Детское чтение

Елена Бережковская

Пять вопросов

Какие мы читатели

В младших классах у меня была лучшая подруга Зойка. Ее воспитывали две бабушки. Где были ее родители, неизвестно. Этот вопрос не приходил мне в голову, а она ничего не говорила. Как будто так и надо: у всех отец с матерью или хотя бы одна мать, а у Зойки две бабушки. Из-за этого Зойка стала повышенно воспитанной девочкой, ее воспитанность просто бросалась в глаза.

У нее был остренький носик, неправдоподобно аккуратная, толстая и длинная коса из тончайших волос невыразительного рыжеватого цвета и тщательно выглаженные байковые платья с большими накладными карманами. В карман как раз помещался синий томик из собрания сочинений Пушкина. Бабушки считали, что «Повести Белкина» – самое подходящее чтение для воспитанной девятилетней девочки.

А я в то время была увлечена научно-фантастическими произведениями писателя Мартынова. У него в трилогии «Звездолетчики» был такой капитан Камов, который, жертвуя собой, остался один на Марсе. Он лежал на плоской вершине скалы и смотрел вслед звездолету, уносящему на Землю отчаявшихся найти его товарищей. Один на всей планете, без надежды на спасение! Я перечитывала это место несчетное количество раз и каждый раз ревела. Он был так сдержан и благороден, так мужествен! Слезы наполняли глаза и переливались через их края, хотя я и знала, что Камова спасут. Так же горько – так же сладко – я, тремя годами позже, оплакивала погибающего в конце «Виконта де Бражелона» Портоса. Его было даже жальче, чем Атоса вместе с Раулем. А смерть д’Артаньяна оказалась невыразительной, хотя и пышной, с салютом сражения и скрюченной рукой, тянущейся к маршальскому жезлу.

Мы с Зойкой, в свои девять лет, постоянно спорили о литературе. Она выступала в роли ревнительницы тонких чувств и красивых образов, а я – технократа, ценящего превыше всего научные, прагматически полезные знания. Слезы, проливаемые по оставленному на Марсе Камову, при этом как-то забывались. Я доказывала подруге, а иногда, заодно и какой-нибудь из ее бабушек, что если у меня будет что сказать, то слова и образы для этого уж как-нибудь найдутся. Много лет спустя мне встретилась эта мысль у Льва Толстого – «слово почти всегда готово, когда готово понятие».

Зойкины бабушки очень хорошо относились к нашей дружбе. Им нравилось, что их Зойка, как правильно ориентированный читатель, положительно влияет на меня, тоже читающую, но распыляющуюся на что-то недостаточно душеполезное и классическое. Это давало им приятное ощущение правильности педагогического подхода к внучке, то есть своей «бабушкинской» компетентности.

Позже, классе в пятом-шестом-седьмом, читательский контраст между нами с Зойкой стерся. Уже вдвоем,  а то и целой компанией, мы увлекались «Шерлоком Холмсом», потом «Тремя мушкетерами» со всеми продолжениями и вообще Дюма-отцом, и еще – Диккенсом, Чапеком, О’Генри... В Москве тогда слушали первые пленки полуподпольных концертов Окуджавы, и мы были совершенно очарованы новым, ни на что знакомое не похожим ощущением от его песен. Моя мама говорила: «как будто ледоход на реке и дует влажный ветер из заречной дали» – и я чувствовала то же самое. Мы переписали, сидя в библиотеке, весь сборник «Веселый барабанщик» – ведь достать его было негде – и дополняли эту тетрадку при любой возможности. Через Окуджаву к нам пришла поэзия. Мы стали покупать в букинистическом на углу тоненькие сборнички Светлова, Багрицкого, Межелайтиса и познакомились с тогдашним журналом «Юность», а потом и с «Новым миром», «Невой», «Иностранной литературой». В них печаталась не только поэзия, но и современная проза и драматургия.

