Размышления

Дина Кедрова

Формат

Неожиданно оказалось, что мы живем в стране, название которой «Формат»… А может, что-то случилось с планетой? Была планета Земля, а стала – Формат, на которой живут этакие форматяне.

Форматом сейчас исчисляется все – от размера чистого листа до стихотворения, которое будет на нем написано; от песни до любви.

Что-то, видно, и в моих мозгах переформатировалось, и мне захотелось поговорить о форматах. (Правда, думать и говорить о них как будто неинтересно – ими, или с ними, интересно манипулировать).

Само это слово на ощупь жесткое и холодное, и гладкое – как металлический куб, а еще отчетливое и недвусмысленное – как чек в кассе. Современный формат жизни таков, что в него трудно вписаться, точнее, вместиться, например, художественной литературе. Прямо как прокрустово ложе… (Думаю, что великие мастера никогда не вписывались в форматы своих эпох. Но, может быть, благодаря этому и развивалась культура?)

Литература существовала и развивалась не одно тысячелетие (по сравнению с возрастом компьютеров или телевизоров), и ценность ее просчитать невозможно. Книги несут в себе жизни их создателей – писателей, поэтов, драматургов. Их боль и радость, любовь и отчаянье, страсти – их мир; их откровенность и незащищенность перед миллионами читателей; и, конечно же, их любовь, уважение и трепет к слову, к образу, из слов сотканному.

Небезызвестно, что художественная литература трансформировалась за последние …надцать лет. Она превратилась в комиксы, в телесериалы, в «краткое изложение» (попробуйте сравнить «жизнь» и «краткое изложение жизни»), еще во что-то странное и мало имеющее отношение к литературе. Человеку же, посмотревшему по ТВ «Мастера и Маргариту» или прочитавшего в кратком изложении «Войну и мир», может показаться, что эти романы он вроде бы и прочитал (вот ведь век виртуалистов!).

Мне бы хотелось взглянуть на встречу, которая происходит между читателем (зрителем, слушателем) и автором (авторами) художественных произведений (книг) или их модификаций. Взглянуть – и сравнить, во-первых, восприятия образов – то, что «приходит» к человеку из художественного произведения, и, во-вторых, то, что происходит с ним в это время. Инициатором этих встреч становится читатель (слушатель, зритель), – когда он уже умеет читать самостоятельно. А до той поры…

Когда не было ни телевизоров, ни радио, ни проигрывателей, ни магнитофонов, то маленькие дети узнавали о мире от родных или от нянек. Грамотные им книжки читали, неграмотные – сказки рассказывали, да песни пели, потешки там всякие. Иногда кого-то водили в театр. Дети слышали голоса рассказывающих, видели их лица, и все они вместе существовали в одном реальном времени. С появлением граммофона, радио, кинематографа – началось «виртуальное» сосуществование (когда «подтянулись» ТВ, телефон, компьютер, видео
и т.д., оно стало увеличиваться, распространяясь все больше и больше). На пленку (цифру) записывают все: голос, взгляд, движение, мимику и т. д. И встреча происходит с этой записью. Слушатель (зритель) сопереживает людям «на пленке», и у него возникает иллюзия реального соучастия. Пассивного, созерцательного, но соучастия. При чтении же книги такой иллюзии не возникает. Мне кажется, что в книге есть тайна оживающего слова (как тайна оживающей мелодии, записанной нотными знаками)…

Итак…

Я открываю книгу. Чаще человек читает сидя, – чтобы от текста не отвлекали ни затекающая нога, ни сквозняк, ни чувство усталости в спине. Правда, когда книга «захватывает», не обращаешь внимания ни на что – все внимание к происходящему на страницах, и только пальцы успевают их переворачивать. А работа активная идет: процесс чтения – сложный. Необходима слаженная работа различных психических процессов: восприятия (графического, фонетического, смыслового), внимания (зрительного), воображения, мышления, памяти. Активно включается эмоциональная сфера.

И вот я встречаюсь с человеком – с одним, другим, с толпой (бррр – не люблю). Иногда оказываюсь в открытом море, порой под палящим солнцем, бывает и в вонючем болоте, а случается на лестничной клетке, где цветут гортензии и пахнет чистотой. Я вижу, чаще не очень отчетливо, лица, дома, скалы, вижу, как несутся всадники, как летят птицы, слышу смех Инезильи и чувствую, как от этого смеха напрягаются мускулы Дона Гуана… А запахи… Это не кинематограф, это художественная литература, но я все вижу, слышу и чувствую. И все, что мной увидено, услышано, почувствовано – уникально, потому что мое воображение соткано из нитей моего опыта, моих переживаний, моих встреч. Это мой единственный образ. И только будучи гением возможно его выразить с помощью красок, звуков или кинематографа. Но и созданные гениями образы не имели абсолютного соответствия с образами задуманными. Конечно, в детстве ни о чем таком не думается. Потом понимаешь, какой родник был с живой водой, а какой – с мертвой.

Книжки с картинками люблю с детства. (Рассматривание по сравнению с чтением намного легче». Наиболее активно участвует зрение (внимание, восприятие), эмоции, память, мышление, (воображение тоже, но в меньшей степени, нежели при чтении). Положение тела зависит от того, где находится иллюстрация (книга, выставочный зал или папка с рисунками.) Сама, конечно же, предпочитала смотреть картинки. Ну а читать... либо кто-нибудь читал, либо рассказывал, – слушать было куда интереснее и проще. Читать – лениво, да и телевизор тоже был. Но об этом чуть позже, сейчас – об иллюстрации.

