Парадоксальность бытия
против универсальности принципа

О цензуре и праве на доступ к информации спорят сейчас специалисты всего мира

Владимир ФИРСОВ

Говорить о том, что события 11 сентября 2001 года оставили свой след в истории, несправедливо. Последствия событий
11 сентября, несмотря на всю их парадоксальность, все еще разворачиваются – в геополитическом, идеологическом и
во многих других небезразличных человечеству смыслах.
В июне этого года на ежегодной библиотечно-информационной конференции в Судаке мне пришлось быть соведущим (совместно с Френсисом Т.Кёрквудом, из Парламентской библиотеки Канады) международного круглого стола на тему «Информационный холод, библиотеки и демократия после
11 сентября 2001 года». Данный материал представляет несколько соображений в развитие указанной темы.

Владимир Руфинович Фирсов – заместитель директора Российской национальной библиотеки (СПБ), председатель секции по библиотечному законодательству РБА.

Информация для всех

Во второй половине ХХ столетия человечество, наконец, почти осознало универсальную ценность принципа всеобщей доступности информации. Понимание права на информацию как абсолютного блага, одного из базовых, естественных прав человека не только все более утверждалось в менталитете человечества, но и стало ключевым пунктом многочисленных международных документов и деклараций – ООН, ЮНЕСКО, Совета Европы, различных международных и национальных профессиональных организаций. Разумеется, в разных странах это происходило и происходит по-разному, однако сама идея общественного прогресса и степень ее реализации в различных общественно-государственных устройствах стали тесно взаимосвязанными именно с правом на информацию.

«Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами» (Всеобщая декларация прав человека, ст. 19).

«Свобода, процветание и развитие общества и личности принадлежат к основным человеческим ценностям. Но обрести их можно лишь тогда, когда хорошо информированные граждане способны осуществлять свои демократические права» (Манифест ЮНЕСКО о публичных библиотеках, преамбула).

Свобода получать информацию – это одна из характеристик жизни гражданского общества. И в то же время – это одно из основных условий его формирования.

По сообщениям наиболее оперативных информационных каналов, работающих в Интернете, жесткая цензура на средства массовой информации была введена в США на следующий день после 11 сентября. [1] Очевидно, что в такой ситуации невозможно быстро и четко идентифицировать явление, речь шла не о прямой цензуре, а о запретах, вводимых в средствах информации. Цитирую:

«Один из ведущих американских медиа-холдингов Clear Channel, контролирующий 1170 коммерческих радиостанций в США, опубликовал список из 150 “лирически сомнительных”,
в том числе антивоенных, песен, которые запрещено исполнять на подконтрольных ему радиостанциях в связи с последними терактами в Нью-Йорке и Вашингтоне. Всего в США действуют более 10700 радиостанций… Как передает расположенная в Сиэтле радиостанция IMC, среди запрещенных песен находятся произведения таких известных групп и исполнителей, как Луи Армстронг, Боб Дилан, Элтон Джон, The Beatles, Led Zeppelin, Queen, Megadeth, Metallica, AC/DC, REM и The Doors. Тем не менее пресс-секретарь Clear Channel Пам Тейлор заявила, что список появился в результате совместной работы многих директоров радиостанций Западного подразделения компании. Он не является обязательным, местные радиостанции вправе сами решать, играть ли им или нет отдельные песни, добавила пресс-секретарь» [2].

«WTC * вырезан, но MGS2 ** не задержится.

Игра, сюжет которой частично развивается в Нью-Йорке, в числе первых попала под влияние общественной цензуры – Konami сделала соответствующее “политкорректное заявление” уже на следующий день после терактов в США.
В своем заявлении от 12 сентября Konami пообещала переработать сцены с изображением Манхэттена и, в частности, с видами на гордость Нью-Йорка – башни Всемирного торгового центра» [3].

«Вчера (19 сентября 2001 г.) в Москве состоялась пресс-конференция членов оргкомитета Форума гражданского общества, в которой приняли участие директор Фонда эффективной политики Глеб Павловский, вице-президент Медиа-союза Елена Зелинская и депутат Госдумы Вячеслав Иргунов. Павловский поставил вопрос о введении добровольной или принудительной цензуры для российских СМИ» [4].

