Коренная тайность Павла Бажова

У экскурсоводов в залах Эрмитажа для потока туристов раз и навсегда заведена скучная песня про «безвестных мастеров из простого народа», которые своими трудовыми руками то и дело создавали небывалую царскую роскошь. А кругом лепнина, да позолота, да паркеты наборные, и вазы каменные стоят – и малахит, и яшма, и чего только нет... Все как положено – и резьба, и полировка, и «прожилочки видны», благо пыль-то с них смахивают... Поглазеет турист, головой покивает – да, мол, большая штуковина – да и прочь пойдет и все рассказы про уральских мастеров забудет.

Так-то и Бажова нынче почти позабыли: вспомнят, кивнут – и мимо. Привыкли как-то думать – да, мол, был такой писатель, ну – детские сказки сочинял: каменный цветок там у него, Данила-мастер, Медной горы хозяйка... Уж если и издают ныне Бажова, так в обложке непременно зеленого цвета, с нарисованными прожилочками, вроде как «под малахит», только и всего.

Немало вредит Бажову и имидж советского классика: нынешний читатель таковых не любит. Ведь в самом деле «Малахитовая шкатулка» получила Сталинскую премию, причем не когда-нибудь, а в войну, в сорок третьем году; в сорок четвертом Бажову дали орден Ленина, после войны избрали депутатом Верховного Совета – в общем, активно продемонстрировали всенародную любовь и признание... Мало того, вся трудовая биография Бажова как нарочно подогнана под идеал «советского писателя», удачно и своевременно порвавшего с «наследием царского прошлого». Он родился-то «при старом режиме» – в 1879 году, при нем же вырос, выучился, «вышел в люди» – стал народным учителем. А в восемнадцатом году записался в коммунисты, винтовку взял и пошел воевать за Советскую власть, да еще редактировал фронтовую газету, писал очерки, рассказы.

И к «Малахитовой шкатулке» он шел постепенно. «Уральские были», что вышли книгой в середине двадцатых, и автобиографическая «Зеленая кобылка» оказались как бы подступами к главному, к тому, что захватило Бажова на всю оставшуюся жизнь. Первые сказы «Шкатулки» напечатаны в 1936 году, премию получили, как уже было сказано, в середине войны. Но работу над сказами Бажов не прекратил и до конца дней своих пополнял «Шкатулку» сокровищами.

Каковы же главные драгоценности «Малахитовой шкатулки»?

Во-первых, точно найденная манера повествования – то, что принято называть «сказом»: имитация свободного монолога, как бы развернутого ответа на чей-то вопрос, на просьбу рассказать о старых временах. Рассказчик – будто и сам из уральских старожилов, человек знающий, всегда готовый вспомнить «занятный случай», да неспроста, а «на примету людям», умеющий и развеселить слушателя, и на ум наставить: «Так-то, милачок! Работа – она штука долговекая. Человек умрет, а дело его останется. Вот ты и смекай, как жить-то».

Во-вторых – временная и территориальная привязанность, топографическая конкретность, обеспечивающая мощное впечатление не правдоподобия даже, а подлинности, настоящести рассказываемого: «В те годы Верхнего да Ильинского в помине не было. Только наша Полевая да Сысерть... И деревень в нашей стороне – один Косой Брод». И персонажи действуют совершенно реальные, которых на заводах старые люди помнят: «Был в Полевой приказчик Северьян Кондратьич. Ох, и лютой, ох и лютой!» Да еще как бы нарочно для тех, кто на уральских заводах не бывал, припомнит рассказчик другого кого, познаменитее, вроде «француза Фабержея», который у царя «по подарочным делам». Так что, читая, не думаешь о «реализме как художественном методе», а только веришь рассказчику, у которого твердое правило: «Чего не знаю, того не знаю, придумывать не согласен. Привычки к этому нет».

В-третьих же – удивительно живая мифология, сюжеты и персонажи которой уверенно вписаны в общенародную, если так можно выразиться, систему ценностей. И мифология эта не общеславянская, а локальная: нет здесь ни бога-громовика, ни «скотьего бога», зато присутствует малахитница – владычица горных недр, Великий Полоз – хозяин подземных богатств и земляная кошка с огненными ушами. Причем и эти персонажи тоже конкретны в мельчайших подробностях своего воплощения: по следу Полоза замерзает земля, слезы горной хозяйки превращаются в «медный изумруд», кошкины уши-огни спасают девчонку от волков.

И «низовые» персонажи – не водяные и лешие, не анчутки да кикиморы, а рыжая плясунья Огневушка, Голубая змейка и очаровательная бабка Синюшка, умеющие злого человека наказать, а доброго порадовать.

Причем в сказах Бажова представлена именно мифология, а не унылое суеверие, давным-давно не имеющее никакого отношения к древним магическим представлениям. «А разговоры эти, какой камень здоровье хранит, какой сон оберегает, либо там тоску отводит и протча, это все, по моим мыслям, от безделья рукоделье, при пустой беседе язык почесать, и больше ничего».

