Вглядываясь в лицо

...Весной 1453 года 200-тысячное турецкое войско под предводительством султана Мехмеда II подошло к столице Византийской империи и осадило ее. 29 мая состоялся решительный штурм – и Константинополь пал. Так 550 лет назад прекратила свое существование Византийская империя. Повсюду «прошел стон при вести о тяжелой потере, которую понесло христианство с падением древнего римского города» (Г. Гельцер). Духовно-нравственную роль Третьего Рима («а четвертому не бывать») взяла на себя Москва – столица Русского государства.

Однако история распорядилась так, что мысль об имперском величии вот уже триста лет связывается в нашем сознании не с Москвой.

27 мая (по старому стилю) 1703 года молодой русский царь заложил в устье Невы новую крепость. Вокруг нее вырос город, который стал хоть и не «четвертым Римом», но столицей империи.

И вот перед нами главный майский юбиляр – город-знак, город-символ, который «так много значит» даже для тех, кто видел его только на картинках. Весь этот год проходит для многих из нас под знаком «полнощных стран красы и дива». Поэтому захотелось мне, составляя весенне-летний календарь, вглядеться в лицо Петербурга.

Лицо города – это его люди. Те, кто родился и вырос в Петербурге, учился там или воспитывался, строил его или отразил его облик, навеки запечатлел его черты, выразил его особое настроение в своем творчестве.

«Строгий, стройный вид» Петербурга памятен нам по многочисленным литературным произведениям. Вспомним, например, исторические романы Ольги Форш. Петербург так или иначе раскрывается во многих ее книгах – от «Одеты камнем» (1924) до «Михайловского замка» (1945–1946) и «Первенцев свободы» (1950–1953). А еще ею написан «Сумасшедший Корабль» – роман о плавании интеллигенции по волнам Революции.

«Сумасшедшим Кораблем» называется в книге знаменитый ДИСК – по раннереволюционному пристрастию к аббревиатурам и сокращениям так именовался в 20-х годах петроградский Дом Искусств, основанный по инициативе Максима Горького. Дом № 15 по Невскому проспекту и вправду был похож на некое подобие ковчега, населенного чистыми, нечистыми и промежуточными персонажами – писателями и прочими «работниками искусства», которым «казалось, что дом этот вовсе не дом, а откуда-то возникший и куда-то несущийся корабль». Петроград тех лет – странный, нелогичный и непредсказуемый город – подсказал автору и творческий метод, и лейтмотив романа: «От чувства непрочности и напряжения обычных будней уж не было, и сама жизнь стала вовсе не тем или иным накоплением фактов, а только искусством эти факты прожить».

Прототипами обитателей «Корабля» стали реальные люди – когда-то молодые, полуголодные, кипящие творческими идеями юноши и премудрые старцы, теперь же – почитаемые нами деятели отечественной культуры. Лишнее развлечение читателя – угадывать, «с кого списан» Ольгой Форш тот или иной портрет. Но следует помнить и то, что лица не срисованы с натуры, а преображены писательским взглядом. Автор считает себя вправе «скромно настаивать на необходимости развития у граждан воображения как начала, организующего жизнь, и множителя ее радостей». Кроме того, взгляд Ольги Форш – острый, внимательный, пристальный; она отнюдь не всегда добра к своим персонажам, да и к себе строга: известно, что в образе писательницы Доливы автор представляет себя. Такая смелость заслуживает уважения! 28 мая исполнится 130 лет со дня рождения Ольги Дмитриевны Форш (1873–1961).

Петроград революционный не затмевает для нас Петербурга серебряного века. Мы воспринимаем этот период как эпоху творческих свершений, обогативших не только отечественную, но и мировую художественную культуру. Громкие имена – всеобщее достояние – у всех на слуху. Тем больше хочется вспомнить менее известных деятелей культуры, например композитора и дирижера Николая Черепнина.

Он был учеником Н.А.Римского-Корсакова, в 1909–1918 годах преподавал в Петербургской консерватории; с 1909 по 1914 год был дирижером дягилевской антрепризы. С именем Черепнина связано начало «новой эры»: под звуки его музыки волшебница Армида – неповторимая Анна Павлова – покидала старинный гобелен и в дремотном видении являлась юноше – Нижинскому...

Русские сезоны начались с того, что Дягилев привез в Париж «Павильон Армиды» – балет Черепнина, поставленный Михаилом Фокиным на сцене Русского императорского театра в Петербурге. Современник писал: «Выступления русского балета в Париже в этом сезоне знаменуют собой начало новой эры в истории театра Франции и, пожалуй, всей Западной Европы» (А.Бенуа).

Михаил Шемякин

Удаленность от сухих канонов академизма, пренебрежительное отношение к «общественным тенденциям» и решительное уклонение от каких бы то ни было «социальных заказов» – все это обеспечило успех русскому балету и Черепнину как музыканту. Подобно многим мирискусникам, он почти верил в искусство, преображающее жизнь, видел в нем «упоительный сон»; стремился окунуться в «милое прошлое» или уйти в полусказочный гротеск. Черепнина тянуло то к «чарующему волшебству» («Павильон Армиды», 1907), то к «античной простоте» («Нарцисс и Эхо», 1911), то к познанию «русской души» (симфоническая поэма «Марья Моревна», 1909; опера «Ванька Ключник», 1932). Опера, впрочем, была написана вдали от русской земли. С 1921 года композитор жил во Франции. Именно он стал одним из основателей Русской консерватории в Париже (1925).