В день трагедии мне удалось записать практически все прямые трансляции CNN, шедшие по каналам российского телевидения. Потом я не раз просматривал трехчасовую видеокассету. Один из вопросов, возникших после просмотра прямых репортажей, – полное отсутствие на экране крови. Хорошо известен кинематографический язык американских вестернов. После выпущенного в жертву семизарядного залпа винчестера мы видим только аккуратные разрывы на одежде. Но то реальность кинематографическая. Репортажи CNN, как информационные сообщения по сути своей, отображали реальность объективную. В чем дело? На этот вопрос мне удалось получить ответ одного из комментаторов NBC. Суть его заключалась в том, что американцы не любят вида крови и в подобной ситуации переключают телевизор на другой канал. При этом сторонники объективности рискуют потерять доходы от рекламодателей… Или, быть может, знание действительно приумножает скорбь? Вопросы цензуры, этики тесно переплетаются. Одно из популярных в Америке понятий последних десятилетий – так называемая политкорректность (PC). В соответствии с ней необходимо воздерживаться от публичных высказываний, противоречащих официальной правительственной точке зрения. Данное этическое ограничение добровольное. Однако следовать ему старается каждый культурный человек, а в качестве обязательного его полагает каждый госслужащий. В какой-то мере оно близко к тому понятию, которое употребляет применительно к истории СССР известный специалист по истории российской цензуры М.Т.Чолдин (Иллинойский университет, США), – «самоцензура» или «всецензура».

Спустя несколько дней после 11 сентября с экранов телевизоров в США пропали не только документальные съемки трагедии, но и те, что включали вид еще целых башен WTC. Главный редактор одного из американских издательств, с которым я беседовал, прокомментировал это так: «В доме усопшего ведь не принято говорить о покойниках, верно?» И на следующий день после речи президента Буша, посвященной трагедии, на главной странице президентского сайта крупным шрифтом была выделена цитата: «Великие люди встали на защиту великой нации». Интересно, что в теории коммуникации прием оптимизации катастрофы освоен давно. Вспомним, что трагедия челюскинцев была срежиссирована как свидетельство жизнеутверждающего героизма советского народа. Где грань между цензурой и этическим самоопределением?

Еще одно сообщение:

«Служащие бесплатного почтового сервиса Hotmail, принадлежащего компании Microsoft, заявили, что уже днем 11-го им позвонили агенты ФБР из Сан-Франциско. Агенты интересовались содержимым некоторых почтовых ящиков» [5].

Близкую информацию мне сообщила коллега из библиотеки Государственного университета в Сан-Хосе. Через несколько дней после трагедии в университетскую библиотеку (как и в ряд других) поступил запрос о специфических информационных интересах некоторых пользователей. Однако принцип конфиденциальности информационных запросов пользователей для современных библиотекарей столь же свят, как и право на информацию. Пункт III Кодекса профессиональной этики библиотекарей США гласит: «Мы оберегаем право каждого пользователя на сохранение тайны в отношении запрашиваемой и получаемой информации». Запрос ФБР библиотекари оставили без внимания. Это хорошо или плохо?

Как известно, именно американские библиотекари относятся к самой радикальной профессиональной группе, отстаивающей демократические свободы в области информации. Именно Американская библиотечная ассоциация (ALA) совместно с Американским союзом в защиту гражданских свобод (ACLU) были основными инициаторами отмены уже подписанного Б.Клинтоном (1.02.1996) законопроекта – «Акта о пристойности коммуникаций» (CDA). Факт отмены стал явлением международного масштаба.

Можно привести еще более яркий, хотя и инсценированный пример c нашего континента. В 1976 году Роберт Хауптман провел очень простой эксперимент. Он посетил тринадцать библиотек и в каждой просил предоставить ему материалы о химическом составе взрывчатого вещества под названием «кордит», недвусмысленно намекая, что он собирается взорвать жилой дом в пригороде Лондона. Все библиотекари, к которым он обращался, без всяких вопросов предоставили ему требуемую информацию, и Хауптман сделал вывод, что они не осознают, что тем самым принимают решение этического порядка. Однако заключение Хауптмана вызвало бурную дискуссию. Его оппоненты, напротив, утверждали, что позиция библиотекарей была продиктована чувством профессионального долга [6]. Очевидно, что сегодня ситуация в силу не только временных, но и политических изменений еще более остра. Как библиотекари, всегда отстаивавшие свое профессиональное кредо, должны относиться к читателю, если он в течение нескольких дней штудирует в Интернете «Справочник вредных советов, или Руководство для террориста» (конференция rec.pyrotechnics)?

