Виктор Николаевич Сорока-Росинский (25 ноября 1882 – 1 октября 1960), 125 лет
Отчасти реальное лицо, отчасти литературный персонаж, отчасти, между прочим, и писатель – вот кто наш сегодняшний герой.
Завшколой – суровая фигура. Грозные брови, пенсне на длинном носу и волосы ежиком. Любит петь, не обращая внимания на насмешки учеников; в борьбе с социальным злом безгранично изобретателен; искренне желает своим воспитанникам добра и никогда не поступается принципами.
Викниксор – незакатное светило дефективной педагогики, бессменный президент республики ШКИД.
ТРУДНОВОСПИТУЕМЫЕ
Среди учащихся петроградских школ и воспитанников детских домов оказывались иногда и такие буйные натуры, с которыми никто и нигде не мог справиться и которые, по заявлениям заведующих и педагогов, срывали им всю работу, разваливали самые крепкие, заботливо выращенные коллективы школьников и разлагающе действовали на своих товарищей. <…> Чаще всего это были исковерканные беспризорностью ребята, вступившие в критический подросточный возраст. Много здесь было и истериков, которых надо было и лечить, и учить одновременно. <…> Вот для таких-то мальчуганов и предназначалась школа им. Достоевского.
Воровство, драки, борьба за власть – все, к чему привыкли мальчишки в беспризорной жизни, они притащили с собой в новую школу. И вдобавок – бессмысленные, тупые хулиганские выходки – от злобы и безделья.
Воевать с подопечными было нельзя, подлаживаться к ним, заигрывать – тем более. Малолетние негодяйчики отлично чувствовали любую слабость взрослого человека и не стеснялись использовать ее в своих корыстных целях.
Оставалось либо запугать их, либо заслужить уважение – да и при этом нельзя было на них положиться.
Вот с таким контингентом пришлось работать педагогу.
МОНУМЕНТАЛЬНАЯ ФИГУРА
Виктор Николаевич Сорока-Росинский окончил историко-филологический факультет университета в Санкт-Петербурге; в то же время он усердно изучал педагогику и психологию, прослушал даже курс психопатологии у профессора Бехтерева; работал в Военно-медицинской академии, преподавал в школах и училищах. Когда Росинского поставили заведовать Школой социально-индивидуального воспитания имени Достоевского для трудновоспитуемых (именно так называлось заведение), он имел пятнадцать лет психолого-педагогического стажа, был автором теоретических и методических трудов, – и все же нельзя сказать, что он был готов ко всему.
Тем выше его педагогический подвиг – преобразование человеческого материала, ремонт исковерканных душ, которые вовсе не мечтали, чтобы их «воспитывали».
Единственное обстоятельство, которое могло помочь педагогу, состояло в том, что некоторые ребята искренне хотели избавиться от клейма «дефективности», выйти в люди – и понимали, что для этого надо оставаться в школе и учиться.
Росинский загрузил их уроками, приструнил строгим режимом и постоянно придумывал способы направить подростковую разрушительную энергию в более или менее созидательное русло. Создание школьной символики, частые «учеты» (коллективное подведение итогов чего-либо), физический труд, гимнастика, театр и пение, рукописные газеты и журналы – все это было направлено в первую очередь не на «раскрытие творческого потенциала личности», а на удержание этой самой личности в рамках цивилизованного существования.
Кроме того, несомненный педагогический талант, незаурядные воспитательные способности сочетались у Росинского с человеческой искренностью и обостренным чувством справедливости.
Ученики смогли это оценить.
Они написали повесть о своей школе – Ленька Пантелеев и Гришка Белых.
Максим Горький отметил, что ребята создали …преоригинальную книгу, живую, веселую, жуткую. Фигуру заведующего школой они изобразили монументально. Не преувеличиваю (письмо к С.Н.Сергееву-Ценскому, март 1927).
КАРТИНА ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ НЕУДАЧИ
Существует, кстати, еще книга о ШКИДе – «Последняя гимназия» (1930) П.Ольховского и К.Евстафьева. Но она прошла как-то незаметно, а «Республика ШКИД» переиздавалась раз десять – до 1936 года, когда был арестован Белых.
Известный педагог Антон Семеныч Макаренко в 1937 году (не комментирую!) опубликовал статью «Детство и литература», в которой простодушно отметил, что …собственно говоря, эта книга [«Республика ШКИД»] есть добросовестно нарисованная картина педагогической неудачи.
Однако повесть Пантелеева и Белых – все-таки художественное произведение, а не мемуары и тем более не методический отчет о проделанной работе. «Литература факта» – все равно литература, и по ней нельзя судить о педагогических аспектах деятельности Викниксора.
Он вполне разделял мысль о том, что деятельность педагогов надо оценивать не по их благим намерениям, не за их преданность теориям... но по результатам их работы – по тому, насколько успешно учились, трудились и выправлялись их питомцы.
