Капитанский мостик
Ольга Корф
«Я творец мира...»
К 100-летию со дня рождения Даниила Хармса (1905
– 1942)
Творчество Хармса хорошо известно и в
нашей стране, и за рубежом. В отечественной
детской литературе вторая половина XX века прошла
под знаком Хармса. По степени влияния на детскую
литературу он стоит в одном ряду с Чуковским и
Маршаком.
Его стилистика и творческие принципы
нашли многочисленных последователей. С
находками Хармса то и дело встречаешься у других
авторов. Иногда это только намек: открываешь
«Сказку с подробностями» Григория Остера и сразу
– почти калька с Хармса. Семь имен карусельных
лошадок вызывают воспоминания о «Семи кошках»
Хармса: «Машка! Пронька! Бубенчик! Чурка! Мурка!
Бурка! Штукатурка!». Иногда – знак
приверженности и наследственности: у питерца
Валерия Роньшина есть цикл рассказов под
названием «Здравствуйте, господин Хармс!»,
правда, наследует он традиции «взрослого»
Хармса, а это совсем иная история. А сколько
параллелей можно найти у других авторов! Вот хотя
бы рассказы Михаила Есеновского про мальчика
Юру, у которого все время что-нибудь новое
вырастало по утрам. Ведь это перевернутая
история Хармса о человеке, у которого ничего не
было: ни глаз, ни ушей, ни рук, ни
живота...(«Случаи». Из «Голубой тетради № 10»).
Даниил Иванович Ювачев, вошедший в
историю литературы под именем Даниила Хармса,
родился 30 декабря 1905 года в Петербурге. Его отец,
Иван Павлович Ювачев, революционер-народоволец,
большую часть своей жизни провел в заключении в
Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях и
в ссылке на Сахалине. Домашнее воспитание
мальчик получил хорошее, знал несколько языков,
занимался музыкой, рисовал... После окончания
школы Даниил Ювачев немного поучился в
электромеханическом институте, но бросил его и
занялся литературой. Поначалу он увлекался
формальными поисками авангардистов, пускался в
звуковые изыски, но довольно скоро задумался о
сущности искусства, о том, что он сам
впоследствии называл «первой реальностью»:
«Истинное искусство стоит в ряду первой
реальности, оно создает мир и является его первым
отражением. Оно обязательно реально». Это слова
из письма 1933 года, они дошли до нас уже из другого,
голодного и страшного для Хармса времени, после
ареста, когда он полностью отверг тот новый мир,
который строила Советская власть. «Я творец
мира», – говорит он в том же письме. «Хармс не
создает искусство, а сам есть искусство», – идет
дальше своего друга в определении его места
Александр Введенский.
Рисунки Д.Хармса
Хармс самый яркий представитель
литературно-философской группы ОБЭРИУ –
«Объединения реального искусства», в которую
входили также поэты И.Бахтерев, А.Введенский,
Ю.Владимиров, Н.Заболоцкий, Н.Олейников, прозаики
К.Вагинов, Д.Левин, философы Я.Друскин и
Л.Липавский. Эти веселые философы, поэты-чинари,
лицедеи и смелые экспериментаторы, создатели
литературы абсурда, всего за три года
перевернули существующие представления о том,
как надо писать, в том числе, и для детей. Именно
на это и рассчитывал Маршак, который привлек их в
детскую литературу. «Основоположники» мечтали о
свободной для творчества, не замутненной
самоограничениями детской литературе, которая
опиралась бы на особенности самих детей, на их
фантазию, любовь к игре, к превращениям, к живому
творчеству в языке... Однако бдительные
чиновники, охраняющие интересы власти, сочли эти
опыты опасными. Сначала перестали печатать их
книги, потом перешли к физическому уничтожению:
Введенский и Хармс не раз подвергались аресту,
Заболоцкий провел в заключении 7 лет. После
третьего ареста в 1941 году Введенский погиб во
время эвакуации, а Хармс бесследно исчез, подобно
герою его стихотворения «Из дома вышел человек»:
И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.
Первые книги Хармса – «О том, как
Колька Панкин летал в Бразилию, а Петька Ершов
ничему не верил» и «Озорная пробка» – появились
в 1928 году. Затем последовали: «Театр», «Во-первых
и во-вторых», «Иван Иванович Самовар», «О том, как
старушка чернила покупала», «Игра», «О том, как
папа застрелил мне хорька», «Миллион», «Лиса и
заяц». Последняя книга вышла в 1940 году. И наступил
большой перерыв. Только во время «оттепели»
Хармс был возвращен в литературу, но и позднее
его роль принижалась, хотя все здравомыслящие
исследователи всегда знали, что весь современный
авангард вырос из Хармса, и влияние его на
последующую литературу и детей-читателей
переоценить невозможно.
