Календарь круглых дат

Мария Порядина

Понимание Васи кладбищенского

Василий Васильевич Розанов и его произведения

Чтобы стать тем великим человеком, которого мы теперь знаем, Василию Розанову следовало родиться в Ветлуге Костромской губернии; похоронив отца, бедствовать в «мерзости запустения», нахвататься кое-каких «идей» в гимназии в Симбирске и Нижнем (а старший брат, кстати, учился в Казанском университете); читать Белинского, Писарева и Добролюбова, Милля и Бокля; в Москве поступить на историко-филологический факультет университета, благополучно «проспать» обучение, но заразиться атеизмом; познакомиться с роковой красавицей, жениться и погрузиться в сочинение философских трактатов.

«Роковая красавица» – это не шутка. Аполлинария Суслова, дочь купца-миллионщика (родом из крепостных), полжизни назад была любовницей Достоевского. Смутив писателя откровенным письмом, она фактически увела его от чахоточной жены, а потом бросила ради совершенно никчемного человечка. Достоевского же продолжала тиранить от всей своей широкой, мелочной, «инфернальной» души.

«Аполлинария – большая эгоистка. Эгоизм и самолюбие в ней колоссальны. Она требует от людей всего, всех совершенств, не прощает ни единого несовершенства в уважение других хороших черт, сама же избавляет себя от самых малейших обязанностей к людям, – обижался бедный Достоевский. – Мне жаль ее, потому что, предвижу, она вечно будет несчастна…»

«Она будет несчастна» – так всегда говорят оскорбленные мужчины, не только писатели. Но в данном случае Достоевский угадал: счастья для Аполлинарии в этой жизни не найдется. Она останется Полиной в «Игроке», недоброй памятью для всех своих мужчин; сама будет жить долго, бестолково и никому житья не даст; умрет в 1918 году, увидев крах всего.

Однако при знакомстве с Розановым Аполлинария, хоть и не первой молодости, была хороша собой и не бедствовала. Что ее потянуло замуж за невзрачного, рыжеватого, по возрасту чуть не в сыновья годящегося студента, которого за хронический пессимизм приятели прозвали «Вася кладбищенский»?

Окончив университет, Розанов стал гимназическим преподавателем в Брянске, затем перевелся в Елец. Почему-то по умолчанию принято считать, что если человек великого ума приходит к детям, то непременно должен воссиять свет разума: учитель с порога приступает к сеянию разумного-доброго-вечного, ученики с готовностью идут по пути познания истины, философия освещает им дорогу. А вот и все не так! Розанов не стремился в педагоги и более десяти лет вполне казенно преподавал казенную историю с географией, вовсе не считая нужным делиться с гимназистами-лоботрясами тем, что воистину увлекало его.

Один из случаев вошел в анналы. Некий Мишенька вместе с тремя товарищами удрал из дому, надеясь попасть «в Азию». Беглецов отловили и водворили в родные стены, и все смеялись, что мальчишки «бежали в Азию, а попали в гимназию». Учитель географии, однако, вдруг пристыдил насмешников, сказав, что этот побег – не глупость, а стремление к высшему. Мишенька запомнил сказанное на всю жизнь. Но учился он скверно, в первом и третьем классах сидел по два года, перебивался с двойки на тройку и в конце концов серьезно поплатился за все. В очередной раз не выучив урока из географии, он получил заслуженную двойку и в запальчивости прямо в классе пообещал преподавателю, что сведет с ним счеты. Учитель был вынужден подать в дирекцию докладную записку об инциденте, и гимназическое начальство, которому надоело возиться с лентяем и второгодником, исключило его из учебного заведения. К чести двоечника надо сказать, что он вполне сознавал собственную вину и не держал зла на учителя. Но только спустя много лет, когда балбес Мишенька превратился в известного прозаика Михаила Пришвина, он смог прийти к Розанову с искренними извинениями.

А тогда, в стенах Елецкой прогимназии, мальчишки и не подозревали, что их рыжий и краснолицый зануда-преподаватель уже опубликовал свой первый значительный и в полном смысле философский труд – «О понимании: Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (1886). Молодой философ трактовал «понимание» как универсальное метафизическое начало, которое связует бытие и разум, обеспечивает единство «познающего, познавания и познаваемого».

Трактат вопреки своему названию не встретил никакого понимания и признания. Даже тираж не разошелся, и в конце концов Розанов вынужден был продать его на вес, после чего перестал чувствовать себя «философом», подался не то в литературоведение, не то в публицистику.

