Календарь круглых дат
Надежда Коган
О грусти и радости
Владимир Владимирович Набоков,
Международный день танца
Я о грусти моей расскажу в песне,
потому, что петь значит плакать;
я о радости моей расскажу в танце,
потому что танцевать значит смеяться.
Андалусская песня
Рассказ о Владимире Владимировиче
Набокове – это и вправду повествование о
грустной песне.
Он родился в Санкт-Петербурге 22
апреля 1899 года – в один день с Шекспиром и
через 100 лет после Пушкина, как он любил
подчеркивать, а свою родословную довольно
выразительно описал в автобиографическом романе
«Другие берега».
Дед писателя был министром юстиции при
Александре III, а отец – известный юрист, один из
лидеров (наряду с Павлом Николаевичем Милюковым)
Конституционно-демократической (кадетской)
партии, член Государственной Думы.
Набоков-старший в быту был англоманом,
Владимира в семье называли на английский манер –
Лоди и английскому языку обучили прежде
русского.
В 1911 году Владимира отдали в одно из
самых дорогих учебных заведений России –
Тенишевское училище, хотя оно и славилось
сословным либерализмом.
Сразу же после октябрьского
переворота, в ноябре 1917 года, Набоков-старший
отправил семью в Крым, а сам остался в столице,
надеясь, что еще можно предотвратить
большевистскую диктатуру. Вскоре он
присоединился к семье и вошел в Крымское краевое
правительство как министр юстиции.
Набоковы через Турцию, Грецию и
Францию добрались до Англии. В том же 1919 году
Владимир стал студентом Кембриджского
университета, вначале специализируясь по
энтомологии, затем сменив ее на словесность. В
1922-м он с отличием его закончил.
Казалось бы, на удивление
благополучная биография в те времена, когда
рушились старинные дворянские роды, когда
наследники обширных российских поместий
работали таксистами и швейцарами в Париже и
Харбине. Однако сын англомана, студент Кембриджа,
пишет в 1919 году:
П.П.Кончаловский. «Кармен». Опера
Ж.Бизе. Эскиз костюмов. 1945 г.
Будь со мной прозрачнее и проще:
у меня осталась ты одна.
Дом сожжен и вырублены рощи,
где моя туманилась весна,
где березы грезили и дятел
по стволу постукивал... В бою
безысходном друга я утратил,
а потом и родину мою.
И во сне я с призраками реял,
наяву с блудницами блуждал,
и в горах я вымыслы развеял,
и в морях я песни растерял.
А теперь о прошлом суждено мне
тосковать у твоего огня.
Будь нежней, будь искреннее.
Помни,
ты одна осталась у меня.
12 ноября 1919
Он жил в Германии, Франции, зарабатывая
на жизнь уроками английского и французского,
тенниса, составлением шахматных задач и
кроссвордов. В 1922 году на одном из эмигрантских
собраний был убит его отец, заслонивший собой
П.Н.Милюкова от выстрела монархиста (по другим
версиям – фашиста). Это поколебало религиозное
чувство Владимира Набокова, а в дальнейшем он
демонстративно подчеркивал свой атеизм, хотя
многие страницы его прозы противоречат этому.
В Берлине Набоков прожил до 1937 года,
затем, опасаясь преследований фашистских
властей, переехал в Париж, а в 1940 году эмигрировал
в в США, где вел научную работу (по энтомологии),
преподавал в Корнеллском университете в Итаке
(штат Нью-Йорк); с 1959 г. проживал в Швейцарии, где и
умер. Печататься начал с 1910-х гг., быстро
выдвинувшись в первые ряды русской эмигрантской
литературы (писал под псевдонимом В.Сирин); в США
начал писать на английском языке, переведя
многие собственные произведения с одного языка
на другой. Америку он воспринял как землю
обетованную. Много лет спустя, в интервью 1969 года,
Набоков объяснится ей в любви: «Америка –
единственная страна, где я чувствую себя
интеллектуально и эмоционально дома». За
двадцать лет жизни там написаны романы «Истинная
жизнь Себастьяна Найта» (1941), «Другие берега» (1951
– на английском; 1954 – на русском), «Пнин» (1957).
