Календарь круглых дат

Мария Порядина

Жизнь кувырком

Франсуа Вийон и его произведения

В тот мрачный год, когда «проклятые англичане» сожгли Жанну, а «добрый король» палец о палец не ударил, чтобы выручить свою спасительницу; когда «прекрасная Франция» пребывала в разорении, а «веселый Париж» голодал, мерз и богохульствовал, – в тот самый год родился мальчишка.

А через сколько-то лет Париж – да что там Париж! – заговорил стихами Франсуа Монкорбье, известного более как Вийон.

Одни читатели буквально принимают на веру все, что написано Вийоном. Тут и выходит, что он плут, безбожник, хулиган, игрок и распутник, грабитель и убийца, и – о ужас! – сутенер толстухи Марго. И еще хвастается, мерзавец, своими «подвигами», и еще советы дает!

В урочный час и в неурочный
Ломись в корчму, бесчинствуй, пей,
Пугай округу бранью сочной,
В картежных схватках не робей
И, коль не хватит козырей,
Не медли передернуть, кстати,
А выигрыша не жалей,
Все в кабаках на девок тратя¹.

_______________

¹ Здесь и далее стихи Франсуа Вийона цитируются в переводе Ю.Б. Корнеева.

Другие воображают представленное в балладах изобилие грехов как бесконечную исповедь сокрушенного сердца – в том смысле, что автор, мол, плохой, скверный человек, но скверность свою сознает и раскаивается, прибегает к милосердию Божьему, а мерзости всякие перечисляет не просто так, а в назидание прочим грешникам, чтоб они вели себя получше и не сворачивали на дурную дорожку.

Третьи же твердят, что в выходках и проделках Вийона нет ничего особенного, – все такими были. Франсуа – типичный представитель школярской молодежи того времени. И вообще он обличал суеверных старух, распутных девиц, продажных чиновников, лицемерных священников, глупых вельмож и пр., а потому являлся носителем передовых идей и только по досадному стечению обстоятельств не участвовал в многочисленных французских революциях.

Есть и такие, кто склонен понимать пикантные подробности, которыми изобилуют баллады Вийона, как сплошной вымысел и литературную условность. Да, мол, в стихах этот шалопай нарочно сгущает краски, из молодечества хочет казаться хуже, чем он есть, а сам вообще славный парень, душа нараспашку. Ну, конечно, озорничал немножко… а за кем грехов не водится? Время такое было, все «добрые школяры» непременно озорничали, но ведь не со зла и не ради корысти, а просто молодость играла в них, требуя веселья.

Истина, как всегда, где-то в отдалении.

Более или менее достоверно известно, что Франсуа родился между 1 и 19 апреля 1431 года в Париже. Кто был отец мальчика, этот Монкорбье, и куда пропал – об этом никто ничего толком не сообщает, так что остановимся на благопристойной версии – «умер, когда сыну было восемь лет». Так или иначе, Гийом Вийон, каноник парижской церкви Святого Бенедикта, стал опекуном ребенка и дал ему свою фамилию.

В 1443 году подросток Франсуа поступил на факультет искусств Парижского университета и в 1452 году получил степень лиценциата и магистра искусств. Этот факультет являлся как бы подготовительным – продолжая образование, можно было получить степень доктора, – но Франсуа в эти годы предпочитал иные занятия, не всегда безобидные. Три года тянулась, например, коллективная студенческая проказа: школяры утаскивали большой межевой камень от дома престарелой вдовы де Брюйер; городская стража поднимала шум, после скандала камень возвращали на место, а потом опять утаскивали. Об этом камне, который выразительно именовали Чертовой какашкой, Вийон якобы даже сочинил поэму.

Да уж, поведение Вийона нельзя назвать примерным, но следует признать, что этот парень не так уж отличался от прочих школяров и вообще многих обитателей Парижа. Они жили, как умели, и совершенно не догадывались, что у них на дворе стоит «высокое Средневековье». Они строили дома и церкви, а отнюдь не памятники архитектуры; бродяжничали, а не совершали географических открытий; сочиняли стишки, а совсем не художественные произведения. «Жизнь вечная» была для них поповским обещанием: хочешь верить – верь, не хочешь – тебе же хуже.
Они не предполагали, что через несколько веков ученые люди примутся чистить старинные камни специальными щеточками и разбирать архивы, чтобы обнаружить свидетельства о том, как вышеозначенный Франсуа стал убийцей и грабителем.

5 июня 1455 года некий «священник Шермуа» (он же Филипп Сермуаз) затеял с Вийоном драку. Защищаясь, Франсуа ранил недруга ножом, и удар оказался смертельным. Однако перед кончиной Сермуаз признался свидетелям, что сам был зачинщиком стычки, поэтому непредумышленное убийство сошло Вийону с рук. Но не прошло и года, как четыре «озорника» сговорились ограбить теологический факультет Наваррского коллежа. Затея удалась: трое искали деньги, четвертый (это был Франсуа) стоял на стреме. Похитив пятьсот золотых экю, грабители по-честному отсыпали Вийону четвертую часть. Франсуа тут же бежал из Парижа, сочиняя (надо полагать, на бегу) лэ¹, впоследствии названное Малым завещанием.

