Постраничное плавание
Анна Вербовская
Я, бабушка, мама и телевизор
Мы с бабушкой любим смотреть
телевизор. Особенно сериалы. Мы смотрим их каждый
день. Особенно, когда мамы нет дома.
Я прихожу из школы, забрасываю куда
подальше портфель и быстро глотаю горячий
бабушкин суп. Я тороплюсь и обжигаюсь –
бабушка уже уселась в комнате перед телевизором,
а у меня еще впереди компот и второе. Через пять
минут все съедено, я бегу к бабушке и забираюсь с
ногами на диван. Я заползаю под бабушкин
клетчатый плед и прижимаюсь к ее теплому боку. И
мы с бабушкой смотрим телевизор.
Если честно, нам с бабушкой не очень
важно, что показывают. Мы смотрим все подряд: про
любовь и про бандитов, про трудовые будни
работников уголовного розыска и шоу-бизнеса, про
восемнадцатый век и про сегодняшнюю жизнь и
много еще про что.
Очень часто разные сериалы идут
одновременно по нескольким каналам. Тогда мы с
бабушкой спорим и иногда даже ссоримся, что мы
будем смотреть. Чаще всего побеждает бабушка. У
нее авторитет. Конечно, мы могли бы смотреть свои
сериалы в разных местах: у нас на кухне есть еще
один телевизор, маленький. Но для нас это
принципиально – сидеть вместе на диване,
накрывшись бабушкиным клетчатым пледом и
прижавшись друг к другу. Поэтому я уступаю
бабушке.
Сериалы постоянно прерываются
рекламой, которую мы с бабушкой терпеть не можем.
Тогда мы берем пульт и начинаем щелкать с канала
на канал. Получается, что мы смотрим два или три
сериала сразу. Правда, от этого у бабушки в голове
все путается, она постоянно толкает меня локтем в
бок и задает свои глупые вопросы:
– Слушай, ты что-нибудь понимаешь?
Почему этот бандюга нацепил на себя милицейскую
форму и расхаживает со своим псом по деревне?
Кстати, как он вообще оказался в деревне, там же
все действие в городе происходило? И никакого
пса, вроде, у него не было?
Тогда мне приходится терпеливо
объяснять бабушке, что это совсем разные фильмы,
просто актер один и тот же. Из-за этих актеров,
которые снимаются во всех сериалах сразу, у нас с
бабушкой одни проблемы. Иногда даже я начинаю
путаться.
– Смотри, смотри, – трясет меня
бабушка, – Вот эта профессорская дочка, она ведь
женой того подводника была, у них еще детей куча,
помнишь, в прошлом месяце показывали?
Я уже сама отказываюсь понимать, как это
она могла быть женой подводника, если сейчас она
только оканчивает школу, живет со своим
папашей-профессором, и никакими мужем и детьми
вроде бы и не пахнет.
– Господи! – вдруг ахает бабушка и
всплескивает руками, – У нее же совсем другой
отец был! Тоже профессор, но другой. Этот лысый,
толстый. А тот интеллигентный такой был, с
бородкой. Его потом сослали в Сибирь. А этот, вот
он, докторишка, сидит себе, чай пьет. Как же это
получается?
Бабушка строго смотрит на меня поверх
очков, словно именно я подменила этих отцов, и
ждет объяснений, которых у меня нет. Но бабушка
все равно ждет. И теперь меня может спасти только
чудо, например, визит незваного гостя или
телефонный звонок. К моему счастью, телефон
действительно звонит.
– Иди, бери трубку, – ворчливо говорит
бабушка. – Это тебя.
– Это нас, – поправляю я бабушку,
потому что по той требовательной настойчивости,
с которой заливается телефон, я понимаю: это
звонит мама.
Сквозь помехи и потрескивания в трубке
я слышу мамин голос:
– Ну, что вы там, опять свой дурацкий
телевизор смотрите? Сколько можно?
– Але! Але! – кричу я и дую в трубку. –
Говорите громче! Ничего не слышно!
Это я специально так кричу, чтобы не
выслушивать маминых нотаций и не вступать с ней в
полемику. Но мама давно уже выучила все мои
хитрости, поэтому она не обращает никакого
внимания на мое дутье и говорит строгим голосом:
– Поля, хватит валять дурака. Позови
бабушку.
Поля – это меня так зовут. Вообще-то
мое полное имя – Полина, но мама всегда называет
меня Поля, а бабушка – Пуся или Паня, в
зависимости от настроения.
