От составителя. Сборник рассказов о животных и немного о детях.

Котя и другие

Однажды мама пошла выносить помойку. Когда она высыпала мусор в бачок, оттуда выскочил испуганный котенок и бросился прямо в наш подъезд. Мама тоже зашла в подъезд и стала подниматься по лестнице. Котенок бежал впереди неё, пытался притаиться на каждой следующей площадке, но когда мама доходила до него, он стремглав бросался вверх по лестнице. Так он добежал до нашего этажа и, поскольку дверь стояла открытой нараспашку, вбежал в квартиру. Только мама с ведром хотела войти – он прижал уши, сделал хвост ёршиком и зашипел на неё.

– Ну, раз ты такой нахал, – сказала мама, – живи у нас.

Мы назвали его Котя. Он был белый с черными пятнами на ушах. Котя очень быстро рос и округлялся. Это был такой спокойный кот, что иногда можно было перепутать его с копилкой. Сидит, бывало, неподвижно на тумбочке, а сам только и слушает, что мы говорим. Котю никогда не надо было звать «кс-кс-кс», как любого другого кота. Стоило мне в комнате тихо сказать: «Мама, что-то ко мне сегодня кот не подходил», – как на кухне слышалось короткое «мр-р», об пол ударяли пятки и Котя приходил ко мне на колени. Он никогда не навязывался, как другие кошки.

Я вообще-то кошек не люблю – они подлые. Будут к тебе лезть в душу, пластаться, аж сквозь пальцы просачиваться, а распахни перед ними пошире холодильник, им больше ничего и не надо. Кошка всегда любит того, кто её кормит. А у Коти была не кошачья душа. Например, он любил воду. Если мы набирали тазик для мытья полов, он тут же в него забирался, так, что одна голова из воды торчала. И спать он очень любил в раковине, чтобы сверху на него из крана капало.

Когда у нас появилась такса Клава, Котя сразу взял её под свою опеку. Он вылизывал её щенячью шкурку, мягко прижав к дивану лапой. Клава склочно взвизгивала и огрызалась, но Котя не обижался. Когда такса подросла, она беспощадно грызла его, драла клочьями шерсть и гоняла по верхам, когда на то случалось настроение. Но только, бывало, скандалистка успокоится, он опять прыг сверху, прижмется к ней и ласково гладит. В голодные дни Котя кормил Клаву. Вот как это было. Как-то у нас не было денег, чтобы купить еды животным, мама открыла дверь на лестницу и сказала: «Котя, кормить тебя нечем. Иди лови мышей». Кот медленно пошел по коридору, с поднятым хвостом, и исчез на лестничной площадке. Он и раньше уходил гулять на улицу, но всегда возвращался, поэтому отпускать мы его не боялись. Вечером того же дня за дверью раздалось: «Мя-ау!» – таким низким голосом, что мы испугались. На пороге стоял Котя, и в зубах у него была куриная нога. Клава, конечно, сразу поняла, кто нынче будет героем дня и кого мама будет хвалить и ласкать, и бросилась беспощадно терзать и ерошить кота с визгом и гиком. Куриную ногу она тут же отняла и сожрала – только косточка хрустнула. С тех пор всякий раз, как Котя приносил ей еду, она устраивала ему у двери таможенный досмотр, так что бедняга-кот едва живой уходил и прятался на шкафу. Но он зла не держал и постоянно приносил Клаве гостинец. Так, однажды он принес ей целый, ненадкусанный бутерброд с колбасой. И уж конечно, благодарности не видел. Наоборот, как говорится, «пуще прежнего старуха вздурилась». Вскоре среди соседей прошел слух, что наш кот попрошайничает у рыбного магазина. Он сидел у порога со своими честными ласковыми глазами и просто взирал на входящих. На некоторых старушек-кошколюбцев это производило такое впечатление, что они скорей бросались что-нибудь купить и угостить «бедную кошечку». От угощений Котя не отказывался, благодарил, вставал на задние лапы, хотя низко не угодничал и в пестрые старушечьи подолы не втирался. Так он кормился каждый раз, как понимал, что дома ему ждать нечего.

Котя благодушно сносил все бесчинства по отношению к себе. Однажды я красилась в ванной хной, и изрядное её количество у меня осталось после покраски. Не зная, куда ещё израсходовать ценный продукт, я как следует намазала хной кота, думая, что его белые пятна от этого станут рыжими. Но они стали розовыми. Котя быстро вылизался в уголке, и уже через минуту, без всякой укоризны, вспрыгнул ко мне на колени. А все наши гости долго потом удивлялись: надо же, у вас розовый кот!

С крысами у Коти были почти дружеские отношения. Он на них практически никак не реагировал, а вот зато на клетку с белой мышью озирался. В такой момент зрачки кота наполнялись брожением первобытной силы, но он словно пугался собственной дикости и старался уйти подальше от соблазнительного предмета. Однажды я пришла из школы и заметила, что кот как-то странно себя ведет. Он шел, шатаясь, у него были пьяные глаза, которые при этом ещё так раскосились, что чуть не ушли с морды к затылку. Во рту Коти, как мне показалось, мелькнуло что-то белое. Но я не сразу придала значение этому эпизоду. Вспомнила я о коте лишь через пару часов, когда заметила, что мышь, которая обычно назойливо бренчала в клетке, бегая по колесу, на этот раз подозрительно молчит. Конечно же, дверца оказалась открытой и мыши в клетке не было. Я позвала Котю. Он пришел, и вид у него был по-прежнему дикий. В этот раз я отчетливо увидела, что у него изо рта висит мышиный хвост. «Ты что это делаешь! – закричала я. – А ну-ка, дай сюда мышь!» – и протянула ладонь. Кот послушно подошел и положил мне на ладонь мышь, еле шевелящуюся, замученную, но живую и даже нигде не надкусанную. Коте было очень стыдно, он, видимо, не мог понять, как это он дал волю такой низкой страсти. А мышь очень быстро оклемалась и через день, как ни в чем не бывало, бренчала своим колесом.

Умер Котя как-то странно. Однажды днем я заснула и увидела сон, что нахожусь в кладбищенской сторожке. На одну сторону выходили окна, и в них светило солнце, а на другую сторону, на кладбище – дверь, и там чернела ночь. Дверь была раскрыта нараспашку, из нее тянуло холодом, и я хотела поскорее ее закрыть. Но почему-то всё никак не могла встать со стула. Вдруг я увидела, что с кладбища ко мне бежит огромная черная собака: вот она всё ближе, ближе, вот-вот бросится на меня. А я по-прежнему сижу в непонятной расслабленности... Вот она уже вбегает в сторожку, черная, как ночь, из которой она явилась. Но тут ей наперерез выскакивает Котя, и она хватает его зубами, чтобы разорвать. Я закричала и проснулась. В соседней комнате вместе с этим раздался шум, как от падения чего-то тяжелого. Я выбежала туда: возле стола лежал Котя. Он был мёртвый. Я подумала, что он мог поймать во дворе отравленную мышь и от этого, наверное, умер. Мы с подругой завернули его в старый передник, вынесли в какой-то отдаленный двор и там закопали под сиренью. Через несколько лет так получилось, что я переехала в тот двор, и этот куст сирени как раз рос под окном моей комнаты.

© Евгения Перепёлка

Рис. Дарьи Горшковой