Его не печатали, но стихи его все знали,
я их помню с дошкольных времен – а это середина
50-х. Наверное, от мамы. Из ее довоенного
пионерского детства ко мне прорвались Иван
Топорышкин, самовар Иван Иваныч, таксик с
бульдогом и веселые чижи... Хармс был постоянным
сотрудником журналов «Чиж» и «Еж», благодаря
чему написал довольно много – тут и длинные
истории в стихах («Игра», «Врун»), и подписи под
рисунками, сказки, шутки, песенки, переводы...
Герои Хармса, чудаки и выдумщики, видят мир
детскими глазами, их главное занятие – игра в
чистом виде, игра в слова, в понятия, в предметы,
причем, нарушение правил и есть самое главное
правило. Дети словно попадали на фольклорный
праздник, на карнавал смеха, в хоровод нелепиц:
Жил на свете старичок/
Маленького роста,
И смеялся старичок
Чрезвычайно просто:
«Ха-ха-ха
Да хе-хе-хе,
Хи-хи-хи
Да бух-бух!
Бу-бу-бу
Да бе-бе-бе,
Динь-динь-динь
Да трюх-трюх!»
Детские стихи Хармса кажутся
абсолютно безупречными, даже с точки зрения
«воспитательности». Но сама по себе игра, любая,
даже совсем невинная веселая игра в
стихосложение – «Ошибка» и «Очень-очень вкусный
пирог», написанные совместно с Н.Гернет, –
вызывала подозрение у бдительных чекистов.
В их глазах он стал опасным диверсантом,
подрывающим основы страны «винтиков», где люди
приравнивались к послушными деталями огромной
машины, работающей на таком мощном топливе, как
страх. Страх ведет к послушанию, убивает желание
думать, проявлять собственную волю, а это уже
абсурд. У Хармса есть маленький рассказ «Рыбий
жир» – о мальчике, которого спрашивают, зачем он
пьет рыбий жир, ведь он такой невкусный. Мальчик
отвечает, что мама каждый раз дает ему за это
гривенник, который он прячет в копилку, а потом,
когда накопится два рубля, дает их маме, чтобы она
купила рыбий жир... Милая шутка? Да нет. Это о том,
как подавляют детей, не позволяя даже задуматься
о каком-нибудь собственном желании.
Судьба Хармса была трагичной в
трагических обстоятельствах, но вряд ли она была
бы гладкой и успешной при любом режиме. Трудно
представить себе Хармса, служившего царскому
самодержавию или лояльного к народившейся
буржуазии... Мысли о свободном творчестве всякую
власть раздражают и подрывают, а Хармс и его
товарищи громко декларировали свою
независимость и веселились весьма вольно и
неосторожно, высмеивая – иногда очень зло – тех,
кто насмешек не понимал и не прощал. ОБЭРИУты, как
героиня рассказа Хармса «О том, как старушка
чернила покупала», столкнулись с новыми реалиями
жизни. Но старушка удивилась и испугалась
вращающихся дверей и лифта, а молодые поэты и
прозаики верили, что служение искусству выше
какой бы то ни было политики. Получается, что как
раз они, а не старушка, свалились с луны.
Достаточно прочитать взрослую прозу Хармса,
чтобы увидеть, насколько он не принимает тот мир,
в котором люди друг другу – враги, отстраняется
от него, создавая образ рассказчика, который
смело говорит о страшном и абсурдном. Рассказчик
этот – вовсе не Хармс, а некто без нервов и
сострадания, иначе он не смог бы так хладнокровно
повествовать об оторванных руках, откусанных
ушах, о гражданах, выпавших из окон, отравившихся,
перееханных трамваем и т.д.
Все эти герои: грек, объедавшийся
горчицей и перцем; четырехногая ворона; господин,
на которого падает кирпич, а он утирает мозги и
идет дальше, – в общем, весь этот абсурд, от
которого тошнит и выворачивает – отнюдь не
пустые выдумки. (Перечитайте, перечитайте
произведение 1940 года под названием
«Реабилитация», не откажет ли вам чувство юмора?)
Справедливо отметил Яков Друскин: «В его
рассказах и стихах встречается то, что называют
бессмыслицей, алогизом. Не рассказы его
бессмысленны и алогичны, а жизнь, которую он
описывает в них».
И только у детей всегда есть выход,
потому что они живут по другим законам. В детских
сказках бессмыслица становится веселой игрой,
воображение процветает, и самые нелепые вещи
выглядят смешно, а не страшно. И происходят драки,
далекие от смертельных битв: «...король пил чай с
яблоками и вдруг подавился, а королева стала бить
его по спине, чтобы кусок яблока выскочил из
горла обратно. А король подумал, что королева
дерется, и ударил ее стаканом по голове. Тут
королева рассердилась и ударила короля тарелкой.
А король ударил королеву миской. А королева
ударила короля стулом. А король вскочил и ударил
королеву столом. А королева повалила на короля
буфет. Но король вылез из-под буфета и пустил в
королеву короной. Тогда королева схватила короля
за волосы и выбросила его в окошко...»
Для детей Хармс остался самым веселым
писателем на свете. |