Роман «Лолита» (1955), написанный там же,
– о двенадцатилетней американской «нимфетке»,
ставшей «смертоносным демоном» для
сорокалетнего Гумберта, – принес ему мировую
славу, а также деньги. Именно о нем он написал:
Какое сделал я дурное дело,
и я ли развратитель и злодей,
я, заставляющий мечтать мир целый
о бедной девочке моей?
О, знаю я, меня боятся люди,
и жгут таких, как я, за волшебство,
и, как от яда в полом изумруде,
мрут от искусства моего.
Но как забавно, что в конце абзаца,
корректору и веку вопреки,
тень русской ветки будет колебаться
на мраморе моей руки.
1959, Сан-Ремо
В 1960 году Владимир Набоков
возвращается в Европу и поселяется в Швейцарии,
выбрав курортное местечко Монтрё, в студенческие
годы поразившее его «совершенно русским запахом
здешней еловой глуши».
Наследие его великолепно,
разнообразно, романы Набокова часто содержат
фантастические элементы, иногда это антиутопии),
его язык просто гипнотизирует читателя
богатством красок и оттенков.
Однако Евгений Евтушенко в своем эссе
«Владимир Набоков («Строфы века») очень точно
заметил: «Набоков – блистательный мастер, может
быть, слишком блистательный, как блещут
хирургические инструменты, лязгая на холодном
мраморном столе в операционной. В его творчестве
есть нечто от висячих садов Семирамиды, чьи корни
питаются не родной почвой, а самим воздухом, у
которого нет родины. Набоков был энтомологом и
шахматистом, и это тоже заметно в его творчестве.
Слова он накалывает, как бабочек на булавки, или
двигает их, как шахматы, рассчитывая все на много
ходов вперед. Когда Белла Ахмадулина навестила
Набокова в Швейцарии перед его смертью, он
сказал:
– А жаль, что я не остался в России,
уехал.
Жена Набокова покачала головой:
– Но ведь тебя наверняка бы там
сгноили в лагерях.
И вдруг Набоков покачал головой:
– Кто знает, может быть, я выжил бы...
Зато потом я стал бы совсем другим писателем и,
может быть, гораздо лучшим...»
А теперь о радости. 29 апреля –
Международный день танца. Это праздник,
который позволяет людям говорить на одном языке
– языке ТАНЦА. Каждый год всемирно известные
танцоры и хореографы пишут «Послание»,
посвященное этому дню. Вот одно из таких
посланий:
Мир танца – это сад, может быть, не
очень большой, но бесконечно высокий и
бесконечно глубокий. В нем есть место для
каждого. Устанавливайте свои собственные
правила, чтобы нарушать их, чтобы находить новые
чувства, новые реальности, новые измерения.
Иржи Килиан, хореограф. 2000
Что такое танец? Ритмические движения
под музыку? Завораживающие пляски шамана? Феерия
«Лебединого озера»?
И то, и другое, и третье. Зажигательные
испанские танцы были известны еще в античном
Риме. А сегодня мы, услышав мелодию Кумпарситы,
чувствуем и видим то же, что и древнеримский поэт:
Та, что под звук кастаньет бетийских
ходила игриво
И под гадесский напев ловко умела плясать,
Так что и Пелий старик взбодрился б и муж бы
Гекубы
У погребальных костров Гектора горе забыл...
Марциал. Эпиграммы.
Книга зрелищ, IV
Романтические балеты революционного
XIX века «Корсар» и «Эсмеральда» до сих пор
воспламеняют сердца зрителей, а удивительные
сказки, созданные гением М.И.Петипа, и сегодня
волнуют нас, унося в волшебную страну музыки и
полета…
Именно в танце встречаются музыка,
литература, культурология, театр и философия.
Неудивительно, что замечательный фантаст
И.Ефремов в своих романах так вдохновенно
описывал танцы – воплощение красоты, пластики
тела, ритмов человеческой жизни и движения
звезд...
|