Календарь круглых дат

Мария Порядина

Русский немец

Слово «немец» этимологически возводится к понятию «немоты», то есть «безъязыкости». Наш фольклор то и дело подчеркивает чуждость этого условного персонажа, его непонятность и непохожесть, даже противоположность «русскому». То-то и смешно, что из «немцев», то есть нерусских европейцев, получаются русские филологи.

Таким «немцем» был выдающийся ученый-славист, первый представитель сравнительно-исторической школы в отечественном языкознании, палеограф, археограф, библиотекарь и библиограф, переводчик, автор учебников, поэт Александр Востоков.

Он родился в Лифляндской губернии, отцом его был барон Остен-Сакен, имя ребенку дали – Александр Вольдемар Остенек. В семье говорили по-немецки, однако, к семи годам мальчик выучился русскому языку, а любимое занятие у него было – слушать сказки некоего «гарнизонного сержанта Савелия» (как говорит биограф). Сначала Александра отдали учиться в Петербургский шляхетский корпус, позже – в Академию художеств, и здесь подросток начал писать стихи, и вообще посвятил себя российской словесности, даже изменил фамилию – «перевел» ее на русский язык.

По окончании курса наук в Академии художеств Востоков служил здесь же в качестве помощника библиотекаря, затем был переводчиком в Комиссии по составлению законов и в Департаменте герольдии, а потом поступил на работу в рукописный отдел («Депо манускриптов») Публичной библиотеки. Здесь он проработал почти тридцать лет – занимался и комплектованием, и описанием, и обслуживанием читателей, консультировал и давал справки, по заказам пользователей копировал (!) рукописи, составлял списки «редких и любопытных манускриптов», принимал участие в ночных дежурствах…

Заодно уж надо сказать, что Востоков устроил маленькую библиотечную революцию, а именно – внедрил свой способ распределения и расстановки рукописей в фондах. Авторские манускрипты он стал расставлять по алфавиту авторов, анонимные – по алфавиту предметов.

Кроме того, Востоков выполнял обязанности секретаря, вел делопроизводство на иностранных языках, отвечал за польские и немецкие рукописи в соответствующем отделе, публиковался в научных изданиях («Библиографические листы»). И плюс ко всему – запоем читал отданные в его ведомство сокровища: от «Русской правды» до иностранных руководств по грамматике.

Еще будучи студентом, Востоков вступил в Вольное общество любителей словесности, наук и художеств (ВОЛСНХ). В Обществе состояли многие литераторы, видные и помельче, – писали, читали и обсуждали стихи и прозу, издавали альманах «Свиток муз». К 1806 году и Востоков издал двухчастное собрание своих стихотворений – «Опыты лирические и другие мелкие сочинения в стихах».

Эти стихи во многом экспериментальны. Так, Востоков обращался к античным формам и размерам, притом доказывал их уместность и необходимость, комментируя собственные тексты. В прочих же сочинениях он следовал принципам российской «витийственной» поэзии, особенно охотно создавал торжественные, тяжеловесные, ужасно трогательные оды.

Орел, терзавший Промефея,
Отогнан. Се грядет Астрея!..
О преблаженный смертных род!
Любовью, миром наслаждайся,
Дарами естества питайся,
Сбирай с земли сторичный плод!
Земной превыше атмосферы
Взносись, царь мира, человек!

К сожалению, наследие Востокова-поэта (да и его коллег) изучалось весьма тенденциозно. «Виноват» в этом – хоть и без вины – Радищев, в годы советской власти безоговорочно утвержденный в звании «первого русского революционера». Сыновья его состояли в ВОЛСНХ. Естественно, и они, и их друзья (Востоков, Борн, Попугаев, Пнин), благодаря советским литературоведам, оказались «носителями прогрессивных идей», радикальными тираноборцами и так далее. За поэтами ВОЛСНХ закрепилось неточное (и потому унизительное) прозвище «поэты-радищевцы», а вся прелесть их «витийства» свелась к «революционным мотивам».

Нельзя сказать, однако, что Востоков был выдающимся поэтом. Почти все его стихи (и переводы, например, из Гете) вполне укладываются в «просветительское» русло.

