В гостях

Чудакова и ее герои

Победителем конкурса «Алые паруса–2004» в номинации «Проза» была признана рукопись повести Мариэтты Омаровны Чудаковой «Дела и ужасы Жени Осинкиной», представленная на конкурс издательством «Время». Сейчас готовится к выходу тираж книги. По положению о конкурсе часть тиража будет высылаться в библиотеки страны.

Мариэтта Омаровна Чудакова – человек хорошо известный в литературном мире, как специалист по творчеству Михаила Булгакова. Мне посчастливилось с нею познакомиться, когда готовились юбилейные гайдаровские чтения, на которых доктор филологических наук, профессор литературного института имени Горького Мариэтта Чудакова прочитала доклад. А потом, когда возник несколько «детский» разговор, что бы делали герои Гайдара сегодня, она предложила мне почитать рукопись повести про девочку-подростка, проживающую здесь и сейчас. Читать чужую рукопись, еще не ставшую опубликованным произведением – это всегда ответственность: от тебя ждут живой реакции, участия, деликатного совета. Тебе доверяют (а это дорогого стоит).

Я открывала рукопись с чувством внутренней настороженности, наверное потому, что очень уважаемый тобою человек вдруг отправился не на свою территорию. С одной стороны, осознаешь, сколь неисчерпаем талант, если он есть, сколь разными гранями он может повернуться. Но с другой, про сапожника и пирожника тоже проходили…

Начинала читать медленно, с пометочками на полях, а к концу второй главы поняла, что захватило, и только и делала, что гнала повествование вперед. Детективный сюжет, знакомые реалии современной жизни, а главное, героиня, живая, настоящая, современная, красивая, умная. С такой девчонкой хочется дружить.

Напросившись в гости, я уютно устроилась с большой кружкой ароматного чая на самой что ни на есть московской кухне, про которую Юлий Ким очень точно подметил:

И был разговор о книге, о литературе, о жизни, о жизненной позиции.

Мариэтта Омаровна, когда же выйдет долгожданная книжка?

– Должна вот-вот. Ее сейчас оформляет Вера Коротаева, хорошая рисовальщица, оформляет немного в современном «детском» что ли ключе. Я попросила: «Что хотите, придумывайте, но чтобы это было и для мальчиков тоже». У меня там очень мужественное содержание, там полно ребят.

– И в связи с этим у меня вопрос: почему героиня-девочка при таких мужских делах? Это принципиально? Как это получилось, что именно девочка?

– Даже не знаю. Наверное, я больше знаю девочек и автоматически могла глубже погрузиться в девчачье детство, хотя я благоволю к мальчикам. Отчасти, потому что в доме росла дочка, а теперь еще и внучка.

Но я нисколько не феминистка, и даже антифеминистка. Просто пока дети растут, девочки в чем-то опережают мальчишек, подростком девочка может быть совершенно такой же активной. Но она должна облагораживающе влиять на мальчиков, что сейчас совершенно исчезло. И когда я вижу группу подростков, где мальчики постарше девчонок и при них матерятся, я поражаюсь, иногда говорю им: «как же вы разрешаете, чтобы при вас матерились?» А они на меня смотрят в изумлении, как на какую-то чудачку. Но я думаю, что можно вернуть истинную роль девочки, девушки, женщины. Толстой однажды с удовольствием процитировал современника (воспроизвожу по памяти): «Дело не в том, что женщины не могут делать мужские дела. Женщины могут делать почти все мужские дела прекрасно. Проблема совсем не в этом. Проблема в том, что мы, мужчины, не можем делать такие вещи, которые могут делать только женщины». И надо, чтобы они сохранили свое участие в этих вещах, в частности, все, что связано с милосердием, заботой, с облагораживанием мужчин. Так что, может быть, именно поэтому у меня девочка.

– В повести довольно много героев, это и подростки, и взрослые. А кто из них любимые герои?

– Я искренне люблю практически всех своих героев-подростков. Когда я долго ими не занимаюсь (то есть не сочиняю следующие книги), то просто расстраиваюсь. Мне кажется, что они сидят и ждут моего участия, как покинутые дети.

