Валентина Гусева

Урок по произведениям русских писателей второй половины ХХ века

Как пришёл ко мне этот урок, откуда, как возникло желание рассказать о нём? Как вообще приходят к учителю уроки, которые не прописаны ни в одной программе? Правда, иногда найдёшь что-то близкое душе в журналах или газетах, описывающих опыт учителей. Я за такие уроки хваталась сразу обеими руками, стараясь перенести, как хрупкое растеньице, в почву своего класса. Но вот беда: то ли садовник я не очень умелый, то ли растеньица и в самом деле очень хрупкие, но, признаюсь, у меня они цвели редко, вернее, цвели, но не тем пышным цветом, каким хотелось бы. Я понимала: не выстрадано. Старалась сама. Но нестандартные уроки не рождаются просто так, из ничего, их не сочинишь специально для какого-нибудь школьного мероприятия (методического объединения или семинара), они вот именно приходят, неожиданно, незванно, как путники, случайно заблудившиеся в ночи, приходят и стоят у порога с грустными глазами – не прогонишь, не обогрев, а обогреешь – уже не отказать в ночлеге.

Такой внезапно пришедший урок долго носишь в душе, он ворочается, отыскивая для себя удобное место, порой задевает какие-то струны, они звенят, и от этого почему-то болит душа.

Урок, о котором я хочу рассказать, когда-то давно пришёл ко мне вместе со вздохом моей старенькой тётушки Варвары Ивановны. Так сложились обстоятельства, что она вынуждена была перебраться жить к младшему сыну, а дом, её старый бревенчатый дом, продали под дачу. И я увидела однажды, как она прослезилась, слушая песню «Родительский дом», а потом вытерла слёзы шершавой ладошкой и, вздохнув, сказала: «Вот и нет больше у моих ребятишек родительского дома... Как хоть жить-то теперь будут?»

Я помню, как больно зацепило тогда это выражение – «родительский дом». Это был первый посыл к моему будущему уроку.

А потом позвонила старшая внучка – в школе задали читать пушкинского «Дубровского».

– Бабушка, стоит читать?

– Конечно, стоит. О чём ты? Это же Пушкин...

– А про что этот «Дубровский»?

– Про любовь... – говорю, чтобы сразу заинтересовать. – а вообще, в нём много пластов, каждый отыщет своё.

– А ты что отыс­кала?

– Я? В первую очередь тему родительского дома...

– А это где? Почитай мне...

Достаю с полки потрёпанный томик, его мне коллеги подарили в 1969 году на мой самый первый в жизни День учителя.

– Слушай: Итак, всё кончено, – сказал он сам себе, – ещё утром имел я угол и кусок хлеба. Завтра должен я буду оставить дом, где я родился, где умер мой отец, виновнику его смерти и моей нищеты». И глаза его неподвижно остановились на портрете его матери. <…> Владимир отпер комоды и ящики, занялся разбором бумаг покойного. <...> Между ими попался ему пакет с надписью «Письма моей жены». <...> Владимир зачитался и позабыл всё на свете, погрузясь душою в мир семейственного счастия...

– Бабушка, ещё!

– Остальное – сама, а потом поговорим...

Когда же пришла статья Дмитрия Шеварова с известием о том, что сгорел дом писателя Юрия Казакова, я бросилась перебирать свои старые поурочные планы, чтобы отыскать именно этот урок, снова испытать жгучее чувство любви к своему отчему дому, которого уже нет на свете, а на том месте, где он стоял, поднялись молодые берёзки.

Я помню, как молодые тогда ещё родители, уезжали в другую, более счастливую, на их взгляд, жизнь, навсегда покидая наш старенький дом на Вологодчине. Я плакала и никак не могла расстаться с комнатой, в которой родилась (в прямом смысле), в которой мама пела мне колыбельные и рассказывала сказки, в которой я, страшно болея корью, бредила в горячем тумане, а мама молилась перед иконой, чтобы Господь не взял меня к себе, как взял до этого моих маленьких брата и сестру.

Водитель машины, на которую были погружены все наши вещи, нервничал и уже неоднократно сигналил, что пора ехать, а я всё стояла и стояла, прижавшись щекой к любимым обоям. Не сумев уговорить, отец крепко взял меня за руку и почти силой потащил из комнаты. Уже отлипая от стены, я каким-то чудом сумела зацепить краешек и оторвала кусочек обоев. Крепко зажав его в кулачок, я ехала и молчала, это был мой секрет, я увозила с собой частичку отчего дома, и от этого мне стало легче, высохли слёзы и посветлело на душе. Вот почему, работая в школе, я в каждом классе старалась провести «внепрограммный», а вернее, библиотечный урок по теме «У тебя есть дом...».