Среди «выпускников» Шкиды оказались театральные деятели, писатели, журналисты, издатели, учителя, конструкторы, инженеры, офицеры Советской армии. А еще, например, – шофер и типографский наборщик. Каждому бы педагогу побольше таких «неудач»!
Не все пережили тридцатые годы, и не всем посчастливилось вернуться с войны, но каждый из выживших, безусловно, повторил бы вслед за Пантелеевым: …В ней, в этой закрытой школе с полутюремным режимом, я получил путевку в жизнь, в ее стенах я научился работать над книгой и над собой, и там же я впервые по-настоящему приобщился к литературе, к искусству. Недаром С. Я.Маршак в одной из своих статей сравнил нашу беспризорную шкидскую республику с Царскосельским пушкинским лицеем. <…> И тем еще дорога мне Шкида, что во главе ее стоял наш бессменный президент, один из крупнейших педагогов нашего времени…
«МЫ» И «ОНИ»
Главным педагогическим принципом Викниксора было преодоление противоречий между «мы» (педагоги) и «они» (воспитанники). Наставник начинал с себя, даже и на бытовом уровне – жил как они: ел пшено и селедку, умывался холодной водой и, не имея порядочной обуви, вынужден был щеголять «прочными русскими сапогами не совсем одинакового фасона и размера в частности».
Только при условии равенства могла действовать система поощрений и неотвратимых наказаний, имела смысл пресловутая «летопись» – коллективный дневник школы, из-за которого раздавалось впоследствии «столько разных истерических визгов – и педагогических, и педологических, и административно-соцвосовских».
Именно за умелое преодоление расстояния между «ими» и «нами» Росинский глубоко уважал коллегу Макаренко. Он писал: В сущности, мы с Макаренко делали одно дело. Разница только в том, что Макаренко был талантливее, во-первых, а во-вторых, ему было легче. Он имел все-таки дело с нормальными селянскими хлопцами, а я – с такой вот изощренной публикой… с начитанными, эрудированными, богато одаренными и до мозга костей испорченными питерскими плашкетами…
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ШКИДЫ...
К сожалению, из-за расхождения в педагогических взглядах с официальными педагогическими инстанциями Сорока-Росинский вынужден был покинуть ШКИД, – пишет «Педагогическая энциклопедия».
После Шкиды Викниксор директорствовал в школе для трудных подростков, был методистом Ленинградского «педа», преподавал в техникуме, в институте, в педучилище, в средних школах… В войну, в эвакуации, – преподавал (Элла Андреевна, его жена, шкидская Эланлюм, пропала без вести во время блокады); после войны – преподавал.
Биография учителя – его трудовая книжка.
В конце 50-х годов Росинский взялся писать книгу «Школа им. Достоевского» – отчасти мемуары, отчасти научно-популярное изложение основных педагогических идей, отчасти опровержение на те критические отзывы, которые ему приходилось выслушивать всю жизнь.
Это беспощадно-ироническое, в том числе и по отношению к себе, живое, очень смешное и поучительное произведение, к сожалению, не было закончено.
У пожилого педагога была ученица, дочка дворничихи, которая плохо успевала в школе, да еще и болела. Росинский «подтягивал» ее по всей программе, без всякой платы, и когда девчонка получила первую отличную отметку, учитель пообещал ей культпоход в кино. Сам поехал за билетами, торопился, переходил улицу, не увидел трамвая, не услышал звонка…
...И ПОСЛЕ СМЕРТИ
Столетие Викниксора отмечалось довольно широко, но потом как-то «шум утих». Вышло так, что и могила его «затерялась». Совсем недавно питерскому энтузиасту, преподавателю РГПУ им. Герцена С.В.Христофорову удалось приблизительно установить место захоронения Росинского, заинтересовать студентов его личностью; ими был создан клуб «Викниксор» и сайт, на материалы которого я с признательностью ссылаюсь.
В 1991 году издан том сочинений Росинского, куда включены самые разнообразные научно-педагогические труды – от статьи «Возможна ли психология как самостоятельная наука?» и «Очерка теории словесности» (да!) до материала из сборника 20-х годов «Летняя работа дефективного ребенка».
Особенно интересны статьи «Молитва» (1908), «Нат Пинкертон и детская литература» (очень актуальная статья 1910 года – рекомендую!) и правила «географической игры» под названием «Картоскладалка».
Одним словом, «дело Викниксора живет» – проводятся конференции, учителя преподают, студенты изучают наследие выдающегося педагога.
А ведь на самом-то деле, может быть, никакой педагогики на свете и нет, а есть только человеческая порядочность и везение: в том случае, если удастся этой своей порядочностью воздействовать на «объект». Сороке-Росинскому и удалось вырастить из дефективных шкетов целую когорту честных людей только потому, что он сам был честным человеком. Во всех отношениях.