Музыка в библиотеке
Александра Швец, Ольга Громова
Встреча вторая
Композитор свечи
Не бойтесь, дети, там, где
Гайдн, не может случиться
ничего плохого.
Й.Гайдн. Высказывание во время осады
г. Вены наполеоновскими войсками
И опять пятница. С утра в библиотеке
звучат записи музыки Йозефа Гайдна. Мы
обсуждаем... проблемы наших музыкальных встреч. В
проеме двери возникает охранник.
– Вот она, наша проблема номер один,
в дверях стоит, – кивает Вера Васильевна, – опять
сегодня дольше всех сидеть будем. Надо раньше
начинать...
– Да, я уже имела разговор с Дашиным
папой. Мол, дочка застряла в школьной библиотеке,
домой не уведешь... Придумали музыку до семи
вечера, а уроки?!
– А еда? Будем мы их чаем поить? Все же
после уроков. Но жевать под музыку… Нет, нельзя.
– А можно я попробую на все
ответить? – вмешивается вдруг молоденькая
девушка, библиотекарь Ксюша, – по-моему, надо
сделать так...
Ее прерывает пронзительная трель
свистка и стук физкультурного мяча об пол. Все
это сопровождается топотом и радостным гиканьем.
В библиотеку врываются старшеклассники и наш
известный Витька:
– Матч сборных девятых–десятых! –
с ходу начинает он. Увидев учителей,
библиотекарей, ребят, охранника, Витька потише
вопрошает физрука: – Футбол будет?
Услыхав утвердительный ответ,
отбегает и уже оттуда, издалека, громко свистит.
Мы хохочем:
– ты у нас сегодня главный солист
оркестра.
– Чего?
А Ксюша тем временем продолжает, будто
не заметив:
– Задерживаться нельзя. Ну, может,
до семи. Все же завтра выходной. Дверь держим
настежь, вдруг кому-то надо уйти. Всем родителям
сообщим объявлением, что в пятницу работает клуб.
Если тем, кто придет, будет интересно, то уходить
посреди звучания музыки не будут. А потом, если
уйдут, может быть, вернутся, пусть сначала 2–3
человека.
Вдруг гаснет свет. Опять перебои с
электричеством. Привычно находим и зажигаем
свечи. Проигрыватель смолк. Зато в коридоре
раздается «свирепый и свободный клич команчей».
Там же свист физкультурного свистка и бодрое
ритмичное постукивание по деревянному стулу
«солистов» из компании Витьки. «Витька – рэп, это
чтоб не спали»...
– Вот вам и Гайдн, – тихо говорит
кто-то.
– Постойте, это тоже «Гайдн»! –
восклицает Вера Васильевна. – Давайте дождемся
электричества. И надо не забыть пригласить
Витьку «сотоварищи»... и со свистком. У Гайдна про
все это есть! И свистки, и кошачьи концерты, и
свечи...
Наконец зажегся свет, позвали
недовольного Витьку. Слушаем. Александра
Сергеевна начинает рассказывать, будто с
середины.
– Однажды Гайдн, едва ли не на спор,
стремясь развлечь гостей своего хозяина князя
Эстерхази, накупил на соседней ярмарке целую
корзину игрушек, свистулек-«кукушек»,
свирелей-«соловьев» и трещоток. Гайдн изучил
возможности своего приобретения и... написал
замечательно забавную симфонию «Детскую». Там
все игрушки наравне со «взрослыми»
инструментами играют в оркестре. Солировала в
качестве генерал-баса очень важная
«кукушка»-свистулька.
И в зрелом
возрасте Гайдн продолжал быть веселым отважным
ребенком-экспериментатором. Чувство юмора
никогда ему не отказывало. Спустя много лет Гайдн
гастролировал в Англии. Он заметил слушателей,
засыпавших на медленных и тихих частях его
симфоний. Специально для таких «дремлющих» он
ввел в плавных, нежных фрагментах громкие,
внезапные (и оправданные) всплески мелодии
оркестра вдобавок со звуком особых
барабанов-литавр. Слушатели просто подпрыгивали
на месте. Но потом, быстро взяв себя в руки, сони
важно и благостно кивали в такт нежной музыке. А
Гайдн потихоньку веселился...
Библиотека наполнилась задорными,
переливающимися звуками «Детской симфонии».
Закачались, закружились, поскакали качели,
карусели, лошадки, понеслись в перезвоне
бубенцов, трещоток. Все перемешалось нежным
звучанием мелодий симфонических инструментов.
Они будто улыбались навстречу детскому шуму
свистков.