Начиналось всё обычно с книжной выставки, обозначенной этой же темой. Классы у нас в малокомплектной школе всегда были небольшие, поэтому я ставила на полку пять-шесть книг и прикрепляла маленький домик с кармашком. Никогда не заставляла ребят читать, это первый способ вообще отбить всякую охоту к чтению. Просто предлагала:

– Полистайте, поблуждайте по книге... Если найдёте что-нибудь по обозначенной теме, запишите на листочке страницу, автора и название книги, вашу фамилию, естественно.

Кто-то листал в перемены, уединившись в уголке между книжным шкафом и столом, кто-то брал домой, но утром книга опять стояла на полке, кто-то выспрашивал старшеклассников и даже учителей.

В некоторые разы ребята находили всё сами, иногда, если долго не получалось, за неделю до урока я тихонько клала закладки на нужные страницы. А в целом общение с этими книгами длилось примерно месяц.

Брали для урока не все (из представленных на выставке) книги, а только три. Я пробовала брать пять, но, мне кажется, такой урок затягивается и внимание ребят рассеивается. А должно быть обязательно эмоциональное напряжение, накал.

Каждый (или каждая группа) берёт из кармашка одну записку. Если попадается своя, обменивает. Это важно, ребята должны работать с «незачитанным» текстом.

Итак, допустим, мы берём три произведения: Василий Белов «Плотницкие рассказы», Борис Можаев «Живой» и Евгений Носов «Красное вино победы».

Почему я говорю «допустим»? Потому что в разные годы это были разные произведения. Я беру в руки «Свечечку» Юрия Казакова и читаю притихшему классу (предварительно настроив их рассказом о моём личном прощании с отчим домом):

Ты уедешь когда-нибудь из отчего дома, и долго будешь в отлучке, и так много увидишь, в таких землях побываешь, станешь совсем другим человеком, много добра и зла узнаешь...

Но вот настанет время, ты вернёшься в старый свой дом, вот поднимешься на крыльцо, и сердце твоё забьётся, в горле ты почувствуешь комок, и глаза у тебя защиплет, и услышишь ты трепетные шаги старой уже твоей матери, – а меня тогда, скорей всего, уж и не будет на этом свете, – и дом примет тебя. <...> И дом откроется перед тобою: «Вот мой чердак, вот мои комнаты, вот коридор, где любил ты прятаться... А помнишь ты эти обои, а видишь ты вбитый когда-то тобой в стену гвоздь? Ах, я рад, что ты опять здесь, ничего, что ты теперь такой большой, прости меня, я рос давно, когда строился, а теперь я просто живу, но я помню тебя, я люблю тебя, поживи во мне, возвратись в своё детство!» – вот что скажет тебе твой дом.

Я закончу читать и точно знаю, что в классе будет стоять тишина – минуту, две. Такую тишину я издавна называю «счастливые мгновения урока». А потом я прошу ребят открыть книги на страничках, обозначенных в записках. Будет первое прочтение, сначала про себя, а потом вслух (оговариваем заранее условие – по возможности сократить текст, выбрать только то, что касается дома и отношения к нему, но получается не всё и не у всех).

Звучит первый текст из повести Бориса Можаева «Живой»: Изба Фомича стала подаваться как-то враз. <...> Нижние венцы выпучило, словно изнутри их кто-то выпирал.

– Обрюхатела изба-то. Впору хоть ремнём её подпоясывай, – невесело доложил он хозяйке.

А к осени сильно просела почерневшая от времени и копоти матица <...> Матица сухо поскрипывала, словно кряхтела натужно.

Второй отрывок – из рассказа Евгения Носова «Красное вино победы»: Нарисовалась бревенчатая изба с тремя оконцами по фасаду, косматое дерево у калитки, похожее на перевёрнутый веник. <...> Я понял, забрал листок, пририсовал над деревом скворечник и вернул картинку. <...> Мне казалось, что Копёшкин тихо разглядывал рисунок, вспоминал всё, что было одному ему дорого в том далёком и неизвестном для остальных Сухом житне.

Третий отрывок – из «Плотницких рассказов» Василия Белова: Утром я хожу по дому и слушаю, как шумит ветер в громадных стропилах. Родной дом словно жалуется на старость и просит ремонта. Но я знаю, что ремонт был бы гибелью для дома: нельзя тормошить старые, задубелые кости. Всё здесь срослось и скипелось в одно целое, лучше не трогать этих сроднившихся брёвен, не испытывать их испытанную временем верность друг другу. <...>

Когда-то дом был главой целого семейства построек. Стояло поблизости большое с овином гумно, ядрёный амбар, два односкатных сеновала, картофельный прогреб, рассадник, баня и рубленый на студёном ключе колодец.