– А на сколько же томов рассчитан этот проект?

– На много.

– С героиней мы встречаемся, когда ей 13 лет. Не слишком ли серьезные дела происходят вокруг девочки в этом возрасте?

– Женя Осинкина, узнав, что ее друг оказался невинно осужден, поднимает на ноги своих друзей, проезжает пол-России, ребята проводят собственное расследование… Вспомните себя в 14 лет. Это довольно легко – в то время Вы, наверняка, вступали в комсомол и чувствовали себя совершенно взрослым человеком. Не без чтения классики и рефлексии над ней.

– Кстати, среди героев повести есть замечательные интеллектуалы. В повести фигурируют классические произведения литературы, и герои на них постоянно ссылаются.

– Да, у меня два мальчика, очень начитанных. Один, Том, русский с американским отцом. Другой, Ваня, будущий филолог. Такие ребята есть, и я их знаю. Я даже не побоюсь сказать, что я сохранила имя и фамилию потрясающего мальчика, моего бывшего студента. Он был из Мурманска. Думаю, если он прочтет наше интервью, то не обидится. Он поэт, пишет хорошие стихи. И вот, когда я читала лекции и цитировала какие-то строки из нехрестоматийных произведений XIX или ХХ века, то Ваня мрачно читал дальше все стихотворение. Ведь смешно не верить, что в стране со 150-миллионным населением не найдется мальчика, который знает наизусть «Евгения Онегина». Нельзя не верить в самих себя!

– А еще каких-то героев Вы «подглядели» в жизни?

– Жизненный опыт у меня все-таки немалый, я преподаю уже много лет, да и общаюсь с разными слоями людей различного возраста. Для меня моя страна не загадка. Тютчевское «умом Россию не понять» – я не разделяю. Я Россию чувствую, понимаю, очень сержусь и очень люблю. И мне кажется, что российских подростков я описать могу.

Мои герои (пока не буду говорить какие) будут попадать и за границу – в Европу, в Америку, будут там встречаться с людьми. Потом их тамошние знакомые могут и тут оказаться.

Есть в повести молодой человек, уже не мальчик. Он отсидел в тюрьме. Его отец чеченец. Они расстались, когда сыну было два года. Там целая история.

– Тема межнациональных отношений в нашей стране стоит очень остро...

– В повести у меня и скинхед будет. Запутавшийся, но в общем-то неплохой мальчишка. Я его даже очень люблю, просто ему не встретился настоящий человек, который бы все объяснил.

Моя мама работала с малолетними преступниками, и она мне об этом очень много рассказывала. Она говорила, что это замечательный народ и если с ними обращаться по-человечески, то они очень верные и хорошие. Она умела увидеть в каждом человеке – человека. А у нас сейчас распространилось выражение «нелюди». К некоторым это подходит, я не спорю, но мы его уж слишком широко употребляем. Всегда надо помнить нашего великого поэта Некрасова, которого многие недооценивают, и его стихотворение, которое так прекрасно пел Шаляпин: «Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил». Даже у взрослого совесть пробуждается, раскаяние наступает, а что говорить о подростках. Подростка еще можно вырвать из этой бездны и повернуть к хорошему. Я работала в Комиссии по помилованию при первом российском Президенте. О ситуации в колониях и тюрьмах знаю не понаслышке. То, что у нас происходит с подростками, беспризорными, – это чудовищное преступление государства. Я ничего не хочу заранее рассказывать, но этой проблеме у меня будет уделено в дальнейшем большое внимание, ее я считаю первейшей, в отличие от многих – проблема сирот и беспризорников.

– Какие еще проблемы молодежи для вас очень близки? Что у вас «болит»?

– Понимаете, очень странно прозвучат мои слова, но я как раз здесь возлагаю на подростков и молодежь надежду по спасению страны. Возвращаясь к нашему разговору о возрасте, мое глубокое убеждение, что совершенно неверно относиться к людям 12–14 лет только как к объекту воспитания. К ним надо относиться как к субъектам, как к действующим лицам, как к активным действователям, возлагать на них надежды, и тогда они их оправдают.

