Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Библиотека в школе»Содержание №22/2003


РАБОТА С ЧИТАТЕЛЯМИ

Музыка в библиотеке

Александра Швец, Ольга Громова

Встреча вторая

Композитор свечи

Не бойтесь, дети, там, где
Гайдн, не может случиться
ничего плохого.

Й.Гайдн. Высказывание во время осады г. Вены наполеоновскими войсками

И опять пятница. С утра в библиотеке звучат записи музыки Йозефа Гайдна. Мы обсуждаем... проблемы наших музыкальных встреч. В проеме двери возникает охранник.

– Вот она, наша проблема номер один, в дверях стоит, – кивает Вера Васильевна, – опять сегодня дольше всех сидеть будем. Надо раньше начинать...

– Да, я уже имела разговор с Дашиным папой. Мол, дочка застряла в школьной библиотеке, домой не уведешь... Придумали музыку до семи вечера, а уроки?!

– А еда? Будем мы их чаем поить? Все же после уроков. Но жевать под музыку… Нет, нельзя.

– А можно я попробую на все ответить? – вмешивается вдруг молоденькая девушка, библиотекарь Ксюша, – по-моему, надо сделать так...

Ее прерывает пронзительная трель свистка и стук физкультурного мяча об пол. Все это сопровождается топотом и радостным гиканьем. В библиотеку врываются старшеклассники и наш известный Витька:

– Матч сборных девятых–десятых! – с ходу начинает он. Увидев учителей, библиотекарей, ребят, охранника, Витька потише вопрошает физрука: – Футбол будет?

Услыхав утвердительный ответ, отбегает и уже оттуда, издалека, громко свистит. Мы хохочем:

– ты у нас сегодня главный солист оркестра.

– Чего?

А Ксюша тем временем продолжает, будто не заметив:

– Задерживаться нельзя. Ну, может, до семи. Все же завтра выходной. Дверь держим настежь, вдруг кому-то надо уйти. Всем родителям сообщим объявлением, что в пятницу работает клуб. Если тем, кто придет, будет интересно, то уходить посреди звучания музыки не будут. А потом, если уйдут, может быть, вернутся, пусть сначала 2–3 человека.

Вдруг гаснет свет. Опять перебои с электричеством. Привычно находим и зажигаем свечи. Проигрыватель смолк. Зато в коридоре раздается «свирепый и свободный клич команчей». Там же свист физкультурного свистка и бодрое ритмичное постукивание по деревянному стулу «солистов» из компании Витьки. «Витька – рэп, это чтоб не спали»...

– Вот вам и Гайдн, – тихо говорит кто-то.

– Постойте, это тоже «Гайдн»! – восклицает Вера Васильевна. – Давайте дождемся электричества. И надо не забыть пригласить Витьку «сотоварищи»... и со свистком. У Гайдна про все это есть! И свистки, и кошачьи концерты, и свечи...

Наконец зажегся свет, позвали недовольного Витьку. Слушаем. Александра Сергеевна начинает рассказывать, будто с середины.

– Однажды Гайдн, едва ли не на спор, стремясь развлечь гостей своего хозяина князя Эстерхази, накупил на соседней ярмарке целую корзину игрушек, свистулек-«кукушек», свирелей-«соловьев» и трещоток. Гайдн изучил возможности своего приобретения и... написал замечательно забавную симфонию «Детскую». Там все игрушки наравне со «взрослыми» инструментами играют в оркестре. Солировала в качестве генерал-баса очень важная «кукушка»-свистулька.

Рисунок Елены СуховерховойИ в зрелом возрасте Гайдн продолжал быть веселым отважным ребенком-экспериментатором. Чувство юмора никогда ему не отказывало. Спустя много лет Гайдн гастролировал в Англии. Он заметил слушателей, засыпавших на медленных и тихих частях его симфоний. Специально для таких «дремлющих» он ввел в плавных, нежных фрагментах громкие, внезапные (и оправданные) всплески мелодии оркестра вдобавок со звуком особых барабанов-литавр. Слушатели просто подпрыгивали на месте. Но потом, быстро взяв себя в руки, сони важно и благостно кивали в такт нежной музыке. А Гайдн потихоньку веселился...

Библиотека наполнилась задорными, переливающимися звуками «Детской симфонии». Закачались, закружились, поскакали качели, карусели, лошадки, понеслись в перезвоне бубенцов, трещоток. Все перемешалось нежным звучанием мелодий симфонических инструментов. Они будто улыбались навстречу детскому шуму свистков.