Иллюстрация – это прежде всего то, что увидел художник, это то, на чем онсконцентрировал свое внимание – наиболее значимые для него (художника) эпизоды, его отношение к героям и происходящим событиям. Понятно, что зрительный ряд, который создает иллюстрация, оказывает влияние на читателя, но с другой стороны, они могут отчасти заполнить его (читателя) исторические, этнографические, географические и другие пробелы.

Книги, иллюстрации существуют давным-давно. Интересно, что это одна из нитей, которая связывает нас с нашими предками. Кстати, в бабушкином детстве основным средством передвижения были лошади, а если ехать далеко – поезд с настоящим паровозом во главе; а когда мама была маленькой, по городу уже ездили машины, а в кухне было радио, хотя она помнила и конки, а на конных подводах их отправляли в эвакуацию. У многих моих сверстников не было в детстве телефонов, телевизоров, магнитофонов. А сегодняшним детям и представить это трудно. А вдруг они станут героями, мечтающими о четвертой телевизионной стене из «451° по Фаренгейту» Рея Брэдбери, или из его же рассказа «Вельд»?

За ХХ век – по крайней мере в городе – изменился мир, который мы видим, и мир, который слышим. Природа уступила место бетону и асфальту, архитектура упростилась, и уже совсем не соотносится ни с человеком, ни сама с собой, а из всех цветов предпочтение отдает серому; вместо красоты – блеск (побольше иллюминации, пожалуйста!), вместо гармонии – комфорт. Городские звуки – все больше технические, и все больше от машин – шум, ему вторит электронно-металлическая музыка – бум, бум.

Трудно было представить лет пятьдесят назад дома, в которых есть телевизор. Наверно, так же трудно, как сейчас представить дом, в котором телевизора нет (их можно заносить в Красную Книгу). Вероятно, большинство детей начинают взаимодействовать с ТВ еще до того, как начинают говорить. Поэтому давайте и мы обратимся к одному из «языков», на котором говорит с нами о художественной литературе современная цивилизация – к языку кино и телефильмов.

Фильм-фильм-фильм! Человек сидит в зале кинотеатра на месте, ему предложенном – оно может быть удобным или нет – в течение 1,5–4 часов. Экран освещен, все остальное погружено во тьму. Концентрируются слух и зрение.

Литературный герой «оживает», он двигается! И зритель сопереживает ему. Смеется, плачет, пугается. Фильм заканчивается, человек встает и идет к выходу.

А вот телезрителю (почему-то чаще всего встреча с художественной литературой, точнее с ее модификацией, происходит именно здесь) не надо ни страницы переворачивать, ни даже особо сосредотачиваться. И если ему станет скучно, не нужно ни вставать и выходить из зрительного зала, стараясь в темноте не споткнуться, ни закрывать книгу: достаточно только нажать кнопку – и тебя уже изо всех сил развлекают на соседнем канале. При этом физически человек остается пассивен. А внимание? Так же, как и в кинотеатре, включены зрение и слух, но меньшее изображение и объекты, окружающие телевизор, а с ними и все происходящее рядом с телезрителем (звуки, движения и все такое) – ослабляют внимание.

Как же происходит эта встреча с экранной (зазеркальной) литературой?

Я смотрю и слушаю: вижу и слышу, как выглядят герои, как они переживают, как двигаются, каким голосом они говорят, я встречаюсь… стоп! Встреча-то происходит с актером, а не с героем! И какой бы ни был выдающийся актер, все же это его, актера, внешность, его голос, его способ выражать эмоции. И, значит, образ героя, который останется в памяти зрителя-соучастника, если он не был знаком с героем по книге, будет определяться вкусом, способностями, тонкостью режиссера, актеров, художников, спонсоров и другого киношного люда, а со-участнику остается только со-переживать всем вышеперечисленным. А если у них дурной вкус? А если они люди циничные или озлобленные?.. По моему мнению телевидение – это наиболее слабый формат (а могут ли они вообще быть слабыми или сильными?), так как менее всего побуждает человека к поиску, анализу, осмыслению, развитию, чем формат книги.

О том, какое влияние оказывает телевидение на развитие личности, тема отдельного разговора, и мне здесь, увы, есть, чем поделиться.

Комиксы и «краткое изложение литературного произведения» стоят отдельными форматами. По-моему, эти форматы деформируют и дискредитируют художественную литературу, варварски разрушая мировые культурные ценности.

Не буду сегодня рассматривать театральные постановки литературных произведений, поскольку театр остается достаточно элитарным и малодоступным местом. Можно только отметить, что в театре происходит действо, где зритель становится его реальным соучастником. Есть еще радио…

Мы ничего не сказали о компьютерных модификациях (компьютерных книгах и играх), и еще очень о многом. Все форматы используемы, но только с разной интенсивностью. Не хочется «обвинять» ни один их них: в каждом есть своя неповторимость и значимость, но необходимо переформатирование!.. Извините, кажется, я запуталась в терминологии. Постараюсь вернуться с компьютерного языка на человеческий.

Итак, встреча с литературным произведением может состояться непосредственно – через книгу, или опосредовано – через театр, через теле-, кино-, радио-, компьютеро-, комиксо-, переложения, в которых может меняться, а иногда и искажаться содержание, а, следовательно, и культурная, духовная значимость произведения.

И несколько слов непосредственно о формате книги. 10 серий посмотреть намного легче, чем прочитать 4 огромных тома – это же пугает! Но прочитать книгу объемом не более 100 страниц уже более реально. А что! Почему бы не провести в школе, в двух параллельных классах, следующий эксперимент: в одном классе дать сборники в 300–400 страниц, в другом – те же произведения, изданные «меньшим форматом». И если сбудется предположение о том, что последний более читаем, может это поможет хотя бы части детей разглядеть ту драгоценную жемчужину, коей является мировая художественная литература, взять ее, и бережно оберегать потом от грязи и пыли?