Татьяна Рудишина

Новиков Вл. Блок. Этюды к будущей книге // Новый мир. – 2008. – № 2. – С. 107– 131.

Владимир Новиков – доктор филологических наук, литературовед, прозаик, автор биографического романа «Высоцкий» (книга выходила в 2002 и 2008 гг. в серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия»), а также «филологической» прозы – «Роман с языком», «Роман с литературой».

Игра в литературу

Первым литературным шагам Блока сопутствует чёткое ощущение канона. Его влечёт не свободная художественная форма, а строгий и функциональный формат. Ещё в детстве и отрочестве он сочинял не просто стихи или прозу, а литературу как таковую. В его школьных тетрадях в две линейки рождались, говоря современным языком, журнальные проекты: «Журнал для деток», «Корабль», «Кошачий журнал».

В «Журнале для деток», в частности, содержится такой эпический текст:

Палтава

Разбиты шведы
И Бегут.
Ползут как тараканы.
И у Петра
Звенят стаканы…
Мазепа с королём
Встречают
Праздники
С печальным
Днём.
Они зовут
Бегущих
Среди костров
Большущих.

Автору восемь или девять лет. Тема, естественно, взята у Пушкина, а вот приёмы… К такому наивному детскому видению, к такому расшатыванию традиционной метрики ещё будут стремиться Хлебников, и обэриуты.

Александра Андреевна подключается к игре сына. В 1893 году в Шахматове переписывает от руки сборник под названием «Колос», куда входят сочинения Сашуры и его кузена Фероля.

А в январе 1894 года появляется первый номер «Вестника», где господин А.А.Блок выступает в роли «редактора-издателя», а госпожа А.А.Кублицкая-Пиоттух обозначена как «цензор». В состав редакции входят и два кузена: Фероль заведует беллетристическим отделом, Андрей — научным.

 

Минаев Б. Молитва о печке // Октябрь. – 2008. – № 2. – С. 187–190. – (Литчасть).

Новая рубрика журнала посвящена театру. Однако её задача не в том, чтобы представлять премьеры или режиссёрские работы, актёров и их роли. Это попытка зрителя «прочитать» театральный текст, разгадать его смыслы и почувствовать заново.

Речь идёт о премьере спектакля «Горе от ума» на сцене «Современника», которую осуществил Римас Турманис. В марте этот спектакль стал предметом пристального внимания отнюдь не театральной общественности. На одном из премьерных показов побывал глава государства и не принял трактовку образа Чацкого. Несколько раньше писатель Борис Минаев написал о своём видении спектакля.

Когда в конце 60-х сносили «дом Фамусова» на Пушкинской площади, чтобы построить здание, где разместилась газета «Известия», собралась толпа старых москвичей. Говорят, они стояли и плакали. Или просто молча смотрели… В этих слезах по дому Фамусова всегда была для меня глубокая тайна.

И вот наконец я увидел спектакль, который мне эту тайну раскрыл. Без неё, без этой тайны дома, как-то и Софья пустовата, и Молчалин слишком карикатурен, и Фамусов глуповат, не говоря уж о Скалозубе. Да и Чацкий, честно говоря... Приехал, наговорил глупостей, дерзостей, придумал какую-то любовь, обиделся, уехал. Ну что ж о нём может сказать княгиня Марья Алексеевна? Да ничего. Пшик, пустое место. Несмотря на то, что все монологи, все реплики, все мизансцены привычно блестящи, привычно сверкают словесным изяществом («Этот текст работает, как старые швейцарские часы, – глубокомысленно заметил на премьере в “Современнике” один знакомый критик, – а здесь его взяли и разломали»), – «Горе от ума» всегда было для меня закрыто, зашифровано, запаяно наглухо.

А тут вдруг раз – и открылось...

Быть может, для того, чтобы это произошло, чтобы вот взять и так смело разломать эти «швейцарские часы», всё напутать, нагородить, начинить, как самодельную бомбу ржавыми гвоздями, этот текст причудливыми шарадами, символами, какой-то безумной сменой ритмов и смыслов, – требовался тяжёлый, пристальный взгляд со стороны. Взгляд нерусского человека.

Этим «нерусским человеком» оказался литовец Римас Туминас, который одновременно работает и на литовской, и на русской сценах, по сути дела, европеец, тот самый «немец» или «француз», против которого так горячо и так невпопад выступает Чацкий, возмущаясь нашим «низкопоклонством перед Западом».

