От составителя. В сборник входят две сказочные повести: «Сказки дальнего космоса» и «Сказки путей-дорог». Автор создает свой собственный сказочный мир, который очень органично вписывается в реальную, узнаваемую Москву.

Удильщик, пашка и рыжий мантейфель

Когда крики играющих во дворах детей стихли и окна в домах погасли одно за другим, котята, спрятавшиеся в непролазных кустах крыжовника, наконец поняли, что наступила спасительная ночь и за ними никто не гонится. Котята попытались оценить ситуацию и понять, как им быть дальше. Сразу и всем стало понятно, что они, как Робинзон Крузо, попали в совершенно неизвестное им место. И точно так же, как кораблекрушение с галантной предусмотрительностью снабдило Робинзона самыми необходимыми вещами, так и выпрыгивание из коробки не прошло для братьев даром. Но набор их трофеев не столько радовал утилитарной практичностью, сколько поражал высокой поэзией бессмысленности.

Удильщик весь был обмотан рыболовной леской с поплавками и грузилами (за что он и получил свое имя), а на голове у него оказалась фуражка, отчасти похожая на солдатскую бескозырку времен русско-японской войны, отчасти на опрокинувшийся трехногий табурет. Удильщик уверял, что это фуражка капитана дальней космической разведки гефардов.

Самый рассудительный из котят стал обладателем ручных часов «Победа». Он очень полюбил громкое тиканье этих часов и носил их всегда на лапе. Часы могли показывать самое разнообразное время, но главное – они тикали, если не забывать их заводить. Братьям казалось, что название «Победа» состоит из двух слов: таинственного «Поб» и малоосуществимого «Еда». А так как очень скоро котята не могли уже ни произносить, ни слышать слово «еда» спокойно, то за средним братом, обладателем часов, утвердилось было имя Поб, но оно так быстро превратилось в Пашку, что про «Поба» изредка вспоминал только Мантейфель, произнося как бы в задумчивости: «Поб, Поб. Хочешь в лоб?» – за что и получал от Пашки тумаков.

Самый маленький, самый деручий, самый рыжий и отчаянный котёнок вывалился из коробки вместе с книжкой Мантейфеля «Рассказы натуралиста». Книжка эта при падении отскочила и провалилась в решетку водостока, откуда Удильщик извлек ее потом при помощи крючка и лески. Книжка «Рассказы натуралиста», по которой они все трое потом и выучились читать, стала любимой книгой рыжего котёнка, и братья звали его теперь Рыжим Мантейфелем или просто Мантейфелем.

Так вот. Теперь Удильщик, Пашка и Мантейфель сидели в дремучем крыжовенном кусте, далеко-далеко от того места, где они родились, и думали, что же им делать. Они думали очень долго, обсуждали планы на будущее, спорили, подрались все вместе, потому что Мантейфель очень задирался, и наконец уснули, так ничего и не придумав. Наутро Удильщик отправился ловить рыбу на карьеры Никольского кирпичного завода, Пашка разыскал сухой, уютный, со множеством потайных ходов и выходов, а следовательно, безопасный подвал для жилья. Это был подвал небольшого домика, оставшегося от неведомых времен. Дом этот углом своим выходил на Пулковскую улицу, давая понять всем, что улица появилась здесь недавно, а он как стоял вкось, так стоять и будет и поделать с этим ничего нельзя. Пашка обставил подвал разными вещами. С невероятными усилиями он затолкал туда старый матрас для сна, приспособил чурбак для точения когтей, прикатил с помойки электрический калорифер с круглым блестящим рефлектором для обогрева и в какой-то степени для освещения. Калорифер он починил, связав проволочкой оборванную спираль нагревателя, отыскал в подвале щиток с рубильниками и сумел нагреватель туда подключить.

Мантейфель за день успел передраться со всеми местными котами и тремя собаками и убедил соседей, что связываться с ним опасно и что лучше с ним дружить, чем наоборот. Хотя победил он, конечно, не всех, и ухо у него было разорвано. Ещё Мантейфель познакомился с Вороной, которая летала везде и всюду и, разумеется, очень хорошо знала, что творится вокруг. (Ещё через несколько дней Мантейфель записался в детскую библиотеку, куда сразу же записал еще и Пашку, который залег там под кадкой с китайской розой листать журналы «Юный техник», и оторвать его от этого занятия было сложно.)

А вечером Удильщик вернулся под условленные кусты крыжовника с небольшим, но очень вкусным уловом. Пашка и Мантейфель с гордостью показали ему новое жилище, где они и поужинали, а потом все трое сладко заснули.

Так и наладилось кошачье житьё-бытьё. Удильщик ходил ловить бычков и карасей на карьер. У него теперь были не только лески и поплавки с крючками, но и ореховые удочки. Ворона, знавшая всё вокруг, рассказала, что рыбу можно ловить ещё и на канале. Канал был совсем недалеко от их подвала, надо было только перейти через шоссе. А там, за заброшенным фруктовым садом и большими дубами, зеленой бухтой вдавался в берег затон, где среди ряски и стрелолиста доживала свой век подводная лодка «щука» и, вылезая мокрыми плицами на песок, отдыхал колесный пароход «Максим Горький», под самым бортом которого клевали такие окуни и ерши, что лучше и желать нельзя.

Мантейфель и Пашка много времени проводили в детской библиотеке. Добрая библиотекарша Мария Фроловна, самое имя которой нежным мурлыканием ласкало кошачьи уши, давая читать удивительно интересные книги, нет-нет да и наливала им в блюдечко молока из треугольного пакета.

Результатом Пашкиных походов в библиотеку и по помойкам явился детекторный радиоприемник. Детекторный радиоприемник он долго собирал и паял. Пашка что-то настраивал, менял, налаживал, Мантейфель и Удильщик посмеивались над ним, но в результате приемник заработал и стало можно слушать музыку и даже узнавать прогноз погоды на следующий день.

Конечно, не всё у котят шло гладко. Иногда переставали клевать даже бычки в пруду, иногда Пашка, пропахший канифолью, расстраивался, что не удаётся сделать кипятильник для приготовления ухи, а Мантейфель, в очередной раз начитавшийся «Рассказов натуралиста», разводил в клетке джунгарских мышек, при этом наотрез отказывался их кормить, поить и тем более убирать за ними. Но в целом лето прошло хорошо, весело и даже счастливо. Беды начались осенью, с наступлением холодов.

© Пит Рушо

Рис. Елизаветы Егошиной