Книга подана

Ольга Корф

...Кто будит музыку, которая спит

Свою новую книгу «Вирус ворчания» Сергей Махотин определил как «повесть, в которой что ни глава – то совершенно правдивая, но чаще – невероятная история». Известный писатель, автор множества детских книг, поэт и прозаик, блестящий радиожурналист, Сергей Махотин с полным правом мог бы повторить фразу композитора Заливалова, героя рассказа «Разбуженная музыка», который, как настоящий волшебник, помогает каждому услышать музыку души и раскрыть перед окружающими самые лучшие, самые привлекательные свои качества.

Махотин С. Вирус ворчания /
С. Махотин. – СПб. : Детгиз, 2006.

Ведь часто бывает: живут люди рядом, вроде бы хорошо знают друг друга, а на самом деле даже не представляют, какие удивительные таланты «заснули» в друзьях, знакомых, соседях… А это значит, что видят и понимают они окру­жающих неправильно.

И о себе создают неверное, ложное представление.

Книга Махотина прежде всего тем и замечательна, что пробуждает в читателях внутреннее зрение, которое присуще лишь тем, кто умеет чувствовать, сочувствовать, сопереживать. Герои рассказов попадают в такие ситуации, которые позволяют им иначе, по-новому взглянуть на привычные вещи, на то, над чем они до сих пор не задумывались. А это, хоть немного, хоть чуточку меняет их жизнь и их самих к лучшему.

В одном из самых, на мой взгляд, ярких и неожиданных рассказов – «Бабушка Плисецкого» – два друга, Вадим Сорокин и Юрка Шевельков, отправляются к однокласснику, узнать, почему тот не ходит в школу, и вдруг словно попадают в другое измерение. И дом, где живет Гена Плисецкий, – необычный. И собака, вылетевшая на них из Генкиного подъезда, – какая-то «безбашенная», и хозяин ее – какой-то подозрительный тип. И бабушка Плисецкого, совсем еще не старая, одета, как мальчишка, в кроссовки и джинсы, – определенно чудная. Но настоящее удивление ждет мальчишек впереди: оказывается, их одноклассник навсегда улетел с родителями в Америку, а бабушка осталась совсем одна, если не считать многочисленных родственников, которые «все на Пискаревке лежат» и от которых уехать никак невозможно.

И вот тут-то душа героя просыпается: Я выглянул в окно. Снег перестал идти, но небо не прояснилось, было по-прежнему свинцово-серым. Начинало смеркаться. На ветке растопыренного тополя сидела тощая кошка, поглядывая вниз и крутя головой. Цезарь (собака – О.К.), видать, здорово ее напугал. И от этой кошки, от этого слякотного неба, от папиросных окурков, мрачной кухни и всей этой неуютной чужой квартиры мне сделалось так тоскливо, что захотелось заплакать. Произошло великое открытие: оказывается, ничего они не знали о своем неприметном однокласснике Гене Плисецком. Ни того, что он прекрасно рисовал, ни того, что был влюблен в соседку по парте Сонечку, ни о том, что его родителям «страна эта осточертела»… А позже они узнают, что Гешка считал их класс хорошим, то есть явно скучал по тому, с чем пришлось расстаться…

И что-то в мальчиках как будто переключилось, и на следующий день, который оказался не таким мрачным, а вовсе даже солнечным, словно готовился к скорому пришествию Нового года, они вновь отправились к бабушке Плисецкого. Формально – чтобы вернуть найденный в его учебнике портрет Соньки Козодоевой, а на самом деле – потому, что уже не могли забыть, выкинуть из сердца эту одинокую бабушку, которая совсем не была старушкой. Так рассказ о рядовом событии превращается в историю о том, как внимание к людям, стремление понять их меняет маленького человека, делая его сердце более зорким.

В общем-то, об этом вся книга: о том, что дружба, любовь, умение общаться с людьми, привязанность к животным, то есть необходимое и обязательное ОБЪЕДИНЕНИЕ с окружающими, – и есть одна из важнейших, если не самая важная особенность полноценного человека. И правда: нет ничего более противоестественного, чем одинокий ребенок. Так же, как и одинокий взрослый.

Рисунок из книги

Именно чужое одиночество и обиду почувствовал Вадим Сорокин, (рассказ «Гомер»), когда увидел из школьного окна учителя истории: На школьном крыльце стоял Николай Михайлович и курил. Он был без пальто и без шапки, снег падал ему прямо на голову, ложился на плечи. На голове у него я заметил маленькую лысину. Впервые я глядел на учителя сверху вниз. И мне его было жалко. А предшествовало этому безобидное, в общем-то, развлечение на уроке истории: обнаружив невесть как заползшего на страницу учебника жучка, которого Юрка тут же окрестил «Гомером» – за любовь «бродить по свету», – мальчишки стали следить за его перемещениями по карте. Внезапно в этот увлекательный процесс грубо вмешался Николай Михайлович: он захлопнул учебник, Юрка вздрогнул и «несчастным голосом» завопил: «…вы Гомера раздавили!»… И тут Юрку и Вадима поразила эпидемия икоты. Они тут же были заподозрены в хулиганстве и отправлены в кабинет директора. Но там злосчастная икота поразила и учителя. Он страшно и вроде бы беспричинно разволновался. Директор школы объяснила мальчикам, что так расстроило историка. Оказалось, что «Гомер» – университетское прозвище Николая Михайловича. Кто знает, какие воспоминания всколыхнулись в его душе, не воспринял ли он легкое детское озорство как издевку и не кольнуло ли его сожаление о даром прожитой жизни, о загубленной научной карьере… Юрка и Вадим вдруг взглянули на историка другими глазами и, будем надеяться, поняли, как больно можно ранить человека, вовсе того не желая. Пройдет немало времени, прежде чем мальчики научатся «просчитывать» последствия своих поступков, понимать, уважать и жалеть людей, но первый шаг сделан, и эту нелепую эпидемию икоты они запомнят надолго.

