Уйма жизни

Объединенное гуманитарное издательство (ОГИ) выпустило сборник сказок Степана Писахова под традиционным названием «Морожены песни». Озорная, кипящая образность, великолепное изобилие меткого, изящного слова делают писаховские сказки поистине народными – не в смысле авторства, а в смысле преизобильного жизнелюбия и творческой радости, которыми заражают они читателя.

Самое интересное – приехать в Архангельский город среди лета, утренним поездом, и получить в свое распоряжение полдня неофициального бродячего удовольствия. Подивиться на неутомимость летнего солнца. Постучать подошвами по деревянным тротуарам. Отметить, что Двина именно движется вдоль устойчивых берегов.

И вдруг обнаружить на Поморской улице особняк с афишей, приглашающей на выставку северной живописи, и среди перечисленных художников – Степан Писахов.

Встать у порога. Задуматься.

…Некоторое время я и впрямь топталась на пороге особняка на Поморской, не решалась войти: вдруг увижу там вот это – чего я терпеть не могу. Всю эту «неброскую красоту русского Севера», как понимают её «лирические» пейзажисты: вялые линии, тусклые краски, общее впечатление полинявшей и выцветшей, полудохлой от тоски, анемичной «натуры».

Однако вошла. И – как в полдень окунулась!

Никакой «неброской красоты»! Осязаемые камни у яркой воды, и жаркие цветы, и могучие облака в ощутимом небе.

Северные пейзажи Писахова оказались мощными, горячими, полнокровными. Энергичный мазок ложился уверенно, устойчиво и густо. Краски кипели и пели, как цыганки.

Жизнь изливалась с поверхностей холстов – целая уйма жизни!

Таковы же и сказки Степана Писахова, в которых зимой и летом цветут «красны маки да алы розаны», озарённые ночными сполохами северного сияния или согретые жаркими лучами с июльского неба.

«У нас летом солнце-то не закатыватся: ему на одном месте стоять скучно, ну, оно и крутит по небу».

И человеку в Архангельском городе нельзя стоять на месте – скучно. Глядя на резвое солнце, хочется жить: узнать что-то новое, найти удивительную дорогу, которая ведёт к небывалой красоте… А сами дороги здесь неторопливые: уж идешь так идешь!

Вдоль шоссе на Малые Корелы тянется деревня. Тянется, тянется, тянется, тянется… дома нумеруются уже трехзначными числами – вот так деревенька! Как называется-то?

Уйма!

Та самая, которая одночасно «выстроилась, выставилась», когда под «урожайным дождичком» принялся за работу мастеровитый и самостоятельный топор.

«Почал топор дерева рубить, обтесывать, хозяйственно обделывать, время понапрасну не терят.

Я от удивленья только руками развёл, а передо мной по лесной дороге избы новосрублены рядами выставают».

Из этих домов-обнов и выстроилась деревня: «Народ без лишних разговоров дома по угору над рекой поставил рядом длинным на многоверстье.

С того часу деревню нашу и стали звать Уймой».

Нельзя не поверить в эту самую что ни на есть правдивую историю. И как не верить: стоит же деревня, протянулась вольготно вдоль берега («пока с одного конца до другого дойдешь, не раз ись захошь»), и песня из какого-то двора слышится.

Писахов С.Г. Морожены песни : Сказки / Худож. В. Меджибовский. – М. : ОГИ, 2004. – 144 с. :
ил. – (Дети ОГИ. Книжки на вырост).

В этих краях, где девки в небе пляшут, бабы звездно пиво варят, а мужики в дружбе с медведями да чайками, живёт рождённый самой жизнью персонаж-рассказчик – Сеня Малина, «песенной выдумщик».

Люди русского Севера – умельцы и затейники. Все они отродясь без дела не сиживали, дела мимо рук не пропускали. Таков и Сеня Малина из деревни Уйма – живейшее воплощение народного юмора, ума и оптимизма. Он цветёт яблоней под тёплым дождичком, спит у моря, укрываясь волной, добывает месяц «с небесного чердака». Он охотится на волков «не с ружьем, а с морозом», куёт железо из осины, выскакивает из проруби верхом на налиме. Он поднимает реку над руслом, едет верхом на мягкой туче, собирает ветры за пазуху. А главное – рассказывает об этом истории, переполненные искрометным балагурством, неподражаемым юмором, блистательной языковой игрой.