В течение последних двадцатилетий в подавляющем большинстве национальных библиотечных ассоциаций были приняты кодексы профессиональной этики [7]. Необходимость обеспечения права на беспрепятственный доступ к информации зафиксирована во всех кодексах. Например:

«…Португальские специалисты в области информации являются решительными защитниками права неограниченного доступа к информации и активно борются за его соблюдение» (Португалия, Кодекс этических норм специалистов в области информации) [7].

«…Не могут осуществлять цензуру отбора, использования или доступа к материалу путем отказа в материале исключительно по моральным, политическим, гендерным, сексуальным, расовым или религиозным соображениям…» (Австралия, Положение о профессиональной этике) [7].

Напомним, что в соответствии с хорошо известным в мире Постановлением о свободе чтения АLА библиотекари должны воздерживаться от высказывания своего мнения по поводу содержания предоставляемых материалов.

Установленные этические принципы также надежно защищают и принцип конфиденциальности информационной деятельности.

«Любая информация о личности читателя и его личных интересах, полученная библиотекарями в ходе выполнения своих профессиональных обязанностей, является привилегированной и не должна быть использована в каких-либо иных целях, кроме той, для которой она была получена, без получения на то разрешения читателя или требования, обязующего предоставить ее по закону» (Новая Зеландия, Кодекс профессионального поведения) [7].

Вместе с тем никакие нормы, сотворенные людьми, не являются вечными. Круглый стол, о котором я упомянул в начале статьи, стал одной из попыток этического самоопределения библиотекаря во вдруг начавшей меняться ситуации. Вот, например, какие вопросы были предложены для обсуждения моим коллегой из Канады:

– Должны ли библиотекари оценивать качество и достоверность официальной правительственной информации при обслуживании пользователей?

– Должны ли библиотекари при подготовке информации базироваться лишь на анализе текста источника или могут вносить свои оценочные суждения?

Точка зрения ведущего, Ф.Кёрквуда, порождена, как мне кажется, страхами своего времени. «В крайних случаях мы должны без смущения использовать слово “пропаганда” или какой-либо его эквивалент при описании документа».

Назад – к цензуре?

Противоположность принципа беспрепятственной доступности информации – ее цензурирование. Насколько принцип «беспрепятственности» к концу ХХ века вызывал всеобщее благоговение, настолько идея цензурирования – всеобщее осуждение. Бесспорно, «цензура» – это бранное слово. Оценочная нагрузка не позволяет воспринимать его как научный термин. Определения цензуры в большинстве случаев носят исторически ситуативный характер, обусловленный опытом конкретной страны. Вот как ее определяет Российский энциклопедический словарь 2001 года: «Цензура… система государственного надзора за печатью и средствами массовой информации» (С. 1744).

Напомним, что в России цензура появилась в начале XVIII века по воле Петра и носила по содержанию более духовный характер, а по форме государственный. И другой цензуры Россия не знала.

Еще более узко определяет цензуру АLА:

«Изменение в статусе доступа к материалам, сделанное органами государственной власти или их представителями. Данные изменения включают в себя исключение, ограничение, запрет или недопущение по возрасту и/или образовательному уровню» [8].

При этом АLА ведет постоянную и шумную борьбу со случаями недопущения в фонды библиотек тех или иных книг, однако как явление цензуры их квалифицировать нельзя, поскольку делается это не государственными органами,
а, как правило, общественными советами.

А вот, на наш взгляд, наиболее современное понимание цензуры [9].