– Австрийский композитор Франц Йозеф
Гайдн родился 31 марта 1732 г. в Нижней Австрии, в
местечке Рорау, а умер 31 мая 1809 г. в Вене. Он все
умел доводить до совершенства, до конца – будь то
работа или обстоятельства жизни. Гайдн умел
учиться и терпеть. Итогом его жизни стало более
тысячи музыкальных произведений и мировое
признание творчества гения... Ему было шесть лет,
когда выяснилось, что у мальчика удивительный
голос – дискант. Поэтому Йозеф стал служить
певчим в церковном хоре г. Хайнбурга, а затем и в
Вене, в капелле главного храма города – собора
святого Стефана. С тех пор всю свою жизнь Гайдн
учился и зарабатывал себе деньги сам с шести лет.
Сын каретного мастера не мог рассчитывать на
систематическое образование. В Хайнбурге, да и в
Вене ценилось только хорошее пение музыкального
мальчика Йозефа. Но когда голос стал ломаться,
Гайдна просто вышвырнули на улицу. Он скитался,
голодал, нищенствовал, но не переставал учиться и
самостоятельно сочинять музыку. О возвращении
домой Гайдн даже не помышлял. Но как учиться, у
кого? Да у всех и каждого! У школьного учителя, у
скрипача бродячего струнного ансамбля, у своих
более осведомленных сверстников. Гайдн впитывал
все как губка: красоту природы и готической
архитектуры старинных городов, народные мелодии
и научные знания. В том числе читал он и труды
сына великого Иоганна Себастьяна Баха,
Вильгельма Фридемана Баха, и других крупных
теоретиков музыки. Никто не хотел давать
бесплатных уроков юному оборвышу. Возможно
поэтому музыка Гайдна так самобытна. Но Гайдн
почти мальчик, и он еще растет. Постоянное
чувство голода – вот что сопровождало его почти
всю молодость.
Пройдут годы, десятилетия, века, и
Йозефа Гайдна назовут основателем нового
направления в музыке – венской классики.
Вспоминая юность, Йозеф Гайдн писал в
автобиографических заметках, что «удостоился
милости изучить основы искусства сочинения у
знаменитого господина Порпоры... При этом не было
недостатка в обзывании меня ослом, олухом,
плутом, в тычках в бок; но я все сносил терпеливо,
ибо извлекал большую выгоду из указаний Николы
Порпоры в области пения, композиции и
итальянского языка».
Снова гаснет свет, смолкает в темноте
музыка.
– Ой, – вдруг восклицает Ксюша, –
это же тот самый Иосиф, слуга Порпоры, из романа
Жорж Санд «Консуэлло»? Моя мама очень любит этот
роман.
– И моя бабушка тоже, – вдруг
«возникает» Витька.
– А ты откуда знаешь про бабушку? –
наперебой спрашивают молодцы Витькиной
компании.
– Я все про нее знаю. Мы друзья. Она у
меня спортивная. Вместе через заборы лазили
кошек пугать, их «концерты» разгонять. Она
озорная, – говорит Витька.
Зажегся свет. Зазвучала нежная,
трепетная мелодия одного из восемнадцати
квартетов Гайдна.
– Тогда было принято домашнее
музицирование. Профессиональное,
полупрофессиональное, совсем
непрофессиональное. Отец Гайдна прекрасно пел и
умело сочетал ремесло каретника со службой
приходским пономарем. Мать Гайдна – кухарка в
имении Рорау – пела. отец где-то научился играть
на арфе, обожал играть на органе в своей церкви. И
дома постоянно звучала разная музыка. Маленький
Йозеф с поразительной точностью отбивал такт как
дирижер и тоже пел... Наверное, в своих сочинениях
и во время скитаний Гайдн вспоминал родной дом.
Но ничто не могло оторвать его от желания
учиться. Гайдн обладал очень ладной натурой:
простой, но приятной внешностью, небольшим
ростом, покладистым неунывающим характером и...
чудовищным неустанным трудолюбием. Неуемный
характер Гайдна проявлялся в своеобразных
выходках. В то время Вена была полна живой
музыкой днем и ночью. Однажды Гайдн с
друзьями-музыкантами пел и играл серенаду под
окнами прекрасной дамы. Из соседнего дома
выскочил взволнованный мужчина... оказавшийся
директором знаменитого венского театра. Он едва
поверил, что этот неказистый юноша и есть автор
такой необыкновенной музыки. Результатом явился
заказ на оперу «Кривой Бес». Музыка имела
колоссальный успех, а Гайдн – небольшую кучку
золотых. Последнее было очень кстати, и он
посчитал себя богатым как Крез. Вдруг некий
важный вельможа под личиной «Кривого Беса»
усмотрел пародию на самого себя. Экая жалость –
оперу запретили. Зато веселиться молодежи не
могли запретить! На улицах то здесь, то там
звучали простонародные вальсы и лендлеры
Австрии, венгер-
ские чардаши, песни славян и цыганские напевы.