Мы с Зойкой, наши друзья и подруги читали не одно и то же, а как бы в одном смысловом поле. Мы менялись книжками, увлекались то одной, то другой, «заражались» ими друг от друга. Мы не только читали, но и писали. Выпускали рукописный литературно-художественный журнал «Мечта» – название на обложке первого номера было стилизовано под металлические растяжки уходящей вверх и вперед стрелы башенного крана; разбирали на редколлегии плоды нашего творчества, обижались друг на друга, ссорились, мирились. Ставили «Трех мушкетеров», «Горе от ума», «Войну с саламандрами», шили костюмы, делали нехитрые декорации... Конечно, во всем этом участвовали и наши учителя, с которыми нам здорово повезло. Без них, скорее всего, ничего бы не получилось. Но они только помогали нашей инициативе, «доводили до ума» наши, порой не слишком продуманные, начинания. Во всяком случае, нам так казалось.

А в восьмом классе мы с Зойкой поссорились из-за ерунды и потом как-то забыли помириться. Нам все было некогда – ведь у каждой уже была своя отдельная жизнь, хоть мы и учились, по-прежнему, в одном классе. Со временем мы даже, так и не мирясь, стали общаться между собой – нормально, как со всеми. Но наши с ней литературные диспуты и все, что было с этим связано, закончились. Читали мы теперь врозь. Так бывает порой с детскими дружбами.

Вопрос первый
Почему теперь этого нет?

Думаю, что большинство людей моего поколения может вспомнить о своем школьном детстве что-нибудь похожее. Тогда почти все школьники активно читали художественную литературу. В любом классе были лишь единицы нечитающих, и на них смотрели, как на людей, добровольно отказывающихся от одного из главных жизненных удовольствий. Вопрос «что ты читаешь?» был столь же естественен, как сегодня вопрос «что ты слушаешь?» Чтение составляло непременную часть повседневной жизни детей, подростков и взрослых. А теперь нежелание читать и, в особенности, читать художественную литературу, стало повальным.

Это и понятно. Ведь мы живем в поле мощнейших влияний видео- и аудиокультуры, вытесняющем все остальное. Телевидение стало почти круглосуточным и, в значительной мере, ориентированным на запросы молодежной аудитории. Прослушивание музыки доступно сегодня любому человеку в любое время и в любом месте, только что не на школьном уроке. В связи с этим резко возросло время воздействия на детские уши и души музыкальной продукции и, соответственно, уменьшилось время, когда эти уши и души доступны для слухового восприятия других вещей, таких, как разговоры о жизни и обсуждение книг и фильмов. Видеомагнитофоны, игровые приставки и компьютеры дают почти неограниченные возможности для развлечений, игр и даже для общения... Какие уж тут книги, до них ли!

Вероятно, мы живем в эпоху, похожую на время появления книгопечатания. Ведь это только из будущего кажется, что распространение печатной книги было сплошным счастьем для всех. Современники, наряду с радостью, не могли не испытывать сомнений и тревоги в связи с неизбежностью умирания живой, несущей подлинность и уникальность дыхания переписчика, рукописной книги. Печатная книга в сравнении с нею казалась механической, бездушной, обезличенной, подобно университетскому поточному образованию в сравнении со штучным монастырским. Вот и сегодня происходит подобная перемена.

На смену книгопечатанию, веками игравшему главную роль в фиксации, сохранении и распространении информации, приходят новые ее носители и средства передачи. Скорее всего, уже при нашей жизни, на наших глазах эта перемена в основном завершится, и нужда в книге-учебнике, научной монографии, журнале и других подобных изданиях попросту отпадет. Ведь уже сегодня многие из нас знакомятся с новыми явлениями в науке и культуре, в том числе и с литературными новинками, через интернет, а вместо подшивки журнала держат в ящике стола сидиром.

Конечно, встретившись с новым для себя автором или произведением, ощутив в нем потребность, мы все-таки ищем книгу. Читать с экрана большой текст неудобно, утомительно и сопряжено с техническими проблемами вроде вечно занятого телефона. Распечатывать текст, чтобы прочесть его, накладно и громоздко. Вообще, устроиться с книжкой на диване гораздо приятнее, чем сидеть за столом перед светящимся монитором. Кроме того, любимые книги мы предпочитаем иметь у себя дома, чтобы они всегда были под рукой. Поэтому печатные книги, конечно, не отомрут за ненадобностью, как рукописные, а найдут свое место в качестве предмета углубленных занятий, спокойного досуга, просто любимой вещи, содержащей что-то важное для нас. Книга станет не носителем информации, а вместилищем смыслов, судеб героев, чувств и мыслей автора, созвучных читателю.

