Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Библиотека в школе»Содержание №11/2003


КНИЖНЫЕ ПАЛАТЫ

Книга подана

Мария Порядина

Хорошая и оранжевая

Детский сборник. Статьи по детской литературе
и антропологии детства / Сост. Е.В.Кулешов, И.А.Антипова. – М.: ОГИ, 2003. – 448 с.

 

 

Тогда в Москве все-таки наступила весна. Я ехала в метро в оранжевом пиджаке. Вернее, в оранжевую клетку. И беретик у меня тоже оранжевый. Разумеется, я читала. Иногда поглядывала по сторонам – не пора ли выходить? И вот в один из таких моментов вдруг увидела встречный взгляд, обладатель которого вдруг произнес буквально следующее:

– И девочка хорошая, и книжка у нее хорошая!

С тех пор как перестала работать в школе, я выгляжу все моложе и моложе, поэтому «девочке» не удивилась. Но удивилась: откуда он знает, что книжка хорошая? Ведь ему содержания не видно!

Но тут внезапный комментатор добавил:

– Ор-ранжевая!

Улыбнулся, кивнул и вышел из вагона.

Однако, как вы уже догадались, достоинства книжки не исчерпываются цветом обложки. «Детский сборник», как назвали его составители или издатели, включает четыре десятка статей по детской, метадетской и недетской литературе, фольклору, мифологии, педагогике и... и... в общем, там еще много чего!

Детская литература изучается у нас не так давно и не слишком системно, простор для ученых штудий беспределен, предметом исследования может служить все что угодно – от baby talk до «педагогического садизма», от считалочки до солярного мифа, от Агнии Барто до Олега Григорьева. В представленном сборнике изучаются представления о грехе, стихи о стихах, побеги из дома, метафизика счета, диссидентство писателей, оформление книг, школьные сочинения, старопечатные азбуки, приемы литературной полемики, пионерские речевки, подарки Деда Мороза, художник Бенуа, писательница Чарская и персонаж Веничка Ерофеев.

Помимо сведений «для общего развития и духовного обогащения», читатель может найти в сборнике ответы на многие вопросы. почему мамы, читая детям стихи, переиначивают тексты? как «подать» школьникам повести Гайдара? стрелялся ли Арчибальд Илларионович с «известным дуэлянтом – солдатом Маркиным Василием»? Тот, кто ответит на последний вопрос, немедленно обретет чувство глубокого удовлетворения и уверенность в своем высоком предназначении – обещаю.

Если серьезно, каждая статья из четырех разделов сборника вызывает желание отклика – хочется или соглашаться с автором, или спорить с ним. Но я представлю вам лишь несколько материалов из многих, которые могут быть полезны именно тем, кто ведет практическую работу с книгой и школьником.

Статьи первого раздела «Ребенок в ритуале, педагогике и литературе» освещают несколько вполне обрядовых ситуаций – поднесение папеньке и маменьке поздравительных стишков, прием в пионеры, празднование Нового года (материалы Е.В.Душечкиной, С.Г.Леонтьевой, А.В.Хромовой). Но, хоть ситуации и разные, есть нечто, что делает их сходными: обратившись к ритуалу, педагогика немедленно впадает в невероятную банальность. Именно в случае с детьми (которые, в отличие от «играющих» взрослых, обязаны по умолчанию «переживать» явление Деда Мороза всерьез) красота первоисточника (мифа) теряется из виду, остается ежегодно повторяющаяся схема. Ее можно «обыграть», но нельзя прочувствовать, нельзя искренне «пережить». Переводя рассуждение в бытовой план, призываю: давайте пересмотрим новогодние сценарии и прекратим похищать Снегурочку!

Несказанно опечалило меня сообщение А.Ю.Веселовой «Историческое прошлое в сочинениях школьников на вольную тему». Боже, как грустна наша Россия! Дети всерьез пишут письма Деду Морозу и имеют совершенно дикие представления даже о том, что ежедневно обсуждается у нас в печати и по ТВ. Вот фрагмент школьного сочинения: «Под вечер, ложась спать, царь услышал под окном сначала чьи-то шаги, а потом приглушенные голоса. Он выглянул в окно, но ночь была темной, и он ничего не увидел. Пожав плечами, Николай уже собирался ложиться, но тут окно распахнулось и в комнату ворвались двое неизвестных. Угрожая ему пистолетом, они заставили царя подписать отречение от престола. Той же ночью царскую семью тихо отвезли за город». Хоть смейся, хоть плачь! И мы еще обсуждаем школьные реформы, изменения в учебных программах... Не реформировать надо, а менять, немедленно и радикально! Повернуть школьника лицом к самым азам: лошади кушают овес и сено, Волга впадает в Каспийское море... А то и будут заговорщики по ночам в царские окошки прыгать!

В разделе «Детская книга: история и рецепция» Т.А.Круглякова и М.Л.Лурье (статья «Что перепутал художник?») задаются весьма серьезным вопросом: какие права есть у художника, оформляющего книгу для младшего возраста? Полет творческой фантазии иногда уводит иллюстратора слишком далеко от текста. А ребенок воспринимает прочитанное и увиденное в единстве и огорчается, увидев несоответствие сказанного нарисованному. Авторы статьи убеждены: «Картинка, соотнесенная с фрагментом текста, должна соответствовать его содержанию», поэтому Сивка-бурка или «зайчик серенький» по определению не могут быть белого цвета, а если в тексте упоминается зубной порошок, не следует вместо него рисовать зубную пасту в тюбике. Пока же такие казусы обычны для детской книжки, нам – руководителям детского чтения – следует учитывать возможность их появления.