Иногда какая-нибудь ерунда: несладкая каша, горячий чай или невозможность отличить правый носок от левого – становится причиной целого ряда недоразумений, конфликтов и ссор. Огромный город поразил «вирус ворчания»: все недовольны всем (рассказ «Вирус ворчания»). Когда положение становится безысходным, на помощь, как в сказке, приходит чудо: появляется полярник Кузнецов, который знает, как всех вылечить: просто надо всех объединить, прервать негативную цепочку, – когда один от другого, как насморком, заражается ворчанием, и создать позитивную, – когда каждый передаст следующему свои добрые чувства и хорошее настроение.

Еще одна сокровенная мысль писателя: надо радоваться тому, что рядом есть кто-то, способный разделить твои мысли, развеять твои сомнения. Счастье, когда у тебя есть настоящий друг. Об этом – замечательный рассказ «Ты смог бы без меня обойтись?». Странный этот вопрос пришел в голову Юрке, и Вадику пришлось задуматься. А Юрка приготовил следующий, более глобальный: а без кого он вообще не смог бы обойтись? Далее идет такой типично детский диалог, в лучших классических традициях:

– Без родителей, наверно, – ответил я, немного подумав. – А ты?

– Без родителей, конечно, не смог бы.

– А без Пирата?

– Без Пирата? – Юрка остановился и посмотрел на меня. – Ты что! Он, знаешь, как всегда меня ждет! Я только дверь в подъезде открою, а Пират уже лает на весь дом. Радуется, что я пришел.

– Ну, ладно, – согласился я. – А знаешь, без чего ты уж точно не смог бы обойтись?

– Без чего?

– Без воздуха.

– Ха! Без воздуха никто не смог бы. И без воды тоже.

И так далее в том же духе: про людей, прилетевших на Землю из космоса, про муху, летевшую с Юркой в самолете… И тут возникает просто гениальный вопрос: когда самолет идет на посадку, закладывает ли у мухи уши? Хорошо, когда рядом есть друг, способный вместе с тобой размышлять над подобными вопросами и ответить на главный из них так: я бы без тебя не смог. В конце рассказа Вадим находит, как это часто бывает у Махотина, соответствие своему состоянию, своей радости в природе: Из открытой форточки пахло весной. Прозрачная занавеска чуть подрагивала от влажного воздуха. Сперва осторожно, а затем все уверенней и громче застучал по по­доконнику дождик. К утру, подумал я, он смоет остатки снега. Первый весенний дождь в этом году! Как опытный психолог, Махотин в конце многих своих рассказов дает читателю почувствовать душевный подъем, а после – облегчение, вдохновенную разрядку, состояние, близкое к тому, что древние определяли как катарсис.

Конечно, истории в этой книге не похожи друг на друга, как не похожи друг на друга и дети, которых Махотин прекрасно понимает. Писатель умеет остановить внимание читателя неожиданным словом или выражением. О маме, увидевшей мышь, говорится: «Дар речи покинул ее». Более привычное, а потому и более обыденное «потерять дар речи» заменено более высокопарным, звучащим слегка пародийно словосочетанием, и это отсылает нас куда-то в XIX век. А когда мама должна была познакомиться с собакой, подобранной сыном на улице, автор пишет: Мы с папой встали плечом к плечу, загораживая вход в комнату. Как футболисты перед штрафным ударом. Юрку Шевелькова Вадим увидел так: Ему, пожалуй, пора было постричься. Или хотя бы расческу завести. Волосы у него плясали во все стороны.

Нет сомнений в том, что юмор Махотина читатели оценят по достоинству. Так же, как его умение придумывать истории. И умение рассказать каждую историю так, что становится интересно. И умение, оставаясь продолжателем традиций отечественной детской литературы, находить свои, особенные художественные приемы. Например, некоторые его рассказы похожи на анекдотичные, пародийные,

в духе «Ералаша», истории о нелепых детских поступках, но они и мягче, и глубже экранных «собратьев».

А истории, которые родственны популярному у детей жанру «страшилок», в отличие от тех, что поставлены на поток, не являются нелогичным нагромождением выдумок, а содержат ясную идею, важную для реальной жизни и не притянутую, что называется, для красного словца.

Сергей Махотин замечательно работает в разных жанрах. Ему присуще своеобразное мастерство создания «синтетического рассказа» – в его повествовании можно встретиться и со сказкой, и с отточенной психологической прозой (вроде историй о маленьком мальчике Мише, который идет в школу), а порой в абсолютно достоверное повествование врываются элементы фантастики. Но все художественные средства, все накопленные с годами психологические приемы, весь опыт общения с читателями направлены на достижение главной, как мне кажется, цели: разбудить пока еще не проснувшуюся детскую душу, не дать ей заледенеть. А в этом ведь и есть высшее предназначение детской литературы.