Наших школьников считают сегодня слишком инфантильными, а подчас родительский страх за ребенка делает их такими. Ни до 16 лет, ни после – им не предоставляется права принимать решения, даже самые незначительные, не говоря уж о выборе судьбы. Извините за пример из семейной жизни. Я с годами все больше и больше благодарна своим родителям. Увы, мы все оцениваем тот вклад, который в нас сделали наши родители, иногда очень поздно... У моего отца был потрясающий, с точки зрения педагогики, поступок. Когда я заканчивала третий класс, он сказал маме при мне: «Посмотри, что делается, она совершенно не готовит уроки, у нее не выработается работоспособность». Я очень хорошо запомнила эту тавтологическую фразу. А мне он предложил: «если хочешь, если сама хочешь, то готовься за лето – и перескочишь через четвертый класс сразу в пятый. Я с директором договорюсь, и у тебя примут экзамены. Не хочешь – не надо, это твое дело». У нас все учились на пятерки, в семье это было принято. Отец говорил: «Твоя четверка для меня все равно, что двойка» – даже не разговаривал со мной из-за четверки. Но это другое дело. А тут он оставил окончательное решение за мной. Мама отправила нас с младшей сестрой в Загорск к своей подруге на лето. Я взяла с собой учебники. В мое время в четвертом классе сдавали экзамены по русскому и математике. Но мне надо было сдать эти экзамены, а заодно – естествознание, историю и географию. С собой дали книжки, и я сама занималась. Во дворе были качели, которые я любила до безумия. Но я знала, что надо заниматься. И вот на этом кончилось мое детство, как я всегда говорю. Кончилась жизнь, когда можно делать что хочешь, а надо делать то, что ты сама себе вменила. Когда я приехала, папа спросил: «ты подготовилась, на экзамены идти можешь?» Я сказала: «Да». Он пошел к директору, у меня приняли экзамены, и я пошла в пятый класс. Важно было не то, что я перескочила, – надолго запомнилось, что за это еще долго меня считали выскочкой. Прошли годы, и я поняла, что такое «общинное сознание». То неприятие было проявлением общинного сознания – не выделяйся. Есть многие любители русской общины, а в ней были и ужасные черты – ни в коем случае человек не должен был быть иным, другим, не таким, как все.

– И за Вами закрепилась роль изгоя?

– Да нет, в 6-ом классе меня избрали председателем совета отряда, и все было нормально. Но во всей этой ситуации главное – это поведение моего отца, который сказал: «поступай, как хочешь…» И поэтому я очень серьезно отношусь к своему герою, я знаю, что такое 11 лет. А в 12 лет я уже сама приняла ряд решений, которым следовала всю жизнь. Поэтому я считаю возраст 12–14 лет очень-очень серьезным в становлении человека. Моя книжка имеет точный адрес – для подростков 12–16 лет. Я знаю, что не каждый подросток будет ее читать, но уверена, что в России огромное количество тех, кто ее прочтет. Я уверена. И надеюсь, что не ошибаюсь.

– Когда я начала читать рукопись, то первая ассоциация – «Чучело» Железникова. Но там девочка противостоит всем, а здесь – она эпицентр. Помимо всего прочего, она и красавица, и умница, и очень стильная девочка. Вам хотелось создать вот такую, очень привлекательную героиню?

– Да, не скрою, мне хотелось создать образец для подражания. Пусть это будет в чем-то белая ворона, но образец для подражания. Штучный товар, а не массовое производство. Разве мы когда-то хотели подражать массе? Мы всегда хотели подражать каким-то ярким индивидуальностям. Разве нет? Вспомните свое детское чтение. Мы хотели подражать каким-то не совсем обычным людям.

– А вторая ассоциация – Женя из «Тимура и его команды». Осинкина – личность социализированная, у нее своя команда. А как Вы относитесь к детским общественным организациям?