Но пока что, во «время перемен», мы ощущаем, в основном, напор новых захватывающих возможностей, совершенно оттесняющих привычную и обыденную книгу. Тем более это касается детей и подростков, особенно чутких ко всему новому и легко поддающихся соблазну облегчения многих действий, традиционно требующих значительных усилий. Нелепо ждать, что молодой человек будет сидеть над книгами, когда ту же информацию или даже готовый реферат можно просто «скачать» из интернета. Нелепо думать, что он захочет тратить время на чтение толстой книги с непривычно длинными описаниями и не динамичным действием, когда можно посмотреть ее экранизацию или пролистать сделанный по ней комикс. Вот и не читают.

Вопрос второй
Может, так теперь и нужно?

Нужно ли сегодня, это чтение, в привычном для поколения бабушек и дедушек объеме? Ведь и вправду, столько появилось нового, такими сложными стали школьные программы, так вырос темп жизни, а ее ритм стал неровным и напряженным... До чтения ли? Читают, что положено по школьной программе – и слава Богу! Такая точка зрения нередко встречается в наши дни. Что особенно парадоксально, некоторые учителя-словесники, увлеченно и творчески работающие по различным инновационным и авторским программам, порой бывают просто удивлены постановкой вопроса о необходимости собственного, спонтанного, не организуемого взрослыми чтения ребят. Одна очень хорошая учительница литературы, делающая на уроках потрясающие вещи, на вопрос о том, что ее десятиклассники читают «для себя» отвечала, что им некогда да и нет нужды читать «для себя», так как все обучение, которое происходит на уроках и при подготовке к ним, предназначено «для них». Ей, вкладывающей все силы в создание неотчужденного обучения литературе, трудно было понять, что школьное, каким интересным и важным не стало бы оно, все равно остается школьным, а в личной жизни каждого из ее учеников не последнюю роль играет вопрос: «...какой у дочки тайный том дремал до утра под подушкой?»

Для того чтобы разобраться, нужно ли современным детям их собственное, «запойное», не регулируемое взрослыми чтение, теряют ли они что-нибудь существенное, не читая или читая только в процессе учения, надо рассмотреть их психологические особенности, которые с этим связаны.

Вопрос третий
Ну и что, что не читают?

Наряду с дефицитом читательской потребности и практики, сегодняшних подростков отличают и другие особенности. Первое, что бросается в глаза, – они стали позднее взрослеть. Это утверждение звучит, вероятно, довольно дико после стольких лет разговоров об акселерации, но, тем не менее, это очевидный факт. Сегодняшний десяти-, а то и двенадцатилетний подросток нередко остается маленьким ребенком, которого все еще надо провожать в школу. Его контролируют при выполнении домашних заданий и складывании портфеля на завтра, пошагово организуют любую его деятельность. Почти то же остается и у значительной части двенадцати-четырнадцатилетних, разве что в школу они ходят сами да участие родителей в подготовке уроков лимитируется слишком сложным учебным материалом. Не каждая мама разберется с системой квадратных уравнений или записью химической реакции, но формальный контроль часто остается по-прежнему актуальным. При этом требовать от ребенка чего-нибудь, кроме сделанных уроков, родителям и в голову не приходит. Школьник, регулярно выполняющий без напоминаний и просьб даже самую простую домашнюю работу, вроде ухода за цветами или выноса мусора – большая редкость.

Любят ли читать подростки, чья жизнь проходит в более или менее послушном выполнении указаний взрослых и в более или менее упорном сопротивлении этим указаниям? Скорее нет, чем да. Им не до чтения, они слушаются и сопротивляются.

Речь не идет о каких-то задержках в умственном развитии. У большинства современных подростков все в порядке с мышлением, памятью и вниманием, разве что их упорное неупражнение, в связи с отвращением ко всему школьному и книжному, может привести к частичной атрофии. Скорее, здесь мы имеем дело с личностной незрелостью, выражающейся в том, что почти взрослый по годам юноша оказывается неспособным сознательно регулировать свою собственную деятельность, принимать решения. Вполне естественно, что он не умеет содержательно продумывать свои жизненные планы, соотносить свои неопределенные желания и намерения с социальной реальностью, делать выборы и принимать на себя ответственность за них.