Ну, так вот, мама просит позвать к
телефону бабушку, и я передаю ей трубку. Бабушка
сначала молча слушает, потом хмурится, потом
удивленно поднимает брови. Я уже не обращаю
внимания на телевизор, а смотрю только на
бабушкино лицо, на котором разыгрывается целый
спектакль. А потом бабушка начинает говорить:
– Какой бассейн? О чем ты говоришь? У
ребенка три недели назад была температура! Ты
что, хочешь совсем ее довести? Ты забыла, как она
кашляла в прошлом году? Сама там отдыхаешь у себя
на работе, а мы здесь должны загнуться по твоей
милости?.. Какая закалка? Девочка позавчера
чихнула!.. От какой пыли? У нас нет никакой пыли!..
Боже мой! Прогулки бывают в лесу или на море, а не
в центре города!.. Все! Разговор окончен! У нас с
Пусей еще много дел!
Бабушка кладет трубку и, глядя на мое
довольное лицо, ворчит:
– Ты чему это радуешься? Нечего
слушать взрослые разговоры! Из-за тебя вот самое
главное пропустили. Как мы теперь разберемся, где
этот депутат спрятал наследство покойной
герцогини?
И так каждый день.
Примерно в полшестого бабушка обычно
спохватывается:
– Слушай! Времени-то сколько! Скоро
мама придет, а у тебя уроки не сделаны. Давай
быстрее, а то попадет нам с тобой. Я тут пока
досмотрю, потом расскажу тебе.
Я бреду к себе в комнату, достаю
учебники, раскладываю на столе тетрадки, и тут
меня зовет бабушка:
– Пуся! Пуся! Иди скорее! Тут такой
интересный фильм про попугаев! Ты обязательно
должна это посмотреть!
Мы с бабушкой не пропускаем ни одного
фильма про живую природу.
Вскоре приходит мама. Она застает нас
на месте преступления. Можно сказать, с поличным.
Уроки не сделаны. Телевизор работает на всю
катушку. В бассейн мы так и не сходили. Про
прогулку и говорить нечего.
Мамины глаза начинают метать молнии. Я
тихонько, старясь быть совсем незаметной,
прокрадываюсь к себе в комнату и принимаюсь за
уроки. Бабушка грозно кричит мне вслед:
– Паня! Сколько раз тебе говорить:
садись за уроки, неслух!
Я не обижаюсь на бабушку, потому что
это у нас с ней игра такая. Специальное
представление для мамы, чтобы она думала, что
бабушка меня воспитывает.
Потом бабушка проскальзывает на кухню и
начинает греметь там кастрюлями и сковородками.
Мама снимает пальто и сапоги и идет вслед за
бабушкой. Она закрывает за собой дверь, и они с
бабушкой начинают ругаться. Они думают, что я
ничего не слышу. Но на самом деле я слышу все
очень хорошо, до самого последнего слова. Мама
кричит, что бабушка совершенно мною не
занимается, что она не водит меня в бассейн и на
прогулку, что у меня тройки по истории и
математике, что я слишком много смотрю телевизор.
Мне, конечно, жалко бабушку, но она действительно
не умеет меня воспитывать. Я только удивляюсь,
как же она могла так хорошо воспитать маму?
А мама, между тем, кричит:
– Ты что, хочешь, чтобы я уволилась с
работы и сама занималась ребенком? Хорошо, я уйду
с работы. Сама буду проверять у Поли уроки, буду
водить ее в бассейн, буду с ней гулять. Только на
что мы все будем жить, скажи на милость? На твою
пенсию? Ты хочешь, чтобы мы были нищими? Ходили с
протянутой рукой?
И тут я совсем забываю про свои
уравнения. Я представляю, как мы втроем: я, мама и
бабушка, – сидим в подземном переходе, все в
лохмотьях, и просим милостыню. Мы с бабушкой
пересказываем всем желающим содержание
последних серий новых телефильмов, и за это нам
бросают монетки в мамину широкополую шляпу. И
меня это нисколько не пугает. Мне очень хорошо
сидеть подземном переходе с мамой и бабушкой.
Тогда я подскакиваю с места и бегу на
кухню, где еще продолжают ругаться взрослые. Я
обнимаю маму и шепчу ей в ухо:
– Сейчас по телевизору начнется твое
любимое ток-шоу.
– Правда? – спохватывается мама,
подхватывает свою тарелку с котлетой и бежит
скорее к телевизору.
Тогда я обнимаю бабушку и говорю ей:
– Не обращай внимания. Ее, наверное,
начальник отругал. Или просто она голодная. Давай
ей сегодня уступим, посмотрим ее дурацкое
ток-шоу.
– Давай, – соглашается бабушка.
Она накладывает нам в тарелки ужин, и
мы идем к маме. Мы сидим все вместе перед
телевизором, накрытые бабушкиным клетчатым
пледом, и едим котлеты, и смотрим это глупое
мамино ток-шоу. И нам так хорошо всем вместе!
Илл. Лилии Игониной, гимназия № 5 г.
Сергиев Посад Московской обл.
|