Алексей Капитонович Гастев
(26 сентября / 8 октября 1882 –1939), 125 лет со дня рождения

КАК поэта его сейчас почти не знают. Однако экономисты, специалисты по производственному менеджменту и научной организации труда и по сей день чтут Алексея Капитоновича Гастева как авторитетного наставника.

Сын портнихи и учителя из Суздаля, в 1918 году Гастев сам учился в Учительском институте в Москве, но был исключён за участие в «беспорядках», после чего, восемнадцати лет, вступил в РСДРП и начал подпольную революционную деятельность, «хождение по тюрьмам» и сочинительство. Он был в ссылке в Нарыме, эмигрировал в Париж, руководил в пятом году в Костроме боевой дружиной, спорил с партийными установками (в 1908 году демонстративно «отошел» от партии и гораздо позже, в начале тридцатых, вступил в ВКП), работал слесарем и публиковал рассказы, подписывая их строгой фамилией – Дозоров.

Гастев по-честному искал себя в литературе, очень старался, вырабатывая свой голос, и, между прочим, нельзя сказать, что не добился никаких результатов.

ЗОВЫ МЯТЕЖНЫЕ

Поначалу, как и многие прочие «пролетарские поэты», Гастев интонационно зависел от мэтров серебряного века. Желая изобразить языческий разгул, он, как все, пользовался многостопным хореем: «Чуть раздались, приоткрылись, облака седой зимы, // Зовы верхние мятежные услышали вдруг мы…» Торжественность выражал, как принято было, напевным дактилем: «Я полюбил тебя, рокот железный, // Стали и камня торжественный звон…»

Но интересен Гастев не условно-поэтическими «зовами мятежными», а направлением поэтического одушевления. Стихотворение «Я полюбил…» восхитительно тем, что объект горячего чувства – «мой дорогой, мой любимый завод».

Первым из всех он ухитрился воспеть пресловутое «счастье в труде». Прежде труд рабочего изображался поэтами как рабский, подневольный, изнурительный; пролетарий был не героем, а жалкой жертвой угнетателей. Гастев переставил смысловые акценты, а кроме того – почти отказался от стоп и рифм, перешёл к верлибру, отражающему новое идейное содержание.

Когда гудят утренние гудки на рабочих окраинах,
Это вовсе не призыв к неволе. Это песня будущего.
Мы когда-то работали в убогих мастерских
и начинали работать по утрам в разное время.
А теперь, утром, в восемь часов, кричат гудки для целого миллиона.
Теперь мы минута в минуту начинаем вместе.
Целый миллион берет молот в одно и то же мгновение.
Первые наши удары гремят вместе.
О чём же поют гудки?
– Это утренний гимн единства.

Стихотворение «Гудки» написано в 1913 году. Тогда оно рисовало воображаемую картину пролетарского единства. Прошло десять лет, и мечта поэта стала реальностью…

ДУМА ДАШИ

В двадцатые годы в стране печатались буквари для обучения чтению безграмотных рабочих и работниц – вчерашних крестьян. Взамен старорежимного «иже еси» пролетарские учебники обещали новую жизнь, светлое будущее, приближать которое следовало неустанным трудом на благо коллектива.

Рабочие и работницы читали по складам:

У ДА-ШИ ДУ-МА.
ДУ-МА ДА-ШИ – ЗА-ВОД.

И у Гастева есть стихотворение «Дума работницы» – подражательно-бальмонтовское по интонации, но по идейному настрою уже вполне соответствующее советским лозунгам. Героиня его от первого лица повествует о том, как поутру гуляла по полю, «думала, мечтала, зорьку вопрошала: // Не опять ли к нивкам брошенным пойти?» Однако девушка и сама понимает, что вернуться к крестьянскому труду уже невозможно, «пути-дороженьки все-то позабыты». Поэтому она, слушая заводской гудок, призывает себя и своих подруг к новому труду:

Встань скорей, работай быстро, непрерывно,
Заводи сверлильный чистенький станок.
<...>
Ты укрась машины свежими цветами,
Лаской, нежной грёзой отумань, обвей,
Смелыми оденься, обогнись мечтами,
Алые знамёна от станка развей.

Сочетание «нежной грёзы» и сверлильного станка выглядит комично. Но не для пролетария, который вот-вот выпрямится в полный рост и «железным голосом» произнесёт своё «железное слово».

ВСЁ СТРОИТЬ И СТРОИТЬ

Сборник Алексея Гастева «Поэзия рабочего удара» впервые вышел в 1918 году. Его составляют в основном пространные, патетические вещи – то ли верлибры, то ли стихотворения в прозе, в которых трудящиеся массы, «миллионы работников» творят великие дела – строят, куют, борются и побеждают, сомневаются и преодолевают сомнения, могучими рядами идут туда, где сияет Будущее.

Впереди – залитая волшебною сказкой, вся в музыке тонет, вся бьется, как юное счастье – свобода!
Идем!