– Австрийский композитор Франц Йозеф Гайдн родился 31 марта 1732 г. в Нижней Австрии, в местечке Рорау, а умер 31 мая 1809 г. в Вене. Он все умел доводить до совершенства, до конца – будь то работа или обстоятельства жизни. Гайдн умел учиться и терпеть. Итогом его жизни стало более тысячи музыкальных произведений и мировое признание творчества гения... Ему было шесть лет, когда выяснилось, что у мальчика удивительный голос – дискант. Поэтому Йозеф стал служить певчим в церковном хоре г. Хайнбурга, а затем и в Вене, в капелле главного храма города – собора святого Стефана. С тех пор всю свою жизнь Гайдн учился и зарабатывал себе деньги сам с шести лет. Сын каретного мастера не мог рассчитывать на систематическое образование. В Хайнбурге, да и в Вене ценилось только хорошее пение музыкального мальчика Йозефа. Но когда голос стал ломаться, Гайдна просто вышвырнули на улицу. Он скитался, голодал, нищенствовал, но не переставал учиться и самостоятельно сочинять музыку. О возвращении домой Гайдн даже не помышлял. Но как учиться, у кого? Да у всех и каждого! У школьного учителя, у скрипача бродячего струнного ансамбля, у своих более осведомленных сверстников. Гайдн впитывал все как губка: красоту природы и готической архитектуры старинных городов, народные мелодии и научные знания. В том числе читал он и труды сына великого Иоганна Себастьяна Баха, Вильгельма Фридемана Баха, и других крупных теоретиков музыки. Никто не хотел давать бесплатных уроков юному оборвышу. Возможно поэтому музыка Гайдна так самобытна. Но Гайдн почти мальчик, и он еще растет. Постоянное чувство голода – вот что сопровождало его почти всю молодость.

Пройдут годы, десятилетия, века, и Йозефа Гайдна назовут основателем нового направления в музыке – венской классики. Вспоминая юность, Йозеф Гайдн писал в автобиографических заметках, что «удостоился милости изучить основы искусства сочинения у знаменитого господина Порпоры... При этом не было недостатка в обзывании меня ослом, олухом, плутом, в тычках в бок; но я все сносил терпеливо, ибо извлекал большую выгоду из указаний Николы Порпоры в области пения, композиции и итальянского языка».

Снова гаснет свет, смолкает в темноте музыка.

– Ой, – вдруг восклицает Ксюша, – это же тот самый Иосиф, слуга Порпоры, из романа Жорж Санд «Консуэлло»? Моя мама очень любит этот роман.

– И моя бабушка тоже, – вдруг «возникает» Витька.

– А ты откуда знаешь про бабушку? – наперебой спрашивают молодцы Витькиной компании.

– Я все про нее знаю. Мы друзья. Она у меня спортивная. Вместе через заборы лазили кошек пугать, их «концерты» разгонять. Она озорная, – говорит Витька.

Зажегся свет. Зазвучала нежная, трепетная мелодия одного из восемнадцати квартетов Гайдна.

– Тогда было принято домашнее музицирование. Профессиональное, полупрофессиональное, совсем непрофессиональное. Отец Гайдна прекрасно пел и умело сочетал ремесло каретника со службой приходским пономарем. Мать Гайдна – кухарка в имении Рорау – пела. отец где-то научился играть на арфе, обожал играть на органе в своей церкви. И дома постоянно звучала разная музыка. Маленький Йозеф с поразительной точностью отбивал такт как дирижер и тоже пел... Наверное, в своих сочинениях и во время скитаний Гайдн вспоминал родной дом. Но ничто не могло оторвать его от желания учиться. Гайдн обладал очень ладной натурой: простой, но приятной внешностью, небольшим ростом, покладистым неунывающим характером и... чудовищным неустанным трудолюбием. Неуемный характер Гайдна проявлялся в своеобразных выходках. В то время Вена была полна живой музыкой днем и ночью. Однажды Гайдн с друзьями-музыкантами пел и играл серенаду под окнами прекрасной дамы. Из соседнего дома выскочил взволнованный мужчина... оказавшийся директором знаменитого венского театра. Он едва поверил, что этот неказистый юноша и есть автор такой необыкновенной музыки. Результатом явился заказ на оперу «Кривой Бес». Музыка имела колоссальный успех, а Гайдн – небольшую кучку золотых. Последнее было очень кстати, и он посчитал себя богатым как Крез. Вдруг некий важный вельможа под личиной «Кривого Беса» усмотрел пародию на самого себя. Экая жалость – оперу запретили. Зато веселиться молодежи не могли запретить! На улицах то здесь, то там звучали простонародные вальсы и лендлеры Австрии, венгер-
ские чардаши, песни славян и цыганские напевы. Друзья Гайдна, отыграв хорошую музыку, бежали на перекресток. Пряча медяки по карманам, они шустро и громко бренчали всякую чепуху. Из окон кричали жильцы и швыряли в них что попало, бродячие певцы упоенно распевали… и все – кто во что горазд! «Кошачий концерт», терзавший уши жителей, удавался на славу! Дружно играли, дружно орали, дружно убегали от стражи, но... в разные стороны. Вот почему необходим был именно перекресток!