Брак с Аполлинарией Прокофьевной оказался страшно мучительным и несчастливым для обоих. «Вы меня позорили ругательством и унижением, со всякими встречными и поперечными толковали, что я занят идиотским трудом…» – укорял ее позже бедный «Вася кладбищенский».

Во всех отношениях переломным для Розанова оказался 1891 год. Он познакомился с Варварой Бутягиной, вдовой-попадьей, а журнал «Русский вестник» опубликовал статью Розанова «“Легенда о Великом Инквизиторе” Федора Достоевского. Опыт исторического комментария». Уж она-то без отклика не осталась, хотя рассуждения о Достоевском как о крупном религиозном мыслителе были уже в «Понимании». Здесь же Розанов сформулировал, в чем он видит философию писателя: «В “Легенде о Великом Инквизиторе”, этом глубочайшем слове, какое когда-либо было сказано о человеке и жизни, так непостижимо слился ужасающий атеизм с глубочайшей, восторженной верой».

Из самого же Розанова университетский атеизм уже повыветрился, однако христианство принималось им отнюдь не восторженно.

Заботливая, внимательная, глубоко религиозная Варвара Бутягина, полная противоположность Аполлинарии, очень страдала, не имея возможности вступить в законный, освященный церковью брак. Постылая «инфернальница» не давала мужу развода, и Розанов решился на отчаянный поступок – тайно обвенчался с Варварой Дмитриевной. Однако в глазах общества их брак по-прежнему являлся «сожительством», а дети оставались «незаконными». Эту оскорбительную несправедливость Розанов никогда не простит обществу и церкви.

Однако собственно семейная жизнь, рождение и воспитание детей привели Розанова к новой философии: «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, т.е. что это загадка рождающегося пола».

«Нет крупинки в нас, ногтя, волоса, капли крови, которые не имели бы в себе духовного начала»; «пол выходит из границ естества, он – вместе естественен и сверхъестественен», – утверждал Розанов. Через обожествление рода, семьи он стал трактовать и христианство («Семья как религия», 1903; «В мире неясного и нерешенного», 1904; «Около стен церковных», 1906; «Темный лик» и «Люди лунного света. Метафизика христианства», 1911).

В 1893 году Розанов вместе с Варварой Дмитриевной переехал в Санкт-Петербург, некоторое время служил (в чине коллежского советника), а в 1899 году оставил гражданскую службу и стал постоянным сотрудником газеты «Новое время» (где и оставался до 1917 года, пока газету не закрыли).

В 1906 году Розанов опубликовал в «Новом времени» статью «Памяти Ф.М.Достоевского (28 января 1881–1906)». Здесь он представляет Достоевского как пророка, но не в возвышенно-поэтическом и не в историческом, а в исходном значении слова (на иврите «наби» – «воодушевленный, патетический»). Достоевский был «пророком» не в том смысле, что он «предсказал будущее» или «возвестил истину», а в смысле художественного метода – его «тона», его особенного способа «вещать». Причем характерная особенность пророка – некое косноязычие, неуклюжесть речи, неумение выразить мысль четко и ясно: «Не случайно техника письма у Достоевского почти везде несовершенна, запутанна, трудна», что, впрочем, не мешает пророческой миссии.

В 1911 году в журнале «Русское слово» Розанов опубликовал (под чудесным псевдонимом «В.Варварин») статью «Одна из замечательных идей Достоевского». Здесь он анализирует повесть «Записки из подполья», размышляет о «преодолении» в себе «подпольного человека» – без этого «преодоления» нельзя развиваться, расти, двигаться вперед. «Нужно заметить, что “нравственное совершенствование” есть другой полюс “подполья”, – от него защита, против него рецепт. Сильный ли – вот в чем вопрос…»

Теперь наконец Розанов стал признан и знаменит; он уже не искал понимания – к его голосу и так прислушивалась Россия. Бывшего «Васю кладбищенского» читали и видные деятели культуры (ожесточенную полемику с ним долго вел Вл.Соловьев), и восторженные девушки (так, юные сестренки Цветаевы смело затеяли переписку с Розановым, и он отвечал на их письма, как добрый дядюшка). Огромное влияние на будущих литераторов оказала новая манера письма Розанова – отрывочные, как бы случайные записи, мысли, афоризмы, собранные в книгах «Уединенное» (1912),«Опавшие листья» (1913–1915) и др.

Розанов умер, не увидев весны 1919 года, по словам дочери, примирившись с Господом; его и похоронили в Троице-Сергиевой лавре. Однако рассказывали, что после причастия Розанов попросил изображение Иеговы, а за неимением такового удовольствовался статуэткой Осириса, получив которую поклонился ей.

Хочется верить, что Господь отнесся к этому поступку с пониманием.