Очарование сказов Бажова еще и в том, что они по-честному народны. И не в том народность, что девки в сарафанах ходят, и не в том, что «симпатии автора на стороне угнетенного класса» – извините! советский ведь писатель! сколько подобных истин вещали нам авторы предисловий! – а в том, что картина мира, отношение к добру и злу, общие нравственные установки – все это у Бажова совсем такое же, как в народных древних сказках, и не такое, как в школьных учебниках. Например, навязшее в зубах «добро побеждает зло» относится к «адаптированным» сказкам, включенным в бесчисленные хрестоматии для детского чтения. Там, как правило, злодеев на радостях прощают и отпускают на все четыре стороны. В тех же сказках, которые не обработаны методистами, дело обстоит несколько иначе: побеждает не добро, а справедливость. Там-то злую мачеху какую-нибудь, разоблачив ее злодейства, тоже пускают на четыре стороны – но привязав к диким коням... Прямо скажем, добро-то выходит с кулаками!

То же и у Бажова. Если «гораздому, да удалому, да простой душе» – так бабка Синюшка «красной девкой обернется да сама своими рученьками человеку подаст» богатство-то, а если «из собак собака» приказчик Северьян Кондратьич, прозвищем Убойца – так превратит его Хозяйка горы в каменную глыбу: снаружи «малахит первосортный», а внутри «все пустая порода».

Под сюжетом традиционной былички вечно сквозит у Бажова мировая культура.

Вот абсолютно «детский» текст – недаром его и в школьную программу включали: «Серебряное копытце». Все там по-людски: и дед – «мастер сказки сказывать», и бедная сиротка, типичная сказочная героиня, умница да рукодельница, и сказочный козлик, награждающий девочку как бы «за веру в чудо», – стало быть, писатель «учит нас верить в чудеса», только и всего. И за привычным «методическим подходом» не видим мы двойного дна этой незатейливой истории.

Посмотришь «реалистически» – увидишь картину быта русского народа до революции, когда девчонка-сирота «по шестому году» уже вовсю хозяйничала: «в избе прибирала, похлебку да кашу варила», да при этом и «на лыжах-то маленько умела», и рассудительность оказывала.

Копнешь поглубже – и увидишь, что за обыденным миром открывается еще один. Козлик-то не просто сказочный персонаж, а представитель матерой дохристианской древности, олицетворение производительных сил матери-природы, которым поклонялись наши предки и почитали в образе козла (или быка, лося, оленя). И камни-самоцветы – только символ ускользающей и недоступной вечной красоты, богатство человека не в «камушках», а в возможности побывать на границе двух миров, ощутить их единство. И не кому попало даруется эта возможность, а старику и девочке, которые и сами открыты миру, не имеют в нем корысти, не агрессивны и не трусливы, а кроме того – способны к эстетическому восприятию открывающихся им явлений.

А посредницей между двумя мирами служит восхитительная кошка Муренка: звонкая, как балалайка, хранительница очага и домашняя учительница правды («пр-равильно говоришь, пр-равильно!»), мастерица по части мышей ловить и собеседница Серебряного копытца.

Вот вам и двоемирие, и романтическая ирония! Видать, хорошие учителя были у паренька с Урала.

Но главная драгоценность «Шкатулки», которая вечнее и дороже даже писательского таланта, – это язык. Не стиль, не манера, не прекрасное умение разбираться в художествах разного рода, а просто русский язык: словесная россыпь.

Язык «Малахитовой шкатулки» – результат сложного и тонкого взаимодействия между талантами, присущими лично Бажову, и той культурно-исторической средой, в которую он с рождения был погружен. Не зря молодой учитель все каникулярные дни проводил в пеших странствиях по Уралу, беседуя с людьми, наблюдая за работой мастеров, отыскивая в словах и делах «коренную тайность», которую «не продают, а добром отдают, только не всякому». Не случайно признанный писатель не уставал рыться в старинных книгах, даже в технических словарях, чтобы найти там одно-единственное слово, необходимое для образной убедительности повествования.

Бажов работал со словами, как мастер-сталевар, которому хочется досконально выяснить, «от какой руды крепость прибавляется, от какой гибкость». Потому и речь его так точна и выразительна: слова и сами по себе хороши, и поставлены удачно. Потому и писательская его работа не просто развлекает и не только учит, но и «самую высокую красоту дает поглядеть». И «Малахитовая шкатулка» – не покрытый пылью музейный экспонат цвета зеленой тоски, а живая и теплая книга.

Потому я с таким удовольствием только что ее перечитала. И вам желаю такого же удовольствия, благо и повод есть. 27 января исполняется 125 лет со дня рождения Павла Петровича Бажова.