Друзья Гайдна, отыграв хорошую музыку, бежали на
перекресток. Пряча медяки по карманам, они шустро
и громко бренчали всякую чепуху. Из окон кричали
жильцы и швыряли в них что попало, бродячие певцы
упоенно распевали… и все – кто во что горазд!
«Кошачий концерт», терзавший уши жителей,
удавался на славу! Дружно играли, дружно орали,
дружно убегали от стражи, но... в разные стороны.
Вот почему необходим был именно перекресток!
А временами Гайдн хотел уйти в монастырь,
чтобы хоть раз наесться досыта.
В начале 50-х годов XVIII в. он написал
первую мессу. Веселую. Она вызвала столько
нападок при жизни композитора: дескать, музыка
для церковной службы не может быть веселой!
Это кощунство!
Сам Гайдн отвечал на это: «Когда я
думаю о Боге, то мое сердце так полно радости, что
ноты бегут у меня словно с веретена. И так как Бог
дал мне веселое сердце, то пусть уж он простит
меня, что я служу ему весело!»
В 1759 г. Йозеф Гайдн поступил по
рекомендации знакомого к графу Максимилиану
Морцину, имевшему большой вес при венском дворе.
Для капеллы в 12 человек Гайдн писал
дивертисменты, маленькие симфонии, и все шло
успешно. По условиям службы у графа Морцина
музыканты его придворной капеллы не имели права
заводить семью. Но Гайдн решил жениться. Его
возлюбленная – одна из дочерей придворного
парикмахера Келлера – вдруг ушла в монастырь.
Тогда Гайдн посватался к старшей и... страшно
проиграл. Мария Анна Келлер обладала сварливым
нравом, сорила деньгами и абсолютно ни во что не
ставила своего гениального супруга:
заворачивала в ноты еду, рвала их на полоски для
папильоток. Гайдн не получил семейного очага. И
когда даже его веселый, терпеливый и
трудолюбивый нрав не выдержал, он попросту
сбежал от скандальной жены. После того как граф
Морцин распустил капеллу, Гайдн поступил на
службу к известному меценату – старому князю
Эстерхази. Его преемник, молодой князь Николай
Эстерхази, очень уважал свое «приобретение».
Княжеский оркестр, певцы – и никаких
житейских проблем. Такие условия службы не
всякому композитору были доступны, даже в XIX, даже
в ХХ веке. В 60-х годах XVIII в. такое положение
«принадлежности, композитора своего хозяина»,
являлось привычным, даже наилучшим. Гайдн имел
возможность экспериментировать с мелодиями,
формами произведений в «своем» оркестре и
понятия не имел о своей популярности. А между тем
его сочинения играли во всем свете. Как писал
Стендаль, «от Мексики до Калькутты, от Неаполя до
Лондона и от предместья Перы до салонов Парижа».
Он приглядывался к реакциям оркестрантов на свои
музыкальные новшества, наблюдал за слушателями,
прислушивался к мнению своего хозяина, весьма
даровитого князя Николая Эстерхази.
В музыке Гайдна чувствовался мирный,
устойчивый оптимистический характер. Была у него
еще одна симфония, о которой ходило множество
разных слухов, от анекдотов до трагических
историй. Ее принято называть «Прощальной», или
«Симфонией со свечами». У каждого оркестранта на
пюпитре по традиции и теперь зажигают свечи.
Музыканты в последней части – Адажио – гасят по
очереди свои свечи на пюпитрах и уходят со сцены.
Музыка замирает дуэтом скрипок в свете двух
последних свечей, еле слышимых, точно ручеек.
Одна из версий гласит, будто бы однажды князь
Николай не отпускал из Эстерхаза своих
музыкантов к их женам. Гайдн присочинил столь
необычный конец к своей «Прощальной симфонии»,
желая намекнуть хозяину об отпуске, о том, что
оркестранты устали. Князь Николай, говорят, понял
и оценил все верно.
Однако едва ли весь смысл симфонии
умещается в таком забавном объяснении. Через
несколько десятилетий другой великий
композитор, Роберт Шуман, скажет о финале
«Прощальной»: «...И никто не смеялся при этом, так
как было не до смеха...» Может быть, Гайдн все-таки
тяготился ролью «обожаемого раба». Тридцать лет
ежедневного многочасового упорного труда.
Монотонная, нелегкая жизнь! И вот новый поворот
украсил ее течение – дружба с другим гением
музыки – молодым В.А.Моцартом. Композиторы очень
высоко ценили и поддерживали музыку друг друга.
Они ревностно пропагандировали ее, и оба без
зависти, без злобы продолжали учиться. И каждый
считал другого гением. А вот встреча с молодым
Бетховеном Гайдну принесла одни неприятности!
