Редактор Ольга Мяэотс

Разговор в кают-компании

Антиглянцевые книги

Интервью с главным художником издательства «Самокат» Татьяной Кормер

Одно из последних радостных событий прошлого года – присуждение премии «Букбери – за лучший дизайн книги» сборнику стихов Олега Григорьева, выпущенному издательством «Самокат». В условиях конкурса записано, что премия «вручается российским издателям за достижения в области полиграфического дизайна, креативного подхода в работе с рукописями и иллюстрациями, за создание качественных и оригинальных книг для нескольких поколений». Важно, что детская книга выиграла взрослый конкурс, обойдя в равном честном состязании многие вполне заслуженные кандидатуры. И еще важно, что члены жюри конкурса, состоявшего из людей знаменитых – Ренаты Литвиновой, Ингеборги Дапкунайте, Леонида Парфенова, Евгения Гришковца, – но далеких от проблем детской книги, проявили высокий эстетический вкус и обратили внимание именно на это издание, на первый взгляд неброское и даже незаметное.

Члены жюри определили для себя, «что такое хорошо и что такое плохо» в искусстве книги. Но нам захотелось поговорить об этом с истинной виновницей торжества – главным художником издательства «Самокат» Татьяной Кормер.

Таня, мне бы хотелось, чтобы мы сегодня поговорили о художественных принципах создания книги. Есть ли у вас какие-то правила, которые определяют вашу работу в детской книге?

Главное при создании книги – то, что оформление вторично по отношению к содержанию. Если только это не книжка-картинка, где иллюстрация часто заменяет собой текст. Приступая к новой книжке, нужно думать, как наилучшим образом оформить конкретный текст, чтобы читатель не испытывал дискомфорта. Оформление должно помогать воспринимать текст и эмоционально его поддерживать.

Важно, чтобы художник сознавал меру своей ответственности, поскольку он вмешивается в восприятие читателя. Чтобы он понимал, насколько его вмешательство оправданно и нужно.

Мне знакомая рассказывала, что ее дочь, прочтя «Собаку пес», стала сама делать иллюстрации, причем очень похожие на те, что в книжке. И мама ей говорит: «Что же ты делаешь, ты же все срисовываешь!» А она не срисовывала, она так стала видеть. Для детской книжки это удача, что герои начинают жить в том виде, в каком мы их показываем.

А как родилась книга, за которую вы получили премию?

В случае с книгой Олега Григорьева очень хитрая была задача. Потому что это стихи, которые можно читать и детям, и взрослым.

Когда мы только задумали издавать поэтическую серию, на Ярославском полиграфическом комбинате нам показали пустой книжный блок необычного формата и необычной бумаги. То есть необычной для детской книги – чуть шероховатой, матовой.

Татьяна Кормер

И тогда вы стали искать художника?

Мы попросили в типографии один такой блок и стали показывать разным художникам. Ира Затуловская сказала: «Ах! Да!» И сделала книжку, которая, на мой взгляд, является идеальным синтезом технической и художественной стороны. Это она придумала этот красно-синий карандаш, который является лейтмотивом всего оформления. Помните, в наше советское детство продавались такие специальные карандаши – красно-синие?

Ага, такие бюрократически-канцелярские «отказать» – «разрешить».

Верно. Так уже выбор цветового решения отсылал читателей к конкретному культурному и историческому контексту.

Олег Григорьев известен как детский поэт. Но в его стихах чувствуются сложность и глубина, которые свойственны поэзии для взрослых. И нам хотелось, чтобы иллюстрации не опошляли стихи и не превращались в веселые картинки. Мы хотели сделать книжку, которая была бы адекватна этой его сложной взрослой стороне. И получилась книжка не для детей 5–6 лет, которые тоже могут с удовольствием читать эти стихи, а для взрослых и подростков.

Маленькие дети такие картинки не любят. Они считают, что сами так могут, и им неинтересно. Но, я думаю, неплохо, когда дети так говорят, потому что это, безусловно, побуждает их к творчеству. А наша книга нравится подросткам.

Дети воспринимают иллюстрацию не как художественное произведение, а как персонажей. Естественно – для них важен персонаж. Он как плюшевый мишка, которого можно обнять, прижать к сердцу. И я считаю, в этом возрасте важно давать детям что-то теплое. А потом это проходит. И у людей возникает потребность в совсем других персонажах, которые перестают быть такими родными и близкими, а начинают восприниматься отстраненно.

Вот и рисунки Затуловской цепляют, сначала кажется – ерунда, а потом они останавливают. Иллюстрации усиливают звучание текста. Они не упрощают, не комментируют, а ведут читателя вглубь, пробуждают вдохновение.

Мне кажется, эти иллюстрации очень совпадают с текстом, именно с его сложной стороной. Иллюстрации, которые обычно привлекают детей, не смогли бы раскрыть Григорьева как поэта и для детей, и для взрослых. Можно было сделать совсем взрослую книжку, включив туда разные страшные «черные» стихи, но мы выбрали светлую сторону его творчества, хотя она совсем не так проста, как может показаться на первый взгляд.

Таня, вы редкое исключение – вы одновременно и художник, и дизайнер книги. Вы имеете возможность свои идеи воплощать. Отличается ли ваша работа в «Самокате» от работы ваших коллег в других издательствах?