Один такой молодой человек, пятнадцати лет от роду, с которым мне довелось беседовать, доверительно и слегка смущаясь сообщил, что хотел бы заняться в будущем юриспруденцией. На вопрос о том, какая именно карьера его привлекает – адвоката, прокурора или следователя, – он не просто не смог ответить, но и был немало удивлен, что эти профессии, о которых он, конечно, слышал, имеют отношение к произнесенному им слову. Вероятно, ему виделся в мечтах солидный кабинет в какой-нибудь престижной фирме и он сам, в качестве хозяина этого помещения, а также образ взрослой жизни подстать кабинету. Что именно он станет делать в этом кабинете – как бы ускользнуло от внимания подростка, он об этом не задумывался.

И взаимоотношения между ребятами тоже долго остаются какими-то детскими. Они много ссорятся и обижаются друг на друга, огорчаются из-за пустяков, жестоко ранят один другого и не всегда это замечают. Простые и естественные нравственные нормы совершенно не действуют у некоторых из них в качестве регулятора поступков. Они остаются как бы глухими к переживаниям других людей, причем не только родителей, но и сверстников, что, в общем-то, не характерно для подростков. В дружбе, существующей у них в довольно своеобразном качестве, они не заняты вместе чем-нибудь интересным, и даже не заинтересованы непосредственно друг другом, а, скорее, интересуются каждый сам собой, своими желаниями и претензиями, а другой служит то ли компаньоном, то ли оппонентом. До чтения ли при таких сложных отношениях?

А ставшая типичной проблема шестнадцати-семнадцатилетних абитуриентов и их родителей – куда пойти учиться? Мать умоляет своего почти взрослого ребенка решить, к какому вузу он будет готовиться, стыдит его за отсутствие интереса хоть к какой-нибудь области знаний, ругает за недостаточно усердные занятия. Чем же виноват молодой человек, если у него пока нет интереса ни к какой профессии, а есть только потребность в общении со сверстниками и увлечения, связанные с этим общением? Где ему взять этот интерес? Ведь интерес не появится от одного усердия. Чаще всего старшеклассник и вправду не знает, что для него лучше, а слепо слушаться взрослых ему не позволяет юношеская склонность к самоутверждению. И дело тут не в том, что он ленив, распущен, упрям, а в том, что еще не вышел из подросткового возраста, причем не старшего, а младшего. Именно для младших подростков характерно увлечение самоценным общением со сверстниками, какое сплошь и рядом наблюдается теперь у старшеклассников. Спросите любого из этих ребят, любит ли он читать. Готова спорить на что угодно, что ответ будет однозначный – нет.

Еще сложнее положение у тех, кто, радуя родителей и учителей, хорошо заканчивает школу, успешно поступает в вуз, прилично в нем учится но, при этом, начинает страдать от недостатка интереса к будущей профессии, нежелания общаться с людьми и вообще что-либо делать. Порой из таких студентов получаются ко второму-третьему курсу, когда спадает эйфория от удачно сданных вступительных экзаменов, такие молоденькие старички и старушки, почти разучившиеся радоваться жизни. Все им лень, и учебу они тоже, чаще всего, постепенно «запускают», в меру своего понимания границ допустимого. Иногда перестают следить за собой, привыкают к регулярному употреблению пива или чего-нибудь покрепче.

В основном это те ребята, которые, на протяжении школьных лет, полностью разделяли мнение своих родителей об учебе, как о главном деле своей жизни. А когда они, вроде бы, выросли и стали учиться самостоятельно, то оказывается, что этот учебный смысл жизни был все-таки не их личным, а родительским. Своего-то смысла жизни у них, как раз, и не хватает. Преподаватели вузов любят говорить, в связи с этими студентами, о кризисе третьего курса.

Спросите этих «кризисных» – любят ли они читать? Тут, скорее всего, однозначного ответа не будет и Вам даже могут назвать какого-нибудь «любимого» автора – обычно, почему-то, Михаила Булгакова. Но при более углубленном расспросе выяснится, что кроме одного-двух произведений этого автора, никакого другого начитанного багажа нет, и что эти книги тоже были прочитаны почти случайно, как-то летом, где-нибудь на юге или в деревне, где не было телевизора. Иногда книжка даже остается недочитанной – кончились каникулы, началась школьная жизнь и стало не до нее. А сейчас молодой человек если и читает – то развлекательные журналы или что-то в этом роде. Вы спросите, при чем же здесь все-таки чтение?