Они совершенно не поняли друг друга. И Гайдн
назвал музыкального бунтовщика «Великим
Моголом», вероятно, за огромный темперамент. Умер
князь Николай Эстерхази Великолепный. И
композитор, чувствовавший себя любимым рабом,
писавший «...я несчастное созданье!.. постоянная
измученность работой, очень редкие часы
отдыха...», получил, наконец, ежегодную пенсию в
тысячу флоринов и... новую зависимость – от
наследника. Однако новый князь Эстерхази, Антон,
распустил капеллу, оставив себе только часть
музыкантов. Гайдну стало нечего делать. Тут-то и
подвернулось предложение о гастролях в Англии.
Новое положение давало Гайдну возможность
почувствовать себя совершенно свободным.
Контракт требовал от него соблюдения
определенных условий, но это не шло ни в какое
сравнение с его прежним существованием. Гайдна
отговаривали. Моцарт боялся за него. Провожая
Гайдна, говорил будто чувствует, что это наше
последнее «прости»... И оказался прав! Через год
Вольфганг Амадей Моцарт умер... Эта смерть
произвела ужасное впечатление на Гайдна.
В Лондоне Гайдну было поначалу тяжело
– светские обязанности, шум, сутолока большого
города. Но всеобщее признание, известность
восторг от его музыки поддерживали композитора
чрезвычайно. Ведь такой отзыв общественности
относился лично к нему, к его музыке, а не к его
блестящему хозяину-князю. Все это очень
воодушевляло композитора. Он написал новый цикл
симфоний. В Оксфорде Гайдн получил звание
доктора музыки... и с юмором описывал в письмах
свое стеснение от необходимости носить
докторскую мантию и шапочку с кисточкой в
течение трех дней.
После
возвращения обратно в Вену Гайдн устроился в
небольшом уютном доме на окраине города. На свои
деньги он мог бы безбедно и скромно существовать.
Однако старый композитор снова предпринимает
гастрольную поездку в Лондон. В целом он провел в
Англии три года и получил королевское
приглашение остаться. Но почтительно отклонил
его и вернулся окончательно в Вену. Следствием
его путешествия стало невероятное событие:
старый человек, сложившийся композитор коренным
образом и полностью изменил свой музыкальный
язык, формы и образы произведений. Казалось, его
изобретательности не будет конца. Гайдн создал
циклы «Парижских» и «Лондонских» симфоний, в
которых утверждаются классические
закономерности этого жанра. В других его
симфониях замечательная уравновешенность,
серьезность соседствуют с юмором,
лирико-драматическими картинами. Их дополняют
различные музыкальные сюрпризы, неожиданности,
розыгрыши. Все как в жизни. Он создает симфонии
«Курица», «Часы», «Школьный учитель», «Медведь».
Но есть и «Траурная», «Страдание», «Прощальная».
Светские оратории и духовные произведения
поражают своей философичностью весь мир.
Знамениты оратории «Времена года», «Сотворение
мира»... В 1802 г. на первом концерте петербургского
филармонического общества впервые прозвучала
перед восхищенными русскими слушателями
оратория «Сотворение мира». Тогда была
отчеканена медаль в честь Гайдна. Сохранилось
письмо, собственноручно написанное великим
композитором, с благодарностью к русским
музыкантам за оказанную ему честь.
Творческий путь длиною в пятьдесят лет
и тысячу произведений подходил к концу. Шла эпоха
наполеоновских войн. Вдова и сын Моцарта
отмечали концертом день рождения Гайдна в 1808
году. В зале собралось более полутора тысяч
человек. Гайдн был слаб, его носили в кресле.
Овации слушателей, поклоны, объятия дирижера
концерта Антонио Сальери. Восторг всех
присутствующих – от князей до прочей публики –
довел Гайдна до слез. Он прочувствованно
благодарил оркестр, а богатые дамы укутывали
своими драгоценными мехами и шалями больного
великого старца. Когда Гайдна собирались уносить
домой, он остановил процессию и благословил
коллег-оркестрантов, вызвав новую бурю слез и
восторга. Через два месяца Гайдна не стало. Он сам
сочинил себе эпитафию: «Veni, scripsi, vixi». «Пришел,
писал, жил». Вот так. Жил.
Отзвучала музыка. Молчим, думаем. В
дверях, в просвете фигура...?! Охранник.
– Смотри, – шипит шестиклассница
Женя, – как призрак статуи Командора.
– Какой призрак? – отзывается Лиза.
– как сама статуя!
– Да нет же! – спорит эрудитка. – Это у
Пушкина статуя. А в опере Моцарта «Дон Жуан» –
призрак!
– Да? – изумляется Лиза. – А я не помню.
Девочки благодарят, прощаются и
уходят.
– Про что это девчонки спорили? –
спрашивает Витька.
Кажется, я знаю, что будет звучать в библиотеке
на будущей неделе. |