_______________________

¹ Один из жанров средневековой французской поэзии, нечто вроде строфической оды с определенным типом рифмовки.

Я, Франсуа Вийон, школяр,
В семь пятьдесят шестом году,
Поостудив сердечный жар,
И наложив на мысль узду,
И зная, что к концу иду,
Нашел, что время приглядеться
К себе и своему труду…

«Приглядываясь», Франсуа в этом лэ комически «завещает» друзьям и недругам всякие смешные, а иногда грубые и даже весьма непристойные вещи, при этом небрежно ссылается на Аристотеля и прочих древних авторов, а заодно сетует на женскую ветреность, уверяя, что отправляется в изгнание из-за несчастной любви.

Совершенно невозможно понять, когда Вийон шутит, когда язвит, когда говорит серьезно… Так, например, он изображает почти отеческую заботу о трех несчастных сиротах:

Засим, день ото дня сильней
Трех маленьких сирот жалея,
Желаю я душою всей
Помочь бедняжкам поскорее.
<…>
Они, коль я их не пригрею,
Не смогут зиму пережить.

В следующей строфе Вийон называет имена сироток – Госсуэн, Марсо, Лоран – и объявляет, что готов делиться с ними четвертой частью своего дохода. Усердные исследователи порылись в соответствующих архивах и установили, что Жерар Госсуэн, Жан Марсо и Колен Лоран были знаменитыми в Париже ростовщиками. Таким образом, строфы о сиротках следует понимать с точностью до наоборот.

Здесь же Франсуа вспоминает о своем опекуне:

…Гийом Вийон, приемный мой
Отец, который был со мной
Добр, нежен и заботлив так,
Что он мне ближе, чем родной…

И поди знай, ехидство это или чистая лирика!

Года четыре Вийон странствовал, с переменным успехом пытаясь втереться в милость к кому-нибудь из великих мира сего. У Рене Анжуйского в Анжере нашего бродягу вроде бы не приняли, зато достоверно известно, что Франсуа побывал
у Карла Орлеанского в Блуа (здесь им написана знаменитая баллада на заданную «противоречивую» тему) и у герцога Бурбонского. Известно также, что в городке Мён на Луаре наш шалопай попал под горячую руку сурового Тибо д’Оссиньи, епископа Орлеанского, и был заключен в тюрьму, но освобожден благодаря амнистии (по случаю проезда через город короля Людовика XI).

Дело о Наваррском коллеже еще не было закрыто (в 1460-м повешен зачинщик ограбления), но Франсуа все-таки вернулся поближе к Парижу. Как и чем он жил – можно себе представить, а стихи сочинялись словно сами – успевай только записывать: недаром говорится, что «всех на язык бойчей Париж». «Баллада пословиц» и впрямь целиком составлена из пословиц и поговорок; «Баллада истин наизнанку» – из парадоксов; «Баллада против недругов Франции» перечисляет как будто взятые из учебника несчастья, которые выпадали на долю злоумышленников всех времен и народов. Баллада «Где днесь апостолы…» написана (не очень грамотно, впрочем) на старофранцузском языке, а несколько «цветных» баллад – на воровском жаргоне (на «цветном языке»). В стихотворной форме Франсуа просит денег у герцога Бурбонского, посылает дурачка Жанена
в баню, зовет друзей, чтобы они постарались вызволить его из заключения. Балладой сочинитель восхваляет парижский суд; тело и сердце Вийона препираются балладой, старушка-мать обращается к Богородице с молитвой-балладой… Некоторые из этих баллад вошли составной частью в «Завещание», которое Франсуа стал сочинять зимою 1461 года и которое принято называть «Большим».

Здесь, как и в первом «Завещании», достается всем – и собутыльникам, и недоброжелателям; что же до поэтических мотивов, то здесь мы видим полный «набор уголовника»: и коварные женщины-изменницы, и лживые друзья-приятели, в любую минуту готовые предать, и неправедные судьи-мерзавцы, и мать-старушка, проводящая дни в молитвах за непутевого сына, и вполне лирические признания.

Довольно выразительны эти сетования – особенно если учесть, что «старику» было всего тридцать лет. Жизнь его, впрочем, кувырком катилась неизвестно куда.

Осенью 1462 года Вийон что-то украл и попал в тюрьму Шатле; тут-то ему припомнили и Наваррский коллеж, однако скоро выпустили, взяв расписку в том, что он обязуется выплатить 125 экю. Но через несколько недель Вийон ввязался в уличную драку и вновь попал в Шатле. Тут уж ему спуску не дали.

Приговоренный к виселице, Вийон мрачно пошутил знаменитым четверостишием (о шее и заднице) и, почти ни на что не надеясь, подал апелляцию. Тут произошло какое-то чудо: казнь заменили десятилетним изгнанием из Парижа и окрестностей. Франсуа восславил милость суда и 8 января 1463 года ушел из города Парижа прямиком в свое поэтическое бессмертие.

Когда-нибудь потом этот шалопай, конечно, помер, но это уже не так важно.