Но у него был замечательный исследовательский интерес к народной поэзии. В 1812 году «Санкт-Петербургский вестник» напечатал его статью «Опыт о русском стихосложении» – первое в своем роде исследование особенностей ритма и размера русской народной песни (тонического стиха). Также он переводил и анализировал сербскую и чешскую («богемскую») народную поэзию.

В 1820 году было опубликовано «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка» – новаторский и глубокий труд, принесший Востокову поистине мировое признание и определивший вектор его научной деятельности на все оставшиеся годы.

К 1831 году по заданию Министерства народного просвещения Востоковым созданы два учебника – «Сокращенная русская грамматика для употребления в низших учебных заведениях» и «Русская грамматика, по начертанию сокращенной грамматики полнее изложенная». За них автору была присуждена Демидовская премия, они неоднократно переиздавались, – значение этих пособий трудно переоценить.

Еще одну Демидовскую премию Востоков получил в 1843 году, когда подготовил и выпустил «Остромирово Евангелие» со сравнительным анализом греческого и русского текстов, грамматическими объяснениями, комментариями, «словоуказателем». Вслед за этим безукоризненно научным изданием вышло пособие «Грамматические правила славянского языка, извлеченные из “Остромирова Евангелия”».

При этом трудолюбие и бескорыстие Востокова почти вошли в поговорку. «Удивительная скромность Востокова была причиной того, что академия, столь щедрая на материальные воздаяния по отношению к своим членам, обходила его», – пишет биограф. Однажды, когда вручались академические награды, секретарю Академии
П.И.Соколову («бездарнейшему», по многочисленным отзывам современников) выдали 13 000 рублей «за неутомимые труды и рвение», а Востокову пожаловали 500 рублей (такая же сумма досталась некоей девице Шаховой, четырнадцати лет, сочинившей какие-то патриотические стишки).

Еще когда Востоков служил в Публичной библиотеке, пожилой граф Н.П. Румянцев поручил ему описание своей коллекции рукописей. После кончины графа его собрание стало Румянцевским музеем, Востоков был назначен его старшим библиотекарем и создал «Описание русских и славенских рукописей Румянцевского музеума» (этим источником ученые пользуются до сих пор).

В 1844 году Востоков попросил отставки со службы, но это не значит, что он перестал работать. Его трудами был выпущен второй том «Словаря церковно-славянского и русского языка» (1847) и «Опыт областного великорусского языка» (1852) с обширным «Дополнением» (1858). Заметьте: словарь Даля начал выходить только в 1863 году.

«Славянско-русский этимологический словарь», над которым Востоков работал с начала 1800-х, так и остался неопубликованным. Зато был успешно издан двухтомный «Словарь церковно-славянского языка» (1858–61). Ученый заново свел в единую, цельную, убедительную систему все то, о чем писал еще сорок лет тому назад в «Рассуждении». «Здесь Востоков указал хронологическое место памятников церковно-славянского языка, определил его отличия от древнерусского, указал значение носовых и глухих гласных, употребление широких гласных после заднеязычных, присутствие носовых гласных в польском языке, объяснил образование окончаний в прилагательных, обнаружил в церковно-славянском языке отсутствие деепричастий и наличность супина, названного им достигательным наклонением. Все эти выводы были полной новостью не только для русских, но и для европейских ученых…» – объясняет биограф.

Верный своим принципам, вслед за словарем Востоков выпустил пособие под названием «Грамматика церковно-славянского языка, изложенная по древнейшим оного письменным памятникам» (1863).

К концу жизни Востоков был ординарным академиком Российской Академии наук, почетным членом Московского и Харьковского университетов, почетным профессором Тюбингенского университета, доктором Карлова университета (Прага), членом копенгагенского Королевского общества северных антиквариев, Общества истории и древностей юго-славянских и Общества сербской словесности. Он носил чин действительного статского советника, награждался «Владимирами» и «Аннами»…

При всем при этом Александр Христофорович оставался небогатым, застенчивым и, кажется, бессемейным (что-то не попалось мне в источниках никаких упоминаний о женитьбе, о детях). Целью жизни его и самой жизнью была российская словесность. Потому мы и чтим сегодня «русского немца» – одного из тех, кто выбирал служение «не по рождению, а по духу» и никогда не изменял ему.