Я мечтала читать газету...

Это была четвертая школа, где я принимала библиотеку. Фонд – с нуля. Школа – новаторская, с авторскими программами. На дворе – 91-й год. Никакой ясности ни в политике, ни в истории, ни в жизни. В профессиональной периодике о новых школах ни слова. Не говоря уж о библиотеках.

Первый год пролетел в попытках собрать приличный и современный фонд и понять что-то в передовых педагогических течениях. К весне я казалась себе Змеем Горынычем: три головы, чтобы думать про все сразу, и дым из ушей. Господи, хоть бы где почитать или у кого спросить... Есть же люди – умные, понимающие в этой жизни и новой педагогике.

И вот в августе 92-го получаю приглашение на презентацию новой педагогической газеты – «Первое сентября». Главный редактор – Симон Соловейчик. Конечно, пойду!

На презентации говорят не просто о новой газете, а еще о ряде приложений. Посылаю записку: «Нет ли в ваших планах приложения для школьных библиотек? Очень нужно!» Соловейчик со сцены просит подойти по окончании. Подхожу. Расспрашивает, чего хочу, зачем, какие проблемы.

– Напишите-ка мне об этом поподробнее, – говорит он в заключение.

Обещала. Но не сделала. Сначала никак не писалось, а потом текучка заела. А потом его не стало. Осталась любимая газета и множество приложений. Я с завистью смотрела, как забегают в библиотеку учителя: «Моя газета есть?» И однажды, осенью 97-го, написала в «ПС» письмо Артему Соловейчику. О том, как трудно работать без специальной прессы. Как не может один на всю страну журнал «Библиотека» объять необъятное. И как нужна школьным библиотекам своя газета. Почему-то я мечтала читать именно газету, и именно первосентябрьскую.

Письмо получилось длинным, и ответа я не ждала. Хорошо, если вообще дочитают. Дочитали. Любезный голос секретаря Татьяны пригласил меня в редакцию к первому заместителю главного редактора Елене Борисовне Бирюковой, чтобы ответить на некоторые вопросы.

Вопросы растянулись часа на три. Улыбчивая, временами азартная, не боящаяся сказать «этого я не знаю – объясните», Елена Бирюкова покорила меня.

– Вы пишете, например, что устаревают таблицы классификации, не хватает нормативных документов для библиотек. И чем тут может помочь газета?

И я вдохновенно рассказывала, о чем мечтаю читать на страницах будущей газеты, кто бы мог написать о том и об этом… и еще об этом… и о том.

– Вот и приходите к нам делать вкладку для школьных библиотек, – неожиданно заключила Бирюкова. Я опешила. С перепугу брякнула что-то не вполне приличное типа «вы с ума сошли». А Елена Борисовна улыбается:

– Да нет вроде бы.

– Вы приглашаете неизвестного человека. А может, у меня еще и характер склочный? И — вы что, не понимаете? — я же ничего не умею в газете!

Елена Борисовна уверяла, что все получится, потому что я знаю библиотечное дело, а газетному можно научиться.

Я ушла, отказавшись. Пообещала любую помощь и поддержку тому, кто возьмется за это дело, но – на общественных началах. Я не могу бросить все и взяться за то, что наверняка провалю.

Стал приезжать в школу Александр Панфилов, тогда журналист «ПС». Сидел в библиотеке, расспрашивал о том, о сем, советовался, где брать материал для первых номеров. Это были какие-то странные встречи. Непонятно, будет ли выходить в газете вкладка или просто страничка... И куда вообще можно выйти, идя вот так, на ощупь.

Но мысль, что это нужно делать, затягивала.

И все-таки я решилась. В конце января 98-го позвонила Бирюковой: я готова попробовать. В школе перейду на полставки. А что будет, если я все провалю?

– Не провалите, – сказала Бирюкова.

И вот я в редакции. О Боже, во что я ввязалась?! В сорок один год начинать жизнь сначала! Я же в этой работе ничего не понимаю. Что такое «забрать вторую корректуру»? И где «оно» забирается? А «гранки» – это вот эти листочки? И что с ними дальше делать?

Каждый шаг объясняла мне ответственный секретарь Ирина Умнова, буквально водя меня за руку по редакции. Каждый текст читала со мной вместе Елена Бирюкова, уча меня править, писать врезы и комментарии. Как мог, помогал Саша Панфилов. Сердились корректоры и верстальщики, но терпеливо правили за меня текст, в пятый раз переверстывали полосу. Из клубов дыма в журналистской периодически доносилось: «Вот еще выдумали! Нам в газете только проблем каталожных карточек недоставало!» А потом на мое очередное «объясните, научите» объясняли, учили, помогали.

Первый номер я, страшно гордясь, показывала и родителям и сыновьям. А вот отзывов читателей – боялась. Первое письмо пришло меньше чем через две недели. («Вот это да, – сказали в редакции. – Обычно так быстро не бывает». Они еще не знали, что такое библиотекари!) Ох, как я удивилась письму Тамары Макаровны Крупецкой: ей что, правда понравилось? И это – я сделала? Ой…

А через два года мне пришлось набирать сотрудников, чтобы делать уже полноправную газету. Угадайте, что я услышала тогда от Тамары Кардановской, от Люды Суховой, от первого нашего литреда Юлии Татарченко. «Вы с ума сошли? Я же ничего не понимаю в газете! Вы-то опытный редактор, вам легко говорить “получится”. А если нет?»

Так и живем. Периодически придумываем что-нибудь новое на свою голову, а потом сами себе ужасаемся: во что мы опять ввязались?!

А все оттого, что я мечтала о газете. Я хотела ее читать и вовсе не собиралась делать. Но жизнь, видно, так устроена: если чего-то очень хочешь, ты это получишь. А уж в какой форме – это как судьба распорядится. Но уже не отвертишься: ведь хотела?