Сегодня нам хотелось бы поговорить
о переводах. Есть такая незаметная литературная
профессия – переводчик. Мало кто из читателей
интересуется, кто перевел для него полюбившуюся
книжку зарубежного автора. А многие дети и
подавно уверены, что Астрид Линдгрен, Джанни
Родари или Памела Треверс писали по-русски. Но
имена некоторых переводчиков нам известны,
поскольку яркий самобытный талант поставил их «в
одну строчку» с переводимыми ими авторами. Мы
знаем, что Карлсона нам подарила Лилиана Лунгина,
Маленького Принца – Нора Галь, а сказки Киплинга
– Корней Чуковский.
Но самый первый в этом ряду, конечно, Борис
Заходер. Мы предлагаем читателям особенный
материал: размышления замечательного поэта и
переводчика Виктора Лунина о творчестве
старшего коллеги. Размышления столь глубокие и
интересные, что невольно получился «двойной
портрет», и это позволило нам завершить
публикацию подборкой переводов самого Виктора
Лунина.
Ольга Мяэотс
Записки бывалого пирата
Виктор Лунин
Заходер – переводчик
Многие переводы Заходера по сути дела
нельзя назвать переводами. Часто это пересказы. А
иногда вообще собственные стихи, где у польского,
английского или чешского автора, даже самого
лучшего, самого значительного, взята только
некая идея, наполнение же совершенно
заходеровское. Борис Владимирович заимствовал у
переводимого поэта часто то, что сам поэт не
заметил и не развил. У Заходера была такая
могучая индивидуальность, что из чужого
материала он делал абсолютно свое законченное
замечательное произведение-формулу. Подобным
образом он перевел, например, стихи Бжехвы. Сам
Бжехва, когда Заходер показал ему свои переводы,
был ими, конечно, доволен, но, по словам Бориса
Владимировича, заметил, смеясь:
– Это, конечно, ваши собственные
стихи. К ним я имею самое маленькое отношение.
Если сравнить стихи из Бжехвы Заходера
с переводами других поэтов можно убедиться в
справедливости моих слов. Заходеровские
остроумны, лаконичны, легко запоминаются. Но еще
раз подчеркиваю, по ритмике, по неповторимой
интонации и даже по развитию сюжета это, по сути
дела, стихи самого Заходера, ибо он все менял, все
переписывал по-своему. А у других переводчиков,
даже у талантливейшей Юнны Мориц, стихи, хоть и
переведены по смыслу ближе к авторскому тексту,
но вышли куда более многословными, хаотичными и
скучными. Все эти переводчики передали только
смысл, утеряв при этом удивительную звукопись
стихов выдающегося польского поэта, которая
делает его произведения на родном его языке
удивительно звонкими и легкими для восприятия.
Так же Заходер переводил и прозу,
выбрасывая все, что ему казалось лишним, и
добавляя куски там, где ему казалось, что чего-то
не хватает. Он великолепно перевел, сократив, но
нисколько не ухудшив, «Мэри Поппинс». Он
превратил «Винни Пуха», опять же что-то выкинув и
что-то добавив, в одну из самых любимых книг в
России. Даже «Алису в стране чудес» он перевел
по-своему.
– У каждого народа своя память, -
говорил Заходер. – Я в своем переводе заменяю
английскую память на русскую, чтобы наши дети
легче восприняли чужую сказку. Чтобы она стала
максимально русской. И Борис Владимирович в
качестве подтверждения прочел мне стихотворение
«Крокодильчики мои, цветики речные!» из своего
перевода «Алисы», в котором он пародирует
стихотворение Алексея Константиновича Толстого
«Колокольчики мои, цветики степные…», с детства
известное в нашей стране почти каждому ребенку.
Крокодильчики мои,
Цветики речные!
Что глядите на меня
Прямо как родные?
Это кем хрустите вы
В день веселый мая,
Средь нескушанной травы
Головой качая?
Таким образом, заходеровские
«Крокодильчики» заменили в «Алисе»
кэрролловское «Ты мигаешь, филин мой!», где автор
«Алисы» в свою очередь пародирует строфу
известного стихотворения Джейн Тейлор «Звезда»:
«Ты мигай, звезда ночная!» Точно так же Борис
Владимирович переиначил и все остальные стихи из
«Алисы». И надо сказать, с поставленной самому
себе задачей он справился блестяще, хотя
кому-нибудь подобные вольности, возможно, и
кажутся кощунством.