Вопрос четвертый
При чем же здесь чтение?

А вот при чем. Чтение – это следующая за детской игрой свободная и творческая деятельность, в которой человек не регламентируется извне, а следует своему вкусу, побуждению и потребности. Регулировать детское и подростковое чтение, по большому счету, нельзя, хотя это и звучит, вероятно, ересью для родительских и учительских ушей.

Почитайте воспоминания разных известных людей – почти каждый из них пишет о том, что в его родительском доме (или в доме, где он часто гостил) была большая библиотека, в которой он, вопреки намерениям взрослых, тайно и самостоятельно ориентировался, и эта библиотека составляла значительную часть его детской жизни.

Свободное и нерегламентированное чтение художественной литературы создает у взрослеющего человека внутренний план особого качества, где он живет вместе со своими любимыми героями, их друзьями и врагами, вновь и вновь «прокручивает» про себя поразившие его события, изменяет их по своему замыслу и вкусу. Он делает это безотчетно, по внутренней потребности, спонтанно. Любое вмешательство извне может разрушить это хрупкое действо, которое сам юный читатель часто воспринимает, как ребячество, и даже может слегка стыдиться его. Такой внутренней жизни, пронизанной тканью прочитанной книги, не получается, когда человек читает книгу «по программе» и вместе со всеми анализирует ее на уроке, каким бы захватывающим не был этот урок.

В своем интимном внутреннем пространстве, отождествляясь с литературными героями, читатель совершает героические подвиги, обретает дружбу на всю жизнь, познает восторг первой любви, ощущает боль от предательства... Идеи верности и благородства, терпения и самопожертвования, предельной ценности человеческой личности, настоящей любви, сложности и неоднозначности человеческих побуждений и поступков, воспринятые через художественные образы, – вот смысл и результат свободного чтения.

Без такого чтения подросток просто обречен на недостаточность развития эмоциональной сферы. Именно это мы сегодня так часто наблюдаем. Отсутствие переживаний, связанных с чтением художественной литературы, обедняет мир чувств, делает его плоским. Ведь развитие высших форм эмоций невозможно на основе только тех, относительно небогатых по глубине и разнообразию, реальных взаимоотношений, которые складываются в повседневной жизни у ребят с их сверстниками и взрослыми.

Подростковая дружба становится настоящим заделом дружеских отношений на всю жизнь, когда она осмысляется сквозь призму дружбы если не Ореста и Пилада, то хотя бы Атоса, Портоса и Арамиса. Подростковое, весьма противоречивое отношение к сверстнице одухотворяется образами Джейн Эйр, Консуэло, королевы Марго. Вместе с литературными героями растущий человек многократно проживает такие тонкие и сложные коллизии, каким, без этого, просто неоткуда взяться в его опыте. В психологии это называется работой в зоне ближайшего развития. Можно сказать, что сам опыт реальных чувств, переживаний и отношений ребенка как бы подтягивается к уровню, заданному высоким нравственным накалом художественного произведения.

Развитие человеческой личности не может быть полноценным без эмоционально-волевой составляющей, неразрывно связанной с тканью человеческих отношений. Эмоциональная сторона жизни – это не просто «приправа», сопровождение более существенной и важной линии познавательного развития. Эмоциональная окраска придает личностный смысл буквально всему, с чем сталкивается человек и чем он занимается. Именно исходя из личностного смысла мы строим жизненные планы, ставим себе цели, прилагаем усилия к их осуществлению. Поэтому недостаточность осмысленности, то есть личностной, эмоциональной окрашенности, всегда, с обязательностью будет непреодолимым препятствием на пути любых усилий родителей и учителей, стремящихся привить подрастающему поколению «правильные», с их точки зрения, жизненные установки. Пока эти установки не станут личным, собственным достоянием детей, любое, хоть общее, хоть профессиональное обучение останется отчужденным, проходящим «для галочки», формально. А путь к становлению жизненного смысла – то есть собственных интересов, планов, ответственных и свободных решений и выборов – лежит через развитие высших форм эмоций, для которого необходимо свободное увлеченное чтение художественной литературы.