Во время чтения, естественно, возникают вопросы, потому что многие диалектные, да и просто устаревшие слова для детей звучат, как иностранные. Но я показываю на приготовленные заранее толковые словари и говорю, что эта работа у нас ещё впереди.

А пока я даю второе задание:

– Возьмите альбомные листы и цветные карандаши (важно всё предусмотреть заранее, чтобы не создавать лишний шум и не терять время), нарисуйте то, что вы увидели в авторском тексте.

Я часто использую этот приём, чтобы дети вчитались в детали, зримо увидели прочитанное. О том, как идёт процесс рисования, можно написать отдельный рассказ, ведь дети ещё не знают, а только догадываются о значении многих слов.

Хожу от парты к парте, смотрю, замечаю, что легче всех работается с текстом из рассказа Евгения Носова. Дети переносят на бумагу то, что до них уже было нарисовано: изба, дерево-веник, скворечник на нём. Но и тут дети не избежали ошибок, сыграл злую шутку современный взгляд на деревенское жилище. Хорошо хоть, что не пропустили слово «бревенчатая», а ведь могли и кирпичную нарисовать. Зато крыша покрыта шифером, а над ней телевизионная антенна.

Всего смешнее получилась изба Фомича из повести Бориса Можаева «Живой». Дети пытались самыми разными способами передать авторское «обрюхатела изба-то», рисовали покосившиеся домишки, понимая, что это всё-таки не совсем точно. Самое интересное, что над крышей тоже появилась антенна. На мой вопрос: «Что это?» – я получила совершенно ошарашивающий ответ: «Матица. Она же “поскрипывала, словно кряхтела натужно”».

Работая с «Плотницкими рассказами» Василия Белова, ребята сосредоточились больше над хозяйственными постройками, причём «гумно с овином», «амбар», «колодец на ключе» – всё это было тоже нарисовано в виде домиков, только маленьких.

Я пока только смотрю и ничего не комментирую, а затем даю третье задание. Оно заключается в том, что ребята дважды меняются рисунками вместе с текстами и выписывают на листочек ошибки, которые заметили, при желании, пользуются толковыми словарями, то есть на этом этапе урока идёт словарная работа. Сначала самостоятельная, а затем коллективная. Выясняется много интересного:

– Изба – это маленький домик, в три окошка. А дома назывались пятистенками, мне бабушка рассказывала, что в таком доме пять окон и внутри ещё одна, пятая стена.

– Крыши тогда шифером не крыли, крыли тёсом или дранкой – тонкими деревянными пластинками, крепче всех была дранка из осины. А иногда крыли соломой...

(Все подробности, удивление, возражения, споры я опускаю, хотя эти моменты урока тоже очень интересны).

– Матица – это не антенна. Это такое бревно внутри избы, на котором потолок держался, потому она и скрипела, а почернела от дыма. Да и не оклеивали тогда потолки, а на Пасху мыли, я знаю, бабушка рассказывала, всю избу мыли, тёрли, но не с мылом, а с песком, он назывался дресва.

– Стропила – это не антенна, это такие брёвна, которые крышу держат. Написано, что они «громадные», поэтому и описывается здесь не изба, а дом, значит, большой.

Овин, гумно, амбар, погреб... Дети не могут объяснить сами значение этих слов, всё зачитывается по словарю, и я разрешаю это делать.

Четвёртое задание звучит так: «Найдите в тексте самые грустные слова и выражения, передающие чувство любви к своему дому». Звучат ответы:

– «Невесело доложил...» Хозяин переживает за то, что изба совсем разваливается, ведь новую уже не построить, видно, что в этой избе живут небогатые люди.

– «Было одному ему дорого...» Я знаю, что эту избу нарисовали солдату Конёшкину, который вскоре умрёт. Эта маленькая изба дорога ему, потому что в ней живут его дети и жена, о них он вспоминает перед смертью.

– «Родной дом словно жалуется...» Для героя дом похож на живое существо, он уехал, а дом остался, состарился без хозяина, жалуется. Но и старый, он остался для хозяина родным. Здесь, наверное, он сам родился, здесь жили его родители, а теперь они умерли.