А однажды Борис Владимирович открыл
мне, что переводит Гете:
– Гете – мой самый любимый поэт. Я
давно уже им занимаюсь. Но все правлю и правлю и
потому пока не считаю возможным печатать. Может
быть, когда-нибудь. Думаю, это будут лучшие мои
переводы.
Сегодня, как и прежде, я с полным
убеждением могу сказать, что Заходер в прошедшие
годы был, несомненно, лучшим нашим детским поэтом
и переводчиком-пересказчиком. Хотя детским его
можно назвать лишь условно, поскольку настоящие
стихи – они стихи и есть, и интересны читателю
любого возраста. Каждый из нас, занятых детской
литературой, должен по мере сил у него учиться. Но
следовать по пути самого Заходера невозможно.
Слишком уж у него получалась лично его поэзия.
Голос поэта, его интонации, его юмор, сдобренный
изрядной порцией горечи и сарказма, ни с кем не
спутаешь. Когда Заходер отбирал стихи для
переработки, он отбирал именно то, что мог
переделать по-своему. Однако, многие поэты,
особенно те, у которых не менее выраженная
индивидуальность, отчаянно сопротивляются
такому переводу. В этом случае, на мой взгляд,
необходимо переводить как можно точнее. Особенно
это касается поэтов, для которых главное не игра,
а душа – поэтов таинства и полутонов.
Однажды я показал Заходеру моего
Уолтера де ла Мэра, он тут же принялся меня
править. Вернувшись домой, я просмотрел его
замечания и понял, что Борис Владимирович хочет
поменять мою концепцию перевода, как бы подгоняя
ее под свою. Он считал, что стихи де ла Мэра сами
по себе скучны и требуют добавки юмора, что в них
слишком много ненужной лирики. Он даже стал на
свой лад переписывать стихотворение «Гномы».
Приведу два последних четверостишия этого
стихотворения в переводе Б. Заходера:
Вскочил я с постели
И выбежал в сад,
Где дружно звенели
Сто тысяч цикад!
«Малиновый джем!
Орехи и крем!
По-моему, спать
Не хочу я совсем!»
Стихи стали вроде бы веселей, но
потеряли неуловимо призрачный, волшебный дух де
ла Мэра. А я хотел этот дух сохранить. Чтобы
сказанное стало более понятным, привожу
стихотворение «Гномы» целиком в моем переводе:
Когда я проснулся, была тишина.
Вдруг звонкая песенка стала слышна.
«Скорей подымайся,
Скорей одевайся!
Ну сколько же можно лежать?
Мы здесь, за стеною,
Под старой сосною,
До нас так легко добежать!»
Взглянул я в окошко. Там роща спала.
А песня меня все звала и звала:
«Ты выйди из дома.
Зовут тебя гномы
В свой замок на древнем холме.
В горелки и салки,
В лапту и скакалки
Мы будем играть в полутьме.
Сметану, творог,
С вареньем пирог
И вкусный, как мед, ананас,
Малиновый джем,
Орехи и крем
Ты сможешь отведать у нас!»
Услышав про это, я тотчас вскочил,
Решив к ним наведаться,
Но
Пока в башмаки я ногами попал,
Звук песенки этой куда-то пропал
И глянуло утро в окно.
А из лесу слышалась, словно капель,
Малиновки тихая трель.
Видите: там – невероятно громкие
«сто тысяч цикад», здесь – «малиновки тихая
трель». Таким противоположностям никак не
сойтись.
И все же, несмотря на некоторые
разногласия, беседы с Заходером о переводах были
совершенно неоценимыми, ибо позволили многое
переосмыслить и уточнить в понимании
переводческой работы.
Переводы Виктора Лунина
Из Уолтера де ла Мэра
Кошка
Когда приходят холода,
Ужасно любит кошка
Прилечь у жаркого огня
Подальше от окошка.
Она лежит, прикрыв глаза,
Мяукает, зевает,
И пламя яркое в печи
Ей тихо напевает.
А я на старый тюфячок
Прилег, устав немножко,
Читаю книгу и смотрю
На пламя и на кошку.
Из английской народной
поэзии
Дядя Джон и свинья
У дяди Джона была свинья,
Веселая толстая свинка.
Она носила, как вы и я,
Парик, сюртук и ботинки.
Любила Джона свинья как мать,
Любил ее Джон как отец.
И как-то решили они узнать,
Кто лучший из них пловец.
Поплыл дядя Джон по течению вниз,
А свинка вверх поплыла…
За что им обоим достался приз –
Печенье и пастила.
|