Характерны названия стихотворений: «Мы растем из железа», «Мы посягнули», «Мы идем». Любимый эпитет Гастева – «железный».

Сборник несколько раз (с дополнением цикла «Пачка ордеров», 1921) переиздавался, потому что после гражданской войны в стране культивировалось общее настроение трудового энтузиазма. Рабочая доблесть, приравненная к героизму, была естественной необходимостью для молодого государства, сильно порушенного переменой общественного строя и битвами своих со своими.

В тексте «Интернационала» теперь выделялось ключевое слово «построим». Многие искренне верили тогда, что новую жизнь можно сделать, смастерить руками, создать из железа и бетона. Символ эпохи – башня: воображаемая (памятник в честь Третьего интернационала), или реальная (конструкции Шухова), или поэтическая («Башня» Гастева).

На жутких обрывах земли, над бездною страшных морей выросла башня, железная башня рабочих усилий.
<…>
Сталь – это воля труда, вознесенного снизу к чуть видным верхам.
<…>
Или смерть, или только туда, только кверху, – крепить, и ковать, и клепать, подыматься и снова всё строить и строить железную башню.

В эти годы стихотворцы разного чина и качества наперебой воспевали труд. «Пролетарские поэты» выделились в отдельную и довольно могущественную (до поры) группировку.

Но сам Гастев сознательно и бесповоротно перестал быть поэтом.

НОВЫЕ УСТАНОВКИ

В 1920 году путем слияния двух соответствующих учреждений был организован Центральный институт труда (ЦИТ) при ВЦСПС. Гастев возглавил его.

Задачей института было «создание новой сноровки труда». Подразумевалось, что теперь каждый гражданин заинтересован в том, чтобы работать как можно лучше, эффективнее, производительнее. ЦИТ должен был научить этому всю страну.

В нескольких лабораториях ЦИТа изучали новейшие технические идеи и изобретения, проектировали и конструировали приспособления для более рациональной организации труда, совершенствовали станки и конвейеры, но главное – институт разработал методику обучения эффективным трудовым приёмам и превратился в настоящую «кузницу кадров». Тысячи специалистов приезжали сюда на переподготовку, овладевали новыми навыками и возвращались на производство.

Директор говорил: В ЦИТ приходит сырье. К обучению работника мы подходим так же, как и к изделию на предприятии…

Отечественные коллеги неоднократно нападали на институт за то, что он увлекается «дрессурой», «натаской», зато западные специалисты по менеджменту пристально интересовались методикой «производства рабочей силы». Сам Генри Форд, говорят, писал письма в ЦИТ, просил консультаций.

Гастева наградили орденом Красного Знамени «за исключительную энергию и преданность делу».

Несколько лет он был председателем Всесоюзного комитета по стандартизации, редактировал журнал «Организация труда» и сборник «Конструктор. Изобретатель. Установщик». Публиковались его публицистические произведения: «Юность, иди!», «Снаряжение современной культуры», «Восстание культуры», «Новая культурная установка» (1923), а также работы по научной организации труда: «Трудовые установки» (1924), «Установка производства методом ЦИТ» (1927), «Нормирование и организация труда» (1929). Особенно чудесна памятка «Как надо работать» (1921), актуальная и по сей день; тогда она висела повсюду, даже в Совнаркоме.

В конце 20-х Максим Горький ознакомился с достижениями ЦИТа и объявил Гастеву: «Теперь я понимаю, почему вы бросили художественную литературу».

ЖЕЛЕЗОМ И КАМНЕМ

Верил ли Гастев, что научно организованный труд сделает из пролетария человека?

Ещё тогда, до семнадцатого года, в стихах его возникали странные, пугающие образы…

Выходи, железный,
Выходи, бетонный,
Высотой в версту!
Нога его – броненосец.
Ступня его – как Везувий.
Глаза его – домны.
Руки его – виадуки.
Иди.
<…>
Твой путь:
Европа, Азия, Тихий океан, Америка.
Шагай и топай средь ночи железом и камнем.

Кто он, герой стихотворения «Выходи», – могучий богатырь, дивно преобразующий Землю, или чудовищный демон-разрушитель, несущий гибель всему на свете?..

Составляя «Поэзию рабочего удара» и «Пачку ордеров», Гастев не предполагал, какой его ожидает удар и что за ордер ему выпишут...

В 1938 году директор ЦИТа был арестован и его деятельность сочли «вредительской».

Дата смерти «пролетария-интеллигента» до сих пор точно не установлена, где его безымянная могила – неизвестно.

Но…

Не разбить, не разрушить, никому не отнять этой кованой башни, где слиты в единую душу работники мира, где слышится бой и отбой их движенья, где слёзы и кровь уж давно претворились в железо.

О, иди же, гори, поднимайся ещё и несись ещё выше, вольнее, смелее!
Пусть будут ещё катастрофы…
Впереди ещё много могил, ещё много падений.
Пусть же!