– Детские организации должны быть, но вызревающие естественным путем. Тимуровское движение как игра, как тайна, как желание делать добрые дела. То, о чем писал Гайдар. Но когда за детей решают взрослые, каким должно быть общественное движение, могут получиться очередные «Идущие вместе».

Когда меня выбрали председателем совета отряда в 6-ом классе, я стремилась что-то сделать. А еще будучи третьеклассницей я во дворе создала такую организацию с названием «СЧС» – союз честных и справедливых. Мы старались что-то придумывать. Ничего особенного не придумали, но попытка была. А вот пионерская организация к этому совершенно не располагала. Может быть, у скаутов стоит поучиться делать добрые дела.

В повести у меня нет ничего вымученного, потому что есть реальная вещь: человека посадили на пожизненное заключение совершенно безвинно, и его некому больше защитить, кроме хорошо знавших его младших товарищей. Это все нормально и естественно, и я считаю, что подобная история возможна. Я не вижу в этом никакой нереальности.

– А Вы бы хотели, чтобы «Осинкина» была экранизирована?

– Я бы была не прочь. Если бы был тонко чувствующий режиссер, который бы не превратил это в попсу, а сохранил бы внутренний пафос и мое серьезное отношение к подросткам, что они не в стране волшебников, а в России, где есть где разгуляться руке доброго человека. Мне в свое время очень понравился «Гарри Поттер». Но почему обязательно школа волшебников в фантастической стране? И я подумала, что будет интересно читать про Россию и живущую в ней Женю Осинкину. Пусть они найдут что-то интересное в жизни своего Отечества, в котором они родились и в котором многим из них жить.

– Вы много пишете о разных городах, потому что сквозь книгу идут путешествия, с любовью, с болью, с негодованием. Это все ваши путешествия?

– Конечно. На «Волге» я проехала от Москвы до Горно-Алтайска трижды. По дороге делала много набросков для своей книги, это меня очень увлекало. Поэтому подростки, живущие в городах Сибири, увидят много точного, и это им будет приятно. Сама я москвичка, очень люблю свой город, но в то же время я человек России, а не Москвы, и моя Большая родина имеет для меня значение.

– Я надеюсь, что эта книга, благодаря тому, что она стала лауреатом конкурса «Алые паруса», будет распространена по России.

– Мне бы этого очень хотелось. Хотелось, чтобы она дошла до самых глухих уголков России.

– Мариэтта Омаровна, Вы – человек, пришедший в детскую литературу из филологии. Многие филологи считают, что детской литературы не существует, а то, что называется детской литературой – это так, младенческий лепет.

– Я никогда, как филолог, так не считала. Полагаю, что лучшее, что было в нашей литературе в 30–40-е годы ХХ века, – это наша детская литература, особенно конца 30-х годов. Это совершенно потрясающая литература. «Марка страны Гонделупы» Софьи Могилевской сейчас можно читать с таким же увлечением и радостью, как я читала ее в детстве; она ухитрилась не измазаться в советском бреде и написать чистую вещь. А Фраерман – «Дикая собака Динго» – для меня это детская «Анна Каренина». Именно там показано, что подросткам свойственны те же страсти, только там другой язык, другой код, другая система самоосознания, но мучения такие же сильные. Настолько Таня переживает все случившееся, что временами оказывается на грани самоубийства. Я недавно перечитывала повесть. Это тончайший психологизм, достойный классиков. «Тимур и его команду» я могу читать сколько угодно. И все это конец 30-х годов, когда страна обезвожена несметным количеством убитых или сосланных на веки вечные на Колыму замечательных людей. И именно в это время возникают такие чистые, потрясающие вещи. В «Тимуре и его команде» ни разу не упоминается имя Сталина, а ведь в те годы это было просто невозможно. А вот у Гайдара получилось.

