Записки служителя

Шрамы

Вот, говорят, самый свирепый зверь – тигр или змея анаконда. Не знаю, у нас самый опасный – павлин. Свирепее не бывает. Легко быть опасным, если имеются когти, лапы как лопата и клыки. А по­пробуй угрожать, если у тебя один зеленый хохол на голове и больше нет ничего. Тут надо характером брать, гонором. Вот таким гонором и берет всех зеленый павлин. Одними нервами.

Иду я к павлину каждый раз, как шведский полководец Карл XII на Полтавскую битву. Знаю, что проиграю, а иду. Правда, и мне удавалось проводить удачные маневры, но в общем счете безусловно вел хозяин клетки. И с большим притом отрывом. Да оно и понятно. Он же тут все время. Территорию изучил лучше, ландшафт. Разве только окопы не вырыл. Наступать-то всегда труднее.

Почешу я перед клеткой старые шрамы, полученные от павлина, и захожу внутрь. За новыми иду, получается.

— Ага, – думает павлин, – пришел!

И давай меня окружать. А я глазами прямо разрываюсь. Одним глазом подметаю, а другим за хозяином клетки слежу – не нападает ли? А тот все со спины норовит зайти. Подлететь и по голове настучать ногами. А на ногах шпоры. И так-то не очень приятно, когда ногами по голове стучат, а когда со шпорами – и вовсе плохо.

Кручусь, как на карусели, отбиваясь от злобной птицы. А посетители смотрят и говорят друг другу:

– Смотри, как павлин служителя любит, ни на шаг не отходит! Наверное, человек хороший!

Кто, удивляюсь, человек хороший? Я или павлин? Если я, то это, конечно, так, а коли павлин – то это они напрасно. Совсем он не хороший человек. Да и не человек вовсе.

Задумался я, а павлин прошмыгнул в тыл, взлетел и давай меня ногами молотить, едва я ведро успел на голову надеть, на манер шлема. Так молотил павлин, что звон по всему зоопарку пошел.

Едва добежал я до выхода с ведром на голове и закрыл дверь, как на нее обрушился с другой стороны павлин.

– Вон, – удивляются посетители, – как своего хозяина любит. Даже не хочет, чтобы он уходил.

Нет, думаю, не нужна мне такая любовь.

И пошел в Птичий отдел новые раны йодом замазывать.

Зимние обезьяны

Все обезьяны у нас в Московском зоопарке как обезьяны. Бананы едят и тепло любят. Едва холодать начинает – хватают бананы и прячутся по зимним помещениям. До следующего года, когда снова тепло будет.

Но есть у нас еще снежные обезьяны. Правда, бананы они тоже любят, но еще больше – холод. Только упадет снег, вывалятся они кучей на него и давай кувыркаться, веселиться. Разве что снеговиков не строят и на санках не катаются. Шерсть у них толстая, словно шуба полярника, и на голове будто бы шапка. А я все размышлял:

– Где же это такие зимние обезьяны живут? Неужто в Индии? Зачем же им там такая шуба? Там они в ней только преть будут. Наверное, это наши обезьяны. Чукотские. Живут на севере, а питаются травами и кореньями, как олени. Может, они даже бани строят и живут в ледяных избах – иглу.

Посмотрел в глаза одной зимней обезьяне – может ли она строить баню и жить в ледяной избе иглу? Глаза обезьяньи были наполнены мудростью, и я решил, что может.

– Вот от них-то, наверное, человек и произошел, – соображал я. – Начал строить бани, жить в иглу – и произошел. И вовсе не труд сделал из обезьяны разумное существо, а мороз. Поневоле поумнеешь, коли замерзнуть не хочешь.

Обрадовался такому открытию. Даже гордиться начал. Подумывал, а не написать ли мне о нем в какую-нибудь академию?

Только однажды я обратил внимание на табличку у клетки с зимними обезьянами.

То ли ее раньше не было, то ли была снегом занесена. А на ней написано:

«Макака снежная. Место обитания: Япония»

– Э-э! – думаю, – так это японцы от них произошли. Это в Японии они бани строят и в иглу живут. А мы, наверное, вовсе и не от обезьян появились, а от медведей.

Почесал я правый бок и пошел вразвалку домой. В берлогу.

© Станислав Востоков
© Издательство «Ювента»