Рисунок Елены СуховерховойА временами Гайдн хотел уйти в монастырь, чтобы хоть раз наесться досыта.

В начале 50-х годов XVIII в. он написал первую мессу. Веселую. Она вызвала столько нападок при жизни композитора: дескать, музыка для церковной службы не может быть веселой!

Это кощунство!

Сам Гайдн отвечал на это: «Когда я думаю о Боге, то мое сердце так полно радости, что ноты бегут у меня словно с веретена. И так как Бог дал мне веселое сердце, то пусть уж он простит меня, что я служу ему весело!»

В 1759 г. Йозеф Гайдн поступил по рекомендации знакомого к графу Максимилиану Морцину, имевшему большой вес при венском дворе. Для капеллы в 12 человек Гайдн писал дивертисменты, маленькие симфонии, и все шло успешно. По условиям службы у графа Морцина музыканты его придворной капеллы не имели права заводить семью. Но Гайдн решил жениться. Его возлюбленная – одна из дочерей придворного парикмахера Келлера – вдруг ушла в монастырь. Тогда Гайдн посватался к старшей и... страшно проиграл. Мария Анна Келлер обладала сварливым нравом, сорила деньгами и абсолютно ни во что не ставила своего гениального супруга: заворачивала в ноты еду, рвала их на полоски для папильоток. Гайдн не получил семейного очага. И когда даже его веселый, терпеливый и трудолюбивый нрав не выдержал, он попросту сбежал от скандальной жены. После того как граф Морцин распустил капеллу, Гайдн поступил на службу к известному меценату – старому князю Эстерхази. Его преемник, молодой князь Николай Эстерхази, очень уважал свое «приобретение».

Княжеский оркестр, певцы – и никаких житейских проблем. Такие условия службы не всякому композитору были доступны, даже в XIX, даже в ХХ веке. В 60-х годах XVIII в. такое положение «принадлежности, композитора своего хозяина», являлось привычным, даже наилучшим. Гайдн имел возможность экспериментировать с мелодиями, формами произведений в «своем» оркестре и понятия не имел о своей популярности. А между тем его сочинения играли во всем свете. Как писал Стендаль, «от Мексики до Калькутты, от Неаполя до Лондона и от предместья Перы до салонов Парижа». Он приглядывался к реакциям оркестрантов на свои музыкальные новшества, наблюдал за слушателями, прислушивался к мнению своего хозяина, весьма даровитого князя Николая Эстерхази.

В музыке Гайдна чувствовался мирный, устойчивый оптимистический характер. Была у него еще одна симфония, о которой ходило множество разных слухов, от анекдотов до трагических историй. Ее принято называть «Прощальной», или «Симфонией со свечами». У каждого оркестранта на пюпитре по традиции и теперь зажигают свечи. Музыканты в последней части – Адажио – гасят по очереди свои свечи на пюпитрах и уходят со сцены. Музыка замирает дуэтом скрипок в свете двух последних свечей, еле слышимых, точно ручеек. Одна из версий гласит, будто бы однажды князь Николай не отпускал из Эстерхаза своих музыкантов к их женам. Гайдн присочинил столь необычный конец к своей «Прощальной симфонии», желая намекнуть хозяину об отпуске, о том, что оркестранты устали. Князь Николай, говорят, понял и оценил все верно.