Недавно перечитала первую редакцию «Старика Хоттабыча», которую потом автора заставляли менять в 57-м и 73-м. Мне рассказывала дочь Лазаря Лагина, что он из-за этого инфаркт получил: не хотел добавлять всякую чепуху, которую требовала наша замечательная власть. Когда я перечитала, то поняла, как на одном эпизоде «Старик Хоттабыч» сближается с «Мастером и Маргаритой». И возникают в Москве Хоттабыч и Воланд в одно и то же время. Так что тут есть, о чем поразмыслить. Поэтому я к детской литературе отношусь очень-очень серьезно как филолог. И одна из моих первых статей в «Вопросах литературы» называлась: «Наука о литературе или “детское” литературоведение?» Я писала, что детскую литературу нельзя анализировать так, как ее анализируют. Ее надо анализировать так, как филолог анализирует серьезную классическую литературу, потому что там есть такие образцы, которые заслуживают настоящего литературоведческого анализа. Поэтому у меня и не оказалось никакой пропасти, когда я стала писать детскую литературу.

– Тем не менее, Вы понимаете, что есть нечто отличающее детскую литературу от взрослой.

– Мне кажется, что я чувствую разницу между взрослой и детской. Не надо погружать ребенка в пучины рефлексии взрослого человека, нельзя затягивать любые описательные вещи. Нужно, чтобы было много действия, нужна динамика. Довольно часто видишь, как хорошие литераторы или сразу, или в какой-то момент совершают вольный или невольный подлог – они под видом детской литературы пишут для взрослых. Я этого абсолютно чужда. Я пишу именно для данного возраста и прошу их и их родителей мне верить – от 12 до 16 лет. Когда мне надо будет что-то написать для взрослых, то я напишу для взрослых и не буду это маскировать.

– А каковы ваши дальнейшие планы как детского писателя?

– Я чувствую, что наши подростки получают хаотическое, невнятное представление об истории России ХХ века, потому что взрослые сами решили очень хаотично отнестись к своей истории. И сейчас не подводятся итоги, а все смешивается. Я пишу небольшую книжку по истории России ХХ века, как бы для всех – для старшеклассников, для взрослых людей, кто захочет в простом изложении понять, что же с нами произошло, и почему было необходимо резкое изменение в жизни и устройстве государства, которое у нас произошло в 91-м году. Я надеюсь это объяснить. Однако, когда я стала над этим думать, набрасывать и писать, то вдруг поняла, что если к 12–14 годам уже слегка замусорены мозги у подростка, он может уже не впитать то, что ему дают в этом возрасте, и я решила обратиться к людям 9–10 лет и дать им представление о России ХХ века. О том, что было до Октября, что после, что было дальше и что в конце 80-х. В силу разных обстоятельств у меня в голове сложился сюжет для детей 9–10 лет, который я сейчас и пишу. Для этого возраста не надо писать пособия, для них надо писать детскую прозу. Делаю я это с огромным увлечением, хотя с трудом отрываюсь от научных дел.

Большое спасибо за этот разговор, за «Женю Осинкину». Пожалуйста, «отрывайтесь от научных дел»: ведь так хочется почитать продолжение «Осинкиной» и Вашу новую повесть!

Я уже почти уходила, и тут Мариэтта Омаровна обратила мое внимание на статью Василия Шевцова «Хогвартс должен быть разрушен. А наши дети будут строить “снежную крепость”» в приложении к «Независимой газете» – газете «НГ Ex libris» от 17 февраля 2005 г. Напоследок цитата из этой статьи:

Герой нашего времени Гарри Поттер плох, разумеется, не своими оккультными интересами, а тем, что воспитывает социально инертное, аутистское поколение, которое с детства привыкает воспринимать в качестве последней реальности мифологический Хогвартс – арену борьбы укорененных в вечности Добра и Зла… Но я хочу другого – чтобы наши дети даже при самых благополучных обстоятельствах не воспринимали социальную реальность с ее запутанными проблемами как что-то враждебное, непонятное и скучное. Чтобы та крепость, которую они строят во дворе, была не «замком из слоновой кости», а маленькой проекцией реальных взрослых ролей, вопросов и убеждений. Новая детская литература нужна нам как кислород. А пока – читаем Гайдара.

Беседовала Татьяна Рудишина