С самого начала мы решили делать книги совершенно не такие, как те, что мы видим на рынке. Книги для тех детей, чьи родители выбирают интеллектуальную литературу. Люди, которые сейчас сидят в издательствах и занимаются детской литературой, они зачастую скорее продавцы и никакого отношения к художественному оформлению книги не имеют. А если когда-то имели, то старательно об этом забыли. Они думают, что книга должна быть красивой, должна продаваться, а о том, что собственно несет в себе книжка, что будет переживать человек, который ее открывает, об этом – нет. Потому что об этом думать сложно. И непонятно, как это подавать и продавать.

Когда мы делаем книгу, мы думаем не о том, что ее надо красиво упаковать, а о том, что эта книга будет жить в доме. Ее прочтут дети, а потом их дети. Мы и стараемся не задаривать ребенка «чупа-чупсами», а давать то, что мои родители называли «строительный материал», то, что формирует его как личность. Детская книжка – это необходимость. Не пирожное, а хлеб.

Тогда вернемся к началу. Обложка. Ваши обложки тоже выделяются. Сейчас в магазине море ярких обложек, и уже ничего не хочется покупать: неинтересно, все только раздражает. А вам ведь нужно было не только утвердиться на рынке, но и сделать то, что вы любите. Чем ваша обложка отличается от других?

Мне кажется, это уже другая дизайнерская задача: сделать что-то, что отличается. Современный развал книг – это такой разноцветный бесконечный винегрет.

Обложку мы делаем последней, потому что она должна родиться из всего, что есть внутри. И чтобы книга была цельной: нельзя, чтобы один делал книжку, а другой – обложку. Хотя именно так сейчас делается всюду и везде. Для простоты и быстроты. Мы этого никогда не делаем и, надеюсь, не будем делать.

Наша обложка должна говорить о том, что внутри, и она привлекает тем, что она неагрессивна. Мы не хотим делать книги, которые останавливают взгляд еще и потому, что когда вы увидите сто книжек, каждая из которых кричит: «Купите меня! Купите меня!», то человека начинает тошнить, он поворачивается и уходит. Вот мы делаем книги, которые не кричат. От этого они не становятся менее покупаемыми.

Мы не делаем блестящие пленки на книжках, потому что мне кажется, что это очень раздражает. Или вот эта бумага. Она похожа на дешевую газетную, а на самом деле это хорошая финская бумага, она желтоватая, но на ослепительно белой бумаге труднее читать, так что это и такая гигиена чтения: она шероховатая, не отражает свет, и поэтому нет блеска, который тоже мешает читать. Вот, например, читать глянцевый журнал сложно, потому что он блестит. Наши книги, наоборот, такие антиглянцевые.

Таня, а как из вас вырос детский художник?

Моя бабушка много в детстве читала мне вслух. А поскольку при этом мне делать было нечего, я рисовала то, о чем она мне читала. Ну, у меня много родственников художников, моя мама – художник.

Но дальше. Вы выросли. Решили быть художником. Все обычно хотят заниматься живописью.

Я всегда хотела делать иллюстрации, просто самовыражаться с помощью живописи мне было как-то всегда неинтересно. Я думала, что, когда вырасту, буду сидеть дома и тихо-спокойно делать иллюстрации. А когда я закончила институт, то поняла, что все делают неправильно (смеется) и только я одна знаю, как нужно делать книжки. Когда я пыталась приходить в издательство с детскими иллюстрациями, меня тогда было очень легко сбить. Мне говорили: «Давай сделай вот так». И я слушалась, и получалось такое, на что я просто не могла смотреть. Одну книжку я даже просто не пошла забирать. Так было ужасно то, что меня заставили сделать.

Я считаю, что нужно делать только то, что нравится... Меня всегда мама учила, что, если ты делаешь то, что не нравится, как же это может понравиться кому-то еще.

И когда я поняла, что в детской иллюстрации я работать не смогу, перешла в издательство «Прогресс-традиция». Они делали серьезные книжки, философские, которые требовали как раз такого культурного и сдержанного оформления.

Когда у меня родились дети, я в какой-то момент поняла, что книг почти не покупаю, а мы пользуемся теми, которые были когда-то моими. Я часто покупаю старые детские книги. У меня их очень много. Начиная с 30-х годов. Моя мама собирала, например, книжки Владимира Лебедева. И в жизни, и в работе я ориентируюсь вот на эти мои книги.

Я тоже очень люблю эти старые книжки – Лебедева, Пахомова, Тырсы, Дейнеки – сколько мы забыли! Но сейчас все громче звучат призывы смелее смотреть вперед: книга переносится на кассеты и диски, на экраны компьютеров...

У книги есть особая магия. Мы сейчас ведем мастер-классы для детей по книжной иллюстрации. Сколько может высидеть ребенок с карандашом и бумагой? Ну, полчаса. И вот на книжной ярмарке, где столько отвлекающих моментов, мы дали детям бумагу. Сложили ее, скрепили степлером. Получилась маленькая книжка. И дали стихи, чтобы они их иллюстрировали. Мориса Карема. Дети стали клеить их в книжку и рисовать. И полтора часа сидели и делали книжку. Мы не могли их выгнать: те, кто нарисовал свои книжки, стали писать свои стихи. Я считаю, что книга – это универсальное изобретение. Как колесо. Это что-то волшебное. Когда детям предлагаешь рисовать на бумаге, достаточно сложно их увлечь, но когда им даешь книжку, они так поглощены этим занятием! Волшебная сущность книги должна победить все временныRе моменты.