Однако едва ли весь смысл симфонии умещается в таком забавном объяснении. Через несколько десятилетий другой великий композитор, Роберт Шуман, скажет о финале «Прощальной»: «...И никто не смеялся при этом, так как было не до смеха...» Может быть, Гайдн все-таки тяготился ролью «обожаемого раба». Тридцать лет ежедневного многочасового упорного труда. Монотонная, нелегкая жизнь! И вот новый поворот украсил ее течение – дружба с другим гением музыки – молодым В.А.Моцартом. Композиторы очень высоко ценили и поддерживали музыку друг друга. Они ревностно пропагандировали ее, и оба без зависти, без злобы продолжали учиться. И каждый считал другого гением. А вот встреча с молодым Бетховеном Гайдну принесла одни неприятности! Они совершенно не поняли друг друга. И Гайдн назвал музыкального бунтовщика «Великим Моголом», вероятно, за огромный темперамент. Умер князь Николай Эстерхази Великолепный. И композитор, чувствовавший себя любимым рабом, писавший «...я несчастное созданье!.. постоянная измученность работой, очень редкие часы отдыха...», получил, наконец, ежегодную пенсию в тысячу флоринов и... новую зависимость – от наследника. Однако новый князь Эстерхази, Антон, распустил капеллу, оставив себе только часть музыкантов. Гайдну стало нечего делать. Тут-то и подвернулось предложение о гастролях в Англии. Новое положение давало Гайдну возможность почувствовать себя совершенно свободным. Контракт требовал от него соблюдения определенных условий, но это не шло ни в какое сравнение с его прежним существованием. Гайдна отговаривали. Моцарт боялся за него. Провожая Гайдна, говорил будто чувствует, что это наше последнее «прости»... И оказался прав! Через год Вольфганг Амадей Моцарт умер... Эта смерть произвела ужасное впечатление на Гайдна.

В Лондоне Гайдну было поначалу тяжело – светские обязанности, шум, сутолока большого города. Но всеобщее признание, известность восторг от его музыки поддерживали композитора чрезвычайно. Ведь такой отзыв общественности относился лично к нему, к его музыке, а не к его блестящему хозяину-князю. Все это очень воодушевляло композитора. Он написал новый цикл симфоний. В Оксфорде Гайдн получил звание доктора музыки... и с юмором описывал в письмах свое стеснение от необходимости носить докторскую мантию и шапочку с кисточкой в течение трех дней.

Рисунок Елены СуховерховойПосле возвращения обратно в Вену Гайдн устроился в небольшом уютном доме на окраине города. На свои деньги он мог бы безбедно и скромно существовать. Однако старый композитор снова предпринимает гастрольную поездку в Лондон. В целом он провел в Англии три года и получил королевское приглашение остаться. Но почтительно отклонил его и вернулся окончательно в Вену. Следствием его путешествия стало невероятное событие: старый человек, сложившийся композитор коренным образом и полностью изменил свой музыкальный язык, формы и образы произведений. Казалось, его изобретательности не будет конца. Гайдн создал циклы «Парижских» и «Лондонских» симфоний, в которых утверждаются классические закономерности этого жанра. В других его симфониях замечательная уравновешенность, серьезность соседствуют с юмором, лирико-драматическими картинами. Их дополняют различные музыкальные сюрпризы, неожиданности, розыгрыши. Все как в жизни. Он создает симфонии «Курица», «Часы», «Школьный учитель», «Медведь». Но есть и «Траурная», «Страдание», «Прощальная». Светские оратории и духовные произведения поражают своей философичностью весь мир. Знамениты оратории «Времена года», «Сотворение мира»... В 1802 г. на первом концерте петербургского филармонического общества впервые прозвучала перед восхищенными русскими слушателями оратория «Сотворение мира». Тогда была отчеканена медаль в честь Гайдна. Сохранилось письмо, собственноручно написанное великим композитором, с благодарностью к русским музыкантам за оказанную ему честь.

Творческий путь длиною в пятьдесят лет и тысячу произведений подходил к концу. Шла эпоха наполеоновских войн. Вдова и сын Моцарта отмечали концертом день рождения Гайдна в 1808 году. В зале собралось более полутора тысяч человек. Гайдн был слаб, его носили в кресле. Овации слушателей, поклоны, объятия дирижера концерта Антонио Сальери. Восторг всех присутствующих – от князей до прочей публики – довел Гайдна до слез. Он прочувствованно благодарил оркестр, а богатые дамы укутывали своими драгоценными мехами и шалями больного великого старца. Когда Гайдна собирались уносить домой, он остановил процессию и благословил коллег-оркестрантов, вызвав новую бурю слез и восторга. Через два месяца Гайдна не стало. Он сам сочинил себе эпитафию: «Veni, scripsi, vixi». «Пришел, писал, жил». Вот так. Жил.

Отзвучала музыка. Молчим, думаем. В дверях, в просвете фигура...?! Охранник.

– Смотри, – шипит шестиклассница Женя, – как призрак статуи Командора.

– Какой призрак? – отзывается Лиза. – как сама статуя!

– Да нет же! – спорит эрудитка. – Это у Пушкина статуя. А в опере Моцарта «Дон Жуан» – призрак!

– Да? – изумляется Лиза. – А я не помню.

Девочки благодарят, прощаются и уходят.

– Про что это девчонки спорили? – спрашивает Витька.

Кажется, я знаю, что будет звучать в библиотеке на будущей неделе.