В популярной литературе очень мало говорится о художественном наследии Черепнина. Известно, например, что под его музыку Анна Павлова танцевала «Русскую сказку» и «Роман мумии» в декорациях Билибина, но подробностей мы не знаем... Книга Черепнина со скромным названием «Воспоминания музыканта» – библиографическая редкость, да и само имя композитора лишь недавно выплыло из-под запретов и умолчаний. 15 мая – 130 лет со дня рождения Николая Николаевича Черепнина (1873–1945).

«Самый фантастический город на свете» (определение Достоевского) порождал не только тех, кто искал гармонии в искусстве, но и тех, кто стремился к гармонии социальной, причем любым путем, пусть даже и через совершеннейший хаос. Вспомним одного из таких людей. Это участник кружка Петрашевского социалист Дмитрий Ахшарумов.

Его отец Д.И.Ахшарумов был не просто генерал – участник войны с «двумянадесять языками», он еще написал и издал в 1819 году первую теоретическую, исследовательскую книгу об Отечественной войне 1812 года. Дмитрий Ахшарумов-младший учился в Петербургском университете, по окончании которого поступил на службу в Министерство иностранных дел. Но прилежного и законопослушного чиновника из него не вышло. Начитавшись «возмутительной литературы» и общаясь с «подозрительными людьми», он стал последователем Шарля Фурье, утопического социалиста, известного критика «цивилизации» (под которой подразумевался строй, основанный на социальной несправедливости).

Посетители общедоступных «пятниц», как говорил Петрашевский, «осудили на смерть настоящий быт общественный». Судебные реформы, освобождение народа, свержение самодержавия – вот какие темы постоянно обсуждались в кружке. Пропагандист социалистических идей, активный сторонник революционных преобразований, Ахшарумов, как и другие, «напрягал все свое красноречие», рассуждая «о святости этого дела, о нашем долге спасти Отечество» (слова Ап.Майкова). 23 апреля 1849 года по делу петрашевцев было арестовано 123 человека, и Ахшарумов оказался среди тех, кого утром 22 декабря привели на расстрел.

После нечеловеческой комедии, разыгранной на Семеновском плаце, Ахшарумова приговорили к четырем годам службы в арестантских ротах. С 1851 года он служил рядовым на Кавказе, в 1856-м попал под амнистию, в 1860-х работал как санитарный врач. Книга его воспоминаний «Записки петрашевца» – это, конечно, не роман Достоевского, но серьезный и поучительный документ эпохи, достойный изучения. 19 мая исполняется 180 лет со дня рождения Дмитрия Дмитриевича Ахшарумова (1823–1910).

А вот еще одна вполне революционная фигура – наш с вами современник, художник Михаил Шемякин. Он учился в школе при Академии художеств в Ленинграде (откуда был изгнан «за равнодушие к соцреализму»), работал в Эрмитаже (такелажником), участвовал в выставках (неформальных), осваивал различные техники: живопись и графику, литографию и скульптуру. В излюбленной своей гротесковой манере выполнил он серию под названием «Карнавал Санкт-Петербурга» (1986–1989). Правда, в это время Шемякин уже не числился в питерских художниках, так как еще в начале 70-х «выбрал свободу» и переместился сперва во Францию, потом в Америку.

Теперь же, как и положено бывшему «антисоветчику», он одаривает Россию своими произведениями. Одна из самых спорных работ находится в Петропавловской крепости. Это «Петр Михайлов, сын Шемякин», он же «Петр Четвертый», он же «Медный сидень» – так называет народ императора в столь непривычном, столь неприглядном, непарадном облике. Огромная, широкая, в неестественном напряжении спина, маленькая черепашья голова, тонкие ноги – именно таким увидел Петра Великого бывший скандальный изгнанник, а ныне признанный мэтр Шемякин.

В 1993 году он получил Государственную премию Российской Федерации (и верный духу иронии, пожертвовал крупную сумму денег той самой Центральной художественной школе при Академии). Ему предоставляют лучшие архитектурные площадки и театральные сцены, приглашают на телевидение, берут интервью, но... «Я ощущаю себя рядовым солдатом на поле боя современного искусства», – говорит художник. Его революция продолжается.

Лишний штрих к портрету: в двухстах километрах от Нью-Йорка, близ городка Клаверака, Шемякин и его друзья-единомышленники создали «Музей воображения». Как это по-петербургски, не правда ли? 4 мая Михаил Михайлович Шемякин будет принимать поздравления с 60-летием.

Вот мы и перелистали майский календарь, взглянули в лицо главного юбиляра – имперского города, вспомнили о тех, кто состоялся в нем и прославил его. Осталась только одна дата, которую ни в коем случае нельзя оставить без внимания: 27 мая. Позвольте поздравить вас с профессиональным праздником, пожелать творческой молодости и хороших книг!