Слово

Александр Панфилов

Поговорим об интересном

Уж чего-чего, а суеты слов в нашей школьной жизни больше, чем надо. Зачем же в специальной вкладке для наших деловитых, заваленных работой читателей такая странная рубрика?
Слово – такое разное: случайно оброненное и выстраданное, тихое, о самом заветном, и – слово-хрип, слово-крик, слово-ураган, дабы достучаться. Слово за слово – разговор. Не перетирание или перемывание, а страдание и сопереживание, радость от общения с единомышленниками и удивление инакомыслию.
Наша новая рубрика рождается, как сказал ее автор, из тоски по сердечному и простому разговору «за жизнь», о чем-то главном, о чем хочется говорить без суеты. Такой мы видим рубрику «Слово».

Всякий человек рождается одиноким.

Родившись, он начинает знакомиться с миром, людьми. Сначала – с мамой, папой. Потом – с родными и близкими. Потом – с чужими, незнакомыми, которые по прошествии времени становятся знакомцами, друзьями, близкими. Или не становятся.

Есть понятие своего круга. Свой круг – это когда интересно вместе.

Припоминается – Зинаида Гиппиус любила собирать у себя литераторов и философов. Выходил в домашних тапочках из своего кабинета Дмитрий Мережковский. Гиппиус лорнировала новичков. Смотрела испытующе. Как бы примеривалась. Наконец говорила: «Ну а теперь давайте говорить об интересном…»

То, что она называла «интересным», сейчас у многих вызовет улыбку. Полная и беззаветная сосредоточенность на жизни духа кажется несовременной. А если и не так, то несовременным кажется сам стиль того общения. Он и мне кажется несовременным, иногда – просто забавным. И не то чтобы сейчас не до этого, нет. Тут другое. Пережитое нами время страшных потерь и разочарований заставляет сомневаться в существовании каких-то абсолютных ценностей. Или, во всяком случае, в возможности сформулировать их человеческими словами. «Последние истины» вызывают опасение. Все вокруг (похоже, от отчаяния) превращают свои жизни в театр, напропалую иронизируют, цитируют чужие тексты… И при этом – в шуме и многолюдье – страдают от одиночества. И хочется освободиться от всего этого. Хочется «своего круга». Хочется, чтобы можно было «об интересном». Но не по-гиппиусовски. А просто, очень просто.

Эта рубрика, кажется, и рождается из тоски по сердечному и простому разговору. Но не об инфляции, коррупции и террористах. А о главном, самом главном, что только может быть в жизни. Другое дело, что на высотах все равно не удержишься. Если все время о «самом главном», то и получится как раз по-гиппиусовски – когда не проясняешь «самое главное», а заговариваешь его. Появляется свой словарь, свои интонации, свои ходовые сюжеты – непосвященному тут делать нечего. Есть в этом что-то неприятное, почти отталкивающее.

Но «самое главное», если к нему относиться спокойно, без истерики, все равно обрастает «злобой дня», контекстом, ибо, как там ни крути,
а живем-то мы в мире с инфляцией, коррупцией и террористами, и это напрямую касается каждого из нас. Никуда не денешься. Главное – избежать в разговоре об этом базарных интонаций, которые превращают все в бессмысленный раздраженный «треп». В такой стилистике все мы, кажется, уже «натрепались» по горло.

Всегда любопытно наблюдать, как знакомятся два человека. Как знать, быть может, в недалеком будущем им суждено стать близкими друзьями, но пока они очень осторожно нащупывают «точки пересечения». Нащупав же, пытаются выяснить, насколько это «пересечение», насколько возможен диалог. И вот проясняются черты лица, теплеют взгляды, речь становится раскованнее и непринужденнее.

Хорошо бы, чтобы в нашем случае произошло именно так. Впрочем, и не столь уж фатально мы незнакомы. С «БШ» я дружу давно (да собственно, с момента ее рождения на свет Божий) и одну вещь, которая нам одинаково близка, знаю наверняка. Это – книги, литература. Не так мало в нашей родной стране, два века жившей под знаком литературы. Литература определяла в ней абсолютно все – до такой степени, что, когда Василий Розанов в 1918 году назвал ее главным гробовщиком отечества, почти все с ним согласились. Похоже, он был прав, только речь шла не об отечестве, а об одной из его преходящих внешних форм.

И, в общем, что бы там ни пророчили умники о конце литературы, все их аргументы оказываются на поверку липовыми. Народ снова читает – это видно невооруженным глазом. И что особенно радостно – снова читает молодежь. Вот, кстати, и первая возможная тема для разговора – пора ли нам устраивать поминки по литературе или мы имеем дело с интерпретацией известного сюжета, в котором прозвучала замечательная фраза «Встань и иди»? Ну да, я говорю о воскрешении Лазаря.

А следующие темы потянутся цепочкой.

Проблема не в темах; проблема – в монотонности, в том самом заговаривании. Монотонность все губит.

Вот мой сын собирается в 7-й класс. Жизнь его обновилась почти неузнаваемо. Он поменял место жительства, он будет учиться в хорошем лицее. Он – в эйфории. Обсуждает со мной новые курсы, удивляется лицейской системе, размышляет над тем, какую специализацию выберет. А я, изображая ответную радость, мудро и печально думаю о том, останется ли он таким же через полгода. Или – хоть чуть-чуть таким же. Возраст не прибавляет оптимизма. Слишком много историй за спиной начиналось с похожего горения, «задыхания» и ожиданий «неба в алмазах», а кончилось… Да нет, особенных катастроф не было, но вот очень-очень жаль этого первоначального веселого «задыхания», которое убила рутина. Та самая монотонность, вовремя не распознанная. Бывает, и «свой круг» распадается из-за этого.

Вывод из всего этого прост – в наших разговорах попытаемся монотонности избежать.

И это замечательно получится, если разговор окажется диалогом. Да и то сказать – нынешняя эпоха дидактических монологов не любит. И правильно делает.