«В современном понимании цензура представляет собой усилия правительственных или частных организаций, групп или отдельных лиц, направленные на то, чтобы помешать людям читать, смотреть или слушать то, что может рассматриваться как опасное для правительства или вредное для общественной морали». [9]

В этом смысле цензура как явление приобретает общечеловеческий характер, ибо всегда существуют в той или иной степени организованные группы лиц (активное меньшинство), которое хочет навязать большинству свои представления о добродетели путем вмешательства в информационную коммуникацию. Это могут быть как государственные органы, так и различные политические, религиозные, национальные, культурные и т.п. объединения граждан. Наиболее изученный в истории случай – это цензура государственная, которая является неизменным атрибутом тоталитарных, идеократических обществ. В обществах либеральных всегда делаются попытки цензурирования со стороны негосударственных образований. В публичных библиотеках США политику комплектования, как правило, определяет Совет доверенных лиц (The Board of Trustees). Это выборные представители местного сообщества, которые ответственны перед ним, так как библиотека содержится на средства общественных фондов потребления. Однако нередки случаи, когда, например, местные феминистские организации оказывают активное давление на Совет и на руководство библиотеки с целью исключения из фондов тех или иных книг. Распространена подобная ситуация и применительно к различного рода сексуальным меньшинствам.

Обсуждение проблем цензуры актуально сегодня по двум причинам. Первая,
о которой мы уже говорили, – глобальные геополитические и идеологические изменения, происходящие в мире, в том числе и катализированные событиями
11 сентября. Другая причина – новые возможности, которые предоставляют электронные коммуникационные сети, и прежде всего Интернет. Проблема фильтрации информации в электронных сетях – одна из самых дискуссионных сегодня. По этому вопросу существует много литературы. Для Совета Европы в 1998 году был подготовлен специальный доклад «Свобода выражения и информационные коммуникационные сети», на основании которого были приняты «Руководящие принципы для европейской культурной политики. Публичный доступ и свобода выражения в организациях и учреждениях культуры» [10]. В частности, в них сформулировано:

«Использование руководством мест общественного доступа программных систем фильтрации, предусматривающих блокирование доступа к информации определенного характера, является недопустимым нарушением права человека на свободный доступ к информации» [10].

Однако данные принципы не могут поставить точку в решении вечной проблемы. За фильтрацию информации в Интернете активно выступают многие общественные организации, а в ряде штатов США (Коннектикут, Флорида, Мэриленд, Нью-Джерси) уже приняты соответствующие законы.

Библиотеки – необходимый социальный институт любого общества. При всем многообразии видов их деятельности, каждой библиотеке присущ инвариантный набор функций – информационных, просветительских, досуговых, образовательных. Иерархия этих функций всегда подвижна в зависимости от времени и места действия библиотеки (историческая эпоха и страна). В США в течение последних 20–30 лет, а в России в течение немногих последних приоритет отдавался информационным функциям. Однако сегодня все чаще высказывается мысль, что библиотека не должна ограничиваться ролью информационного посредника. Поворот в сторону активной, культуросозидающей, просветительской роли библиотек в какой-то мере зафиксирован уже в Манифесте ЮНЕСКО о публичных библиотеках (1994). Ежегодно приезжает на Крымские конференции проф. В.Н.Волченко с целью убедить библиотекарей, что в современном мире публичная библиотека должна выступать в роли информационного шлюза, оценочно отфильтровывая разрушительную информацию…

Ж.П.Сартр утверждал, что поскольку общество находится в беспрестанном движении, то порой, отстав, можно неожиданно для себя оказаться впереди. Может, это и будут как раз наши библиотекари?

И вновь, оглядываясь на события 11 сентября, хочется спросить:

Вся информация для всех – есть ли это абсолютное благо?

1. http://2001.novayagazeta.ru/nomer/2001/67n/n67n-s24.shtml.

2. http://www.zavet.ru/news/news010916.htm.

3. The Daily Telefrag, http://biz.dtf.ru/?mode=id&year=2001&month=09&day=21&id=15.48.20&tpl=prn.

4. http://yabloko.penza.com.ru/SMI/PR_OBZ/190901.html.

5. http://2001.novayagazeta.ru/nomer/2001/67n/n67n-s24.shtml.

6. Информационно-библиотечная сфера: международные акты и рекомендации. М., 2001. С.149.

7. Библиотечная этика в странах мира.
СПб., 2002.

8. Информационно-библиотечная сфера: международные акты и рекомендации. М., 2001.

9. Фитцсиммонс Р. Цензура, интеллектуальная свобода, библиотечное дело и демократическое государство//Цензура: история и современность. Вып. 1. СПб., 2001.

10. Информационно-библиотечная сфера: международные акты и рекомендации. М., 2001.

 * WTC – World Trade Center, привычная для американцев аббревиатура – Всемирный торговый центр.

 ** MGS2 – название компьютерной игры.