Для чего нужен этот этап урока? Лично для меня он нужен прежде всего для того, чтобы понять, «зацепила» ребят книга или нет, читано «от сих до сих» или всё-таки чуть больше. Ответы ребят помогают понять, что часть рассказа (или повести) ими уже прочитана, а некоторыми прочитана полностью.

Пятое задание учит ребят «читать между строк». Я прошу найти страшный, трагичный смысл данного текста. Ребята переглядываются, не сразу понимают, о чём идёт речь, вот тогда я и напоминаю им об умении читать между строк. Вот ответы:

– Фомич и его жена – люди ещё молодые, они много работают, а живут так бедно, боятся за будущее детей. Сейчас в деревне тоже зарабатывают мало, колхозники получают по тысяче рублей в месяц, многим не на что бывает купить одежду и даже хлеб.

– Копёшкин понимает, что он умрёт, а дома его ждёт жена, ждут дети, они надеются, что Копёшкин вернётся живым, ведь война уже закончилась. Я знаю Зою Ивановну, у которой в Чечне погиб сын. Она отправила его в армию. Когда он уходил, все веселились, ведь не война же, а его отправили в Чечню, и там он погиб.

– Дом «жалуется», потому что его все бросили. Сейчас тоже в деревне много заброшенных домов. Молодёжь уезжает, а старики умирают. Надо, чтобы молодёжь оставалась в деревне...

Часто так получалось, что пятое задание включало в себя и шестое – связь с современностью. Иногда я останавливала ребят и шестое задание давала как самостоятельное, чтобы поговорить о том, что настоящая литература не может устареть: написанное давно актуально и сегодня, оно написано будто бы о нас.

Седьмое задание позволяет ребятам помечтать, вернее, поработать за автора, потому что я прошу их «дописать» произведение.

– Фомич найдёт себе хорошую работу в городе, заработает много денег и построит новый дом.

– А герой моего рассказа отремонтирует свой дом и не поедет больше в город, а привезёт в деревню свою семью, и они будут жить счастливо.

– Солдаты положат рисунок в конверт и отправят жене Копёшкина, они напишут ей о том, что в последние минуты жизни он думал о семье. Жена поплачет, но это письмо ей поможет пережить горе.

И последнее, восьмое задание позволяет ребятам обратить взгляды на свой собственный дом. Я прошу их подумать и рассказать о самой старой вещи в их доме. Из рассказа Лены Беловой: «Самая старая вещь в нашем доме – это копыл с веретёнами. Копыл моей бабушке достался от матери. Он и сейчас нужен в семье, бабушка на нём прядет шерсть и вяжет нам носки».

Из рассказа Смирновой Тани: «Я увидела дома старый половик с разноцветными полосками и спросила маму:

– Чей это половик?

– Его нам подарила бабушка Лида.

– Но он старый, почему мы его не выбрасываем?

– Это подарок. Он сделан от души. И это память».

Из рассказа Куляпина Жени: «В моём доме хранится очень старая вещь – платок. Когда-то он был красивым, но с годами совсем выцвел. На нём вышивка – узор, выполненный руками искусной мастерицы. Он шерстяной и очень тонкий. Его подарила моей бабушке её мама в приданое. Бабушка хранила его много лет и вспоминала свою маму, которая умерла через год после её свадьбы.

Однажды мы поехали в гости к бабушке, вечером стало очень холодно, и бабушка дала этот платок мне, рассказав эту историю. Теперь мама хранит его в память о своей бабушке, а моей прабабушке».

Из рассказа Саши Беренка: «У нас есть комод, он очень старый. Маме его дали в приданое, когда они с папой поженились.

Он мне дорог, потому что с ним связано много воспоминаний. Маленьким я прятался в нём, чтобы меня не наказали. Есть воспоминания и неприятные. Однажды я катался на трёхколёсном велосипеде, врезался в комод и разбил себе голову».

В заключение урока я не говорю никаких назидательных слов, я просто открываю ещё одну книгу (Виктор Лихоносов «Люблю тебя светло») и читаю: Вот наконец-то побыл я дома... <...> Обошёл все детские местечки, дышал сибирским воздухом, с огорода глядел на заобские облака. <...>

Часто сидел я на лавочке за воротами. Люди тянули свою судьбу без меня, заботились о детях, окучивали картошку, гуляли по праздникам – без меня, без меня... <...>

Здравствуйте, здравствуйте, ответишь кому-нибудь, да, вот приехал ненадолго, да, оторвался от родимого края, что сделаешь.

Рисунки заслуженного художника РСФСР
Марии Васильевны Иноземцевой
(из коллекции ЦГДБ им. А.П.Гайдара, Москва)