Юлия Мелентьева

Важнейшей частью библиотековедения как науки является концепция читателя. Понимание его роли в эволюции библиотеки как социального института, осознание сущности взаимоотношений читателя и книги заложено в творческом наследии Н.А.Рубакина, прежде всего в его фундаментальной работе «Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию»¹.

Выдающийся библиотековед, человек огромной эрудиции, «последний энциклопедист» – как его называли, оставил после себя 350 журнальных статей, 280 книг и брошюр, изданных на 28 языках, тысячи составленных им библиографических списков для своих корреспондентов. Все они были посвящены, по сути дела, одной теме: изучению книги, читателя, автора².

На основании собственных наблюдений за чтением людей разных сословий, анализа обширного эмпирического материала, полученного Н.А.Рубакиным в ходе переписки с огромным числом читателей из разных уголков России, в конце 90-х гг. XIX в. – начале XX в. были написаны такие работы, как «Этюды о русской читающей публике» (1895); «Психология книжного влияния» (1910); «Практика самообразования» (1914); «О сбережении сил и времени в деле самообразования» (1914); «Этюды по психологии читательства» (1914); «Библиологическая психология как теория и практика книжного дела» (Прага, 1928)³; «Что такое библиологическая психология» (Л., 1924).

В 1922 г. во Франции на французском языке вышел его двухтомный труд «Введение в библиологическую психологию». Позже, в 1929 г., уже в России была опубликована книга «Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию».

Очевидно, что работы 1910–1928 гг. представляют собой подготовительный этап при разработке теории, которая стала делом всей жизни Н.А.Рубакина.

Анализ этих работ показывает, как постепенно, на основе огромного эмпирического материала, накопленного им самим и другими исследователями, учёный выстраивает основные положения своей теории – «библиопсихологии».

Н.А.Рубакин был первым, кто поставил изучение читателя на научную основу. Ему принадлежит первенство во введении в научный оборот термина «библиологическая психология». Он стал первым, кто пристально вгляделся во взаимоотношения читателя и текста, книги.

Библиологическая концепция Н.А.Рубакина затрагивает комплекс вопросов, связанных с восприятием, пониманием, памятью и т.д. По словам автора интереснейшей книги о Н.А.Рубакине «Под шифром “РБ”» известного писателя Л.Разгона, «в библиопсихологию Рубакин втискивал биологию, физиологию, рефлексологию».

Впервые чтение было осмыслено как психологический и социально-психологический феномен и процесс.

Обращение к этой проблеме – «психология читателя и книги» – требовало огромной эрудиции, знаний. Н.А.Рубакин ими обладал в полной мере. Имея прекрасное университетское образование, живя в Европе, в атмосфере свободы мысли, научного поиска, Н.А.Рубакин был свободен от необходимости мыслить только в рамках марксистско-ленинского учения.

Он был весьма хорошо знаком с достижениями как отечественной, так и европейской, и особенно немецкой, науки в области философии, физиологии, биологии и т.д.; хорошо знал работы О.Конта, Э.Маха, Э.Геннекена, Р.Семона, В.Гумбольдта, а также Г.Спенсера, Г.Тэна.

Именно их работы, наряду с работами его современников и соотечественников – И.Павлова, И.Сеченова, В.Бехтерева, легли в основу главного тезиса Н.А.Рубакина: «Содержание книги – это то, что ею возбуждается <...> у всякой книги столько содержаний, сколько у неё читателей. Каждому читателю – его книгу!»

Опираясь на работы известных учёных, Н.А.Рубакин сформулировал основные законы библиопсихологии: закон Семона; закон Гумбольдта–Потебни; закон Тэна.

«Закон Семона» опирается на понятия мнемы, энграммы, эвфоний, заимствованные у крупного немецкого зоолога Р.Семона, открывшего т.н. «клеточную память» – мнему.

Мнема, по