Фантазия Писахова легко взлетает в самые немыслимые выси, а писатель не мешает ей: «Не моё дело останавливать фантазии полёт. Вот направлять полёт в како-либо место, которо в памяти болит…»

А в памяти – вся мировая культура, все ее источники, которыми питаются полноводные, как Двина, писаховские сказки.

Прежде всего Сеня Малина опирается на русский фольклор – волшебные, бытовые и сатирические сказки, игровые песни, шуточные частушки-нескладухи. Однако не чужда Писахову и «всемирная отзывчивость». Над его сказками вспоминаются то охотничьи подвиги Мюнхгаузена, то Джек и его бобовый стебель, то марципановое королевство Щелкунчика, то проделки Уленшпигеля, а иной раз и более серьёзные источники. Так, например, эпизод с девками, которых «одели малиновым светом», напрямую, хоть и «шутейно», соотносится с появлением «жены, облеченной в солнце» в Откровении.

Писатель Писахов, похоже, кое-чему учился непосредственно у Того, кто говорил: да будет! – и становилось.

И целый Божий мир, и новая рубаха для деревенского мужика – всё создается творческим воображением и словом, которое было в начале всего.

«Сяду в сторонку. Сижу тихо, смирно и придумываю себе наряд. Мысленно всего себя с головы до ног одену в обновы. <…> Что придумаю – всё на мне на месте».

Воображение – главная рабочая сила, слово – универсальный инструмент, а писательский голос – самый лучший материал.

Не случайно Малиниха готова узнать своего мужа в том из мастеров, «который на работу ловче и на слово бойче».

Воображение, бывает, летит впереди самой жизни, опережает её, и реальность вынуждена поспевать за сказочным словом, подстраиваться под него. (Так Малина, когда «в трясину впёрся» на болоте, «вытащил телефонную трубку да к приятелю медведю позвонил». Писахов и не подозревал, что эту ситуацию перестанут воспринимать как фантастическую!)

Слово может быть самоцветным, а может стать и «мордобитным». Оно буквально строить и жить помогает: «…Малина веселы сказки плетёт, песни поёт… нам весело, мы смехом и обиду прогоням, и усталь изживам».

Песня – отражение жизненной правды и самое честное свидетельство. Нельзя не поверить истории о том, как девки северно сиянье в косы вплетали, звездами украшались, потому что об этом ведь и в песне поётся… а из песни слова не выкинешь!

У зари, у зореньки
Много ясных звезд,
А в деревне Уйме им и счету нет!

«Наших девок никому не перевизжать», – гордились в Уйме.

И здесь ведь жила знаменитая Перепилиха, которая однажды в лесу «…медведя наскрозь проткнула и наповал убила голосом!

Взяла медведя за лапу и поволокла домой. И всю дорогу голосом верещала. И от того самого места, где медведя убила, и до самой Уймы просека стала».

Голос, особенно певческий – реальный способ перестроить мир. С песней жонки могут выйти к реке и подвинуть берега. Силой песни плясовой можно целый воз гружёный в город отвезти, обратным путем привезти гостей.

Слово – вещественно, его можно руками трогать. Когда Малина, песенный мастер, «стихи плел», то «девки в песенны плетёнки всяку ягоду собирали». А когда сами девки затягивали песню «широку, гладку», то на песне этой Малина доезжал до самой радуги.

Песню не только слышно, но и видно. «Песни широкими лентами огнистыми, тихими молниями полетели вокруг, сами светят, звенят и летят над полями, над лесами в саму дальну даль».

И читатель вслед за автором и рассказчиком может подняться выше радуги, чтобы взглянуть на мир с высоты.

А чего стоит прелестная история о песнях, замерзающих на морозе! В ней главное – даже не сюжет и не уморительно смешные подробности, а горделивое самосознание людей, которые умеют видеть и творить красоту – звонкую и мощную.

Такие уж здесь люди – одаренные щедро и разнообразно.

Только здесь случается такое: до почтенного возраста доживший живописец спохватывается – ведь всякий дар во благо! – и даёт волю свободному, меткому, неуёмному слову, которое всегда неожиданно и всегда в радость.

Особый глаз нужен на северные пейзажи, расцветающие под полуденным солнцем или озаренные ночными столбами малинового света. Особый слух – на северные песни «с переливами, с выносом». Но мало – увидеть и услышать. Надо ещё – сказать.

Степан Писахов сумел сказать русский Север – дать его голосом, говором, безупречно интонированной фразой, внутри которой все звуки и краски строгой и нарядной нашей земли, вся песенная уйма жизни и радости.