Своя полка

Александр Панфилов

Культовый постмодерн

На вопросы, которые задает библиотекарю юный читатель, нужно отвечать. Между тем среди этих вопросов попадаются довольно каверзные. Вот мы и предлагаем переадресовывать такие вопросы нам, а мы будем стараться их «снимать». Это предложение не стеснено никакими возрастными, временными или географическими рамками, ограничение тут лишь одно — речь должна идти о литературе.

Открывая новую рубрику, надеемся, что она окажется полезной для библиотекаря. Да, библиотекарь живет с литературой и в литературе. Но это вовсе не значит, что он должен знать все — даже в эпоху Интернета. Чтобы вытащить полезные сведения из того же Интернета, требуется немалое время — слишком многое приходится перелопачивать в утомительных (и, бывает, безуспешных) поисках единственно нужного. А на вопросы, которые задает библиотекарю юный читатель, нужно отвечать. Между тем среди этих вопросов попадаются довольно каверзные.

Первый вопрос уже задан. И задан он был уже давно и не единожды. Но пока справочной рубрике время не приспело, он дожидался своего часа.

Формулируется он примерно так: «Старшеклассники осаждают нас расспросами о так называемых “стильных” писателях. Прокомментируйте, пожалуйста, следующий список (если можно, расширив его): В.Сорокин, В.Пелевин, Б.Акунин, Т.Толстая, У.Эко, Х.Мураками, Х.Л.Борхес, Д.Фаулз, Х.Кортасар, М.Павич…»

В одном выпуске «прокомментировать» этот список не удастся — во-первых, слишком уж он широк, а во-вторых (и это гораздо существеннее), касается он не просто писателей-единомышленников или какого-то литературного направления (с этим как раз все довольно сложно), а целой эпохи в жизни человечества, или, как ее назвал французский философ Лиотар, «ситуации», в которую человечество угодило. Я имею в виду постмодернизм. И начинать разговор о нем следует вовсе не с литературы. Литература, музыка, живопись, театр —
что ж? Мироощущение любой эпохи воплощается в искусстве, но это уже именно проявления, нечто вторичное. За ними нужно уловить главное — катастрофические сдвиги, произошедшие в жизни человеческого общества в двадцатом веке и «притащившие» его туда, где оно сейчас и находится.

Мудрецы от постмодернизма уже несколько лет как спорят — кончилась постмодернистская эпоха или нет. Тем временем в лидеры читательского спроса вышли как раз авторы, числящиеся в постмодернистской обойме. Они стали широко известны в середине 90-х, а к рубежу веков приобрели все черты «культовых». «Культовых», потому что их принимает именно молодежь. В этом как будто наблюдается вечное противостояние «отцов и детей» — молодежь, как это и полагается, «поколенчески» раздражена против «старших», которые, по ее мнению, живут в косном мире условностей — условностей быта, социальных отношений, даже метафизической условности. Молодым, по закону отрицания, требуется быть не такими, а оригинальными и неповторимыми. Им требуются свои герои. В эти герои на глазах попадают наши доморощенные Сорокин и Пелевин (беру самые популярные фамилии из вышеприведенного списка). «Младшие» их носят на руках, «старшие» по этическим и прочим соображениям на дух не переносят.

На самом же деле такое противопоставление все лишь запутывает.

Сорокин и Пелевин не выскочили на сцену как чертики из шкатулки. Равно как и не они есть первые писатели-постмодернисты — даже в наших географических пределах. Тут есть вполне определенная генеалогия, вполне определенные предшественники. Если говорить об отечественных писателях, то это Венедикт Ерофеев («Москва — Петушки»), Саша Соколов («Школа для дураков»), Андрей Битов («Пушкинский дом»). Я намеренно указываю в скобках произведения, чтобы уточнить хронологию, — эти произведения были «культовыми» как раз для тех, кто сейчас ходит в «отцах», а то и в «дедах». Получается, что мы имеем дело вовсе не с проблемой «отцов и детей».

Чтобы разобраться со всем этим, нам нужно последовательно двигаться назад во времени. Определять основные черты, присущие постмодернистскому искусству, и то мироощущение, проявлением которого оно является. Тотальное, надо сказать, мироощущение — и близкое всякому из нас. Даже и тем, кто его отрицает. Любая эпоха — в чем-то заразная болезнь; она метит всех, кому выпало счастье или несчастье жить в ней. И когда мы иронизируем напропалую, сыплем цитатами, сегодня верим в одно, а завтра в другое, довольствуемся квази- или псевдожизнью, предлагаемой нам современными технологиями, путаем или намеренно смешиваем низкое с высоким, ненавидим всяческие границы (и так далее и тому подобное), — мы выступаем завзятыми постмодернистами.

Отыскав истоки этого мироощущения, мы и сможем, не сваливаясь в сочинения новых мифов, правильно расставить персоналии из нашего списка, выявить соотношение и особенности западного и отечественного постмодернизма и даже решить вопрос о нашем близком будущем. Хотя бы о будущем литературы — а в нем сегодня принято сильно сомневаться.

Но, во всяком случае, нам придется поначалу покинуть наши пределы и поближе познакомиться с французами и американцами 60-х годов ушедшего века.

Другими словами, потребуется хотя бы минимальная историческая справка. Ее составлением мы в следующий раз и займемся.