямом смысле, поскольку двое из подвергшихся проработке поэтов – Мошковская и Григорьев – до своей «реабилитации», увы, не дожили.

Слава богу, не все страницы истории детской литературы столь кровавы. Но подобные стиль и методы критики, увы, то и дело всплывают. И всякий раз при этом сталкиваешься с огульностью суждений и безапелляционностью оценок.

В февральском выпуске «Острова Сокровищ» мы подробно писали о книге Олега Григорьева, выпущенной издательством «Самокат». Обсуждали особенности художественного оформления этого издания, которое получило премию «за лучший дизайн». И вот об этой же книге читаю: «Стихи Олега Григорьева нравятся пытливым детям и проницательным взрослым, потому что он поэт с острым чувством слова и образа. <...> А вот господа оформители урок поэта не усвоили. Неудобно даже говорить здесь о том, что имитация детского рисунка — прием эффектный, но обманный». И все. Никакой аргументации. Конечно – сколько людей, столько и мнений. Но очень важно оставлять, мне кажется, место и право для этого иного мнения.

Или другой пример – о полюбившихся подросткам и взрослым книгах Даниеля Пеннака о Камо: «Читать их можно независимо друг от друга, выборочно или последовательно... Лучше — последовательно и сразу. Иначе, прочитав или, вернее, еле дочитав одну и не имея под рукой второй, третьей и четвертой книжки, можно навсегда забыть имя автора и придуманных им героев, сохранив в памяти разве что легкое раздражение. Да, именно раздражение, почти отторжение вызывает первая повесть Пеннака». И это не итог раздумий и рассуждений, а декларативно-убийственное начало рецензии.

Радуюсь, что появляются у нас книги, вызывающие неоднозначность оценок. Ценю своих коллег за решительность и желание отстаивать «высокое искусство». Но все же думаю, что смысл любой дискуссии – не перестрелка, и уж тем более не расстрел. Сознательно не привожу имена авторов рецензий, потому что вовсе не стремлюсь обличить какого-то одного конкретного критика за нерадивость, нет. В том-то и беда, что подобной безаппеляционностью суждений – в хуле и хвале – грешат очень многие. И бороться с этим соблазном, по себе знаю, очень непросто.

Важно не столько осудить и наказать, но понять: почему. Почему, например, серенькие, прямо скажем, малохудожественные произведения часто увлекают читателей больше, чем подлинная глубокая литература. С другой стороны – сколько прекрасных ярких произведений для детей с трудом пробивают себе дорогу к читателю, в том числе и потому, что взрослые «дяди и тети» решают, что это «детям не понятно».

Роль книги в судьбе человека – особая интересная тема. Как и сама жизнь, встреча книги и читателя – таинство. К счастью, здесь нет прямых рецептов: читай только классику и вырастешь настоящим человеком. Попробуйте составить свой «заветный» список книг, которые сыграли важную роль в вашей жизни или просто вызвали отклик в душе – вот увидите, в нем окажутся не только шедевры, и даже не популярные бестселлеры, а и вещи явно слабенькие и мало интеллектуальные – вплоть до женских романов и детективов. Но наверняка вы вспомните свои самые первые книжки, причем не только содержание, но и картинки, и шероховатость обложки и запах переплета. Детские воспоминания – самые заветные. Однако восхищение книгой – это отнюдь не всегда постижение ее художественных достоинств. Это как бы параллельный процесс. Более того, читатель способен (если в нем этот талант не убить) «досочинять» и улучшать полюбившееся произведение, «вчитывать» в него свои мысли и чувства. Не раз сталкивалась с тем, что тот или иной известнейший писатель или художник вспоминает как самые любимые некогда книги – дешевые популярные серии, комиксы, приключенческие повести. Ведь и они составляли и составляют в значительной мере наш мир детства.

Нам, библиотекарям, особенно важно избегать профессионального высокомерия. А мастерство нашего дела как раз и состоит в том, чтобы через сопереживание первой радости чтения, повести дальше – к истинным сокровищам литературы, исподволь прививая художественный вкус и взращивая душу. Но эта педагогика возможна лишь при условии уважения чужой (и даже чуждой) позиции. В библиотеку приходят не за поучением, а за пониманием. Так пусть на наших полках найдется место самым разным книгам, и наша задача – верно «проложить книжную лоцию», не потеряв ни одного члена читательской команды, отправившейся в это увлекательное и важное плавание. И еще – исподволь, мудро и неуклонно воспитать не просто литературный вкус, а потребность в «возвышающем и развивающем чтении».

Вот и этот номер «Острова Сокровищ» – яркое свидетельство неоднозначности и противоречивости оценок. Добрая половина материалов посвящена книгам и авторам, которые вызывали и вызывают дискуссии и споры. До сих пор с трудом пробиваются в издательства писатели «перестроечной волны», чью спасительную поддержку ощущали мы и наши дети в совсем недавние годы перемен. Об этой литературе «эпохи всеобщей депрессии» – статья Ольги Корф. Анна Годинер рассуждает о том, почему вот уже больше века не уходят из детского чтения, прорастая в душах новых и новых поколений читателей, ошельмованные и осужденные за сентиментализм и морализаторство книжки Чарской, Портер, Бернетт. А вдумчивый рассказ Елены Коптяевой – библиотекаря из Архангельской области – о том, как ее семья читала повесть Мариетты Чудаковой «Дела и ужасы Жени Осинкиной», подводит итог острой полемике об этой книге, очень часто ограничивавшейся безаппеляционным «нравится-не нравится». Впервые публикуется удивительное открытие Михаила Есеновского – «Периодическая система элементов питания». Среди самых ярких дебютов года – повесть Натальи Нусиновой «Приключения Джерика», которую, как ни странно, обошли вниманием высокочтимые члены жюри премии «Заветная мечта»...

Читайте, рассуждайте и делитесь с нами своими мыслями!