 

Лебёдушкина О. Бегство от «нельзя» : Детские книжки как взрослое чтение // Дружба народов. – 2008. – № 2. – С. 194–207. – (Критика).

В последнее время детская литература стала всё чаще становиться предметом разговора «взрослых» литературных критиков, что интересно само по себе. К тому же это хороший знак: быть может, детскую литературу извлекут из резервации и начнётся серьёзный разговор о ней КАК О ЛИТЕРАТУРЕ, а не как о средстве педагогического воздействия на ребёнка. Позиция автора мне лично очень близка: и её пристрастия, и негодование, и сомнения. Обратимся к «закону Эткинда»:

Горький исторический опыт давно научил соотечественника: всякий раз детская литература расцветает у нас во времена несвободные. Это уже что-то вроде народной приметы. Хотя на самом деле всё давно уже обосновано и объяснено, и есть даже канонические версии таких объяснений. В качестве одной из них, наиболее четко артикулированной и в то же время наиболее типичной, можно вспомнить слова Ефима Эткинда: «Позднее я понял, что существует “закон сохранения духовной энергии”: если людям нельзя писать стихи или романы, создавать философские системы и современное искусство, они проявляют свои таланты в других, доступных им областях; тогда возникают блестящие шахматисты, музыкальные исполнители, авторы стихов и повестей для детей, переводчики. Расцветом этих “разрешённых” и даже поддерживаемых... областей отличалась российская культура советского периода».

Самое интересное, что этот «закон», сформулированный в советское время и в конкретной исторической ситуации, воспринимается как работающий и сейчас, несмотря на то, что, казалось бы, условия изменились полностью. Сегодня можно писать романы и стихи. О современном искусстве и философских системах тоже никто не скажет, что — нельзя. Интерес власти ко всем этим мало влиятельным занятиям пока минимален. И в ситуации, когда важнейшим из искусств для неё является телевидение, Бог даст, всё так и останется. Правда, детскую литературу на сегодня уже можно воспринимать как одну из не столько «разрешённых», сколько — «поощряемых» областей. Сигнал насчет семейных ценностей, посланный властью в сторону литераторов и издателей, давным-давно был принят и продолжает активно осваиваться.

 

Иностранная литература. – 2008. – № 2.

Номер посвящён новогреческой литературе. Жизнь распорядилась так, что «новогреческий» выпуск журнала оказался ещё и номером памяти поэта, переводчика Ирины Ковалёвой, подготовившей большую часть материалов номера.

Прошлое и настоящее, переплетаясь, выходили из-под её пера равно живыми, будь то заново родившийся по-русски текст чужого языка или стихи, написанные на родном:

Голоса детей в саду
Меж дерев и роз в цвету;
Злато и кармин голов,
От корней и до листов.
Из Т.С.Элиота

Выдох и вдох: волна
Набежала и вспять.
Тьма встаёт как стена.
Слаще всего – дышать.
Из сборника «Отпечаток», 2006

Так сложилось, что в современной греческой литературе поэзия куда более авторитетна, чем проза. Отчасти дело здесь в том, что греки действительно очень любят поэзию: иногда кажется, что каждый второй пишет стихи, а каждый третий — печатает; звание «поэта» — одно из самых престижных в Греции, и часто бывает, что люди не довольствуются вполне заслуженной славой хорошего критика, эссеиста, философа или, например, адвоката, а стремятся обязательно выпустить книгу стихов. Отчасти дело в обаянии знаменитого «поколения 1930-х годов», к которому принадлежат два Нобелевских лауреата — Георгос Сеферис (1900—1971) и Одиссеас Элитис (1911—1996), Яннис Рицос (1909—1990), лучше других знакомый нашему читателю, знаменитые греческие сюрреалисты Никос Энгонопулос (1910—1985) и Андреас Эмбирикос (1901—1975)...

Из Михалиса Ганаса. Перевод Ирины Ковалёвой:

Я творю тебя понемногу каждую ночь.
Наступает утро, и всё рушится — я вместе с тобой.
Целиком я никогда тебя не увижу.
И ты не будешь моей. Каждый раз
твоё тело создано заново и лишь отчасти.
Ради тебя я стал всемогущ
Но богом не стал.
И на что мне это всемогущество,
если чудо запрещено.