К вопросу об издательской культуре хочется обратиться и по прочтении следующей статьи Т.А.Кругляковой – «Модификации стихотворений в детской книге и в материнском прочтении». Причины, поводы и механизмы «материнского» переиначивания читаемых детям стишков, в общем, вполне понятны и объяснимы. Но вот отсутствие серьезной текстологической подготовки изданий, произвольное обращение с авторскими текстами, публикация «исправленных», искаженных, невыверенных вариантов – издательская гнусность, с которой потребитель пока не может (а часто и не хочет) бороться. И здесь нам есть над чем поработать.

Название третьего раздела выглядит вполне традиционно: «История русской детской литературы». Тем интереснее увидеть в нем нетрадиционные подходы к известным текстам и необычные интерпретации привычных сюжетов. Например, А.П.Ефремов рассматривает «Школу» Аркадия Гайдара как повесть с евангельским сюжетом. Обращаясь к художественному миру того же Гайдара, Е.В.Кулешов возвращается к концепции «двоемирия», основанного на слиянии фольклорной и романтической образности.

А.Н.Акимова предлагает по-новому взглянуть на коллизии, представленные в стихотворении Э.Багрицкого «Смерть пионерки». В самом деле, если вчитаться в текст, отбросив известный по советской школе стереотип, можно заметить, что марш пионерских отрядов («заслоняют свет они») отнюдь не похож на шествие благих сил («даль черным-черна»), а мать Валентины – не отсталая носительница «поповского мракобесия», а женщина, страдающая в безуспешной попытке спасти дочь силой материнской и христианской любви.

Кстати, если дать наблюдениям
А.Н.Акимовой некоторое развитие, можно заметить, что сюжетно-образный ряд стихотворения во многом совпадает с каноническими картинами, например, от Матфея: «От шестого же часа тьма была по всей земле...» (ср.: «даль черным-черна»); «и земля потряслась; и камни расселись» (ср.: «чтоб земля суровая кровью истекла»); «и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли» (ср.: «но в крови горячечной поднимались мы, но глаза незрячие открывали мы...»); так что участь Валентины как «жертвы вечерней» на фоне разгула стихий и «бешенства ветров» раскрывается в абсолютно «антисоветском» контексте, а образ матери обретает черты поистине евангельские.

Вы сами видите, что некоторые представленные в сборнике статьи мне так и хочется дополнить, «домыслить». Вот еще один интересный материал. Б. Хеллман, отвергая традиционный взгляд на «Городок в табакерке» как на «урок механики для детей», предлагает варианты «социологического» и «аллегорического» прочтения этого произведения (в первом случае «мальчики-колокольчики оказываются простым народом, они – угнетенные крестьяне», во втором «Миша – образец общественной совести писателя-гражданина, всегда ищущего правды»). Однако от исследователя почему-то «ушел» наиболее близкий читателю-ребенку смысл. Ведь в «Городке...» представлены два подхода к воспитанию детей: индивидуальный (Миша, его любящий родитель, свобода личного познания) и массовый (мальчики-колокольчики, жестокие дядьки-молоточки, тотальная несвобода коллектива).

Конечно, в опубликованных работах есть и спорные моменты, и откровенные промахи. Так, А.П.Ефремов («Эволюция представлений о грехе в детской литературе») со всей серьезностью замечает в адрес Марины Москвиной: «Герои, неспособные к нравственному выбору и вместе с тем социально безопасные из-за своей пассивности, – это, если угодно, открытие...» Так и хочется напомнить исследователю, что подобные герои регулярно встречаются в русской литературе – то поодиночке ( в виде «лишнего человека» или «маленького человека»), а то и целыми сообществами (например, в пьесах Чехова). К тому же, вписанность в такого рода традицию совершенно не умаляет достоинств Марины Москвиной.

Впрочем, если статья вызывает желание поспорить, это, в сущности, неплохо: у читателя просыпается мысль – значит, автор достиг цели.

К сказанному можно добавить, что сборник иногда прямо-таки провоцирует не просто работу мысли, а желание начать самостоятельную научную деятельность! Тут и там на его страницах рассеяны прелестнейшие наблюдения, каждое из которых можно развернуть в отдельное исследование. Например, вскользь замечается, что «любое произведение детской литературы» тяготеет к «роману воспитания» (М.С.Костюхина. «Огни большого города»). «...Буквально все, что пишется о пограничниках, может рассматриваться в качестве детской литературы» (П.А.Клубков. «На посту пограничник стоит...»)

Оцените хотя бы такой, вполне проходной эпизод (Т.А. Круглякова. «Модификации стихотворений...»). Пятилетний (!) мальчик над маршаковским «Вот какой рассеянный» размышляет, как «надо теперь читать» (!) строчки про Ленинград, и находит невероятно убедительный, со всех сторон «жизненный» вариант: «А с платформы бу-бу-бу: это город Петербург!» Можно делать выводы и о психологии пятилетнего читателя, и об уровнях восприятия литературного текста, и о проблеме культурно-исторического контекста, и о фонетике стихотворения и способах рифмовки...

Возвращаясь к сборнику, следует отметить, что в нем очень хорош не только уровень, но и общий тон исследовательских работ. Молодые критики, литературоведы, педагоги не пресмыкаются перед авторитетными предшественниками и не пытаются ниспровергнуть их – держатся солидно, корректно и элегантно.

Кроме того, каждая статья снабжена неплохим и очень полезным списком литературы. Это важно для тех, кто заинтересовался конкретной темой и хочет расширить свой кругозор, чтобы использовать найденное в своей практической деятельности.

Тираж «Детского сборника» – 2000 экземпляров. Возможно, у вас есть шанс эту книжку приобрести. Очень рекомендую! Даже если у вас в городе нет метро, а в гардеробе – оранжевого пиджака, все равно... книжка-то хорошая!