Вопрос пятый и последний
Так что же делать?

Что же тут сделаешь... Создавать условия для развития свободного чтения, вот что. При этом, между прочим, вполне можно и слегка, незаметно направлять это чтение. Ведь какую развивающую среду создашь, такое развитие и получишь.

Здесь обязательно должны быть две составляющие. Первая из них, более достижимая, хотя и требующая денег, места и заботы – создание школьной библиотеки, содержащей книги, подходящие для свободного чтения.

А для свободного чтения нужен выбор, причем выбор не на уровне «Чиполлино» или «Буратино», а на уровне – научная фантастика и сказочная повесть, и новеллы разного настроения, и лирические повести, и исторические, приключенческие, авантюрные романы, и детективы и многое, многое другое. Литература должна быть детская и взрослая, отечественная и зарубежная, современная и классическая, серьезная и развлекательная. Нужна и проза, и поэзия, и драматургия, и словари, и энциклопедии, и книжки модных авторов, к какому бы направлению они не относились. Книжки, нужные для изучения по школьной программе, в библиотеке тоже, конечно, должны быть.

Библиотека не может оставаться местом, где только выдают книги, нужные для уроков. Вообще, лучше, если в библиотеке будет преобладать свободный доступ к полкам. В этой связи можно придумать много интересного в плане расстановки литературы – тематической, по авторам, по эпохам и др. Можно использовать верхние и нижние полки, ориентируясь на рост младших и старших детей, что, впрочем, вовсе не означает запрета для маленьких лазить наверх. Конечно, все это чревато пропажей и порчей книжек, но, с одной стороны, это неизбежное следствие открытости заведения, с которым надо до известных пределов мириться, а с другой – проблема, вполне разрешимая путем создания особой атмосферы бережного и заинтересованного отношения к книгам, задаваемой взрослыми, которые тоже должны пользоваться этой библиотекой.

Библиотека должна быть, по преимуществу, открыта все время, которое дети находятся в школе. В ней необходимо иметь хотя бы небольшое место для чтения. Там же можно проводить разные мероприятия вроде читательских конференций и диспутов, но нельзя, чтобы они мешали нормально пользоваться библиотекой – то есть их не должно быть очень много.

А второе условие, нужное для культивирования у детей склонности к чтению художественной литературы, выполнить потруднее. Это условие – необходимость того, чтобы все или по крайней мере очевидное большинство взрослых, работающих с детьми, сами были активными читателями, а не в связи со своими педагогическими задачами. Да еще не просто были читателями у себя дома, за закрытой дверью, а, как мы уже говорили, пользовались бы той же школьной библиотекой (конечно, не только ею), обычно имели при себе, в сумке или портфеле, книгу, которую читают по дороге на работу и домой, разговаривали бы друг с другом и с детьми о прочитанном, вообще демонстрировали бы «читательскую» составляющую жизни. Эта демонстрация не должна быть навязчивой и нарочитой, но должна оставаться постоянным обстоятельством жизни, воздействующим на восприятие ребенка, на формирование у него образа значимого взрослого. Иными словами, школа должна действительно стать местом пребывания культурных, читающих, живущих внутренней духовной жизнью людей – взрослых и детей. Это, наверное, и есть самое важное.

А чтобы проявлять себя в читательском качестве, учителям придется расширить круг внеурочного общения со своими учениками. Это значит – активизировать внеклассную жизнь с ее походами и поездками, кружками и студиями, театральными постановками, стенгазетами, школьными вечерами (а не только дискотеками). Именно в этой неформальной, «необязательной» жизни и найдется, скорее всего, время и место для общения с ребятами по поводу прочитанного. В этой же жизни между ее участниками будут завязываться и развиваться отношения, которые дети смогут воспринять и переосмыслить сквозь призму образов и судеб своих любимых литературных героев.

Все это в совокупности даст хорошие шансы для формирования осмысленного, активного представления ребят об их будущей жизни, воплощая которое они смогут мыслить, чувствовать и действовать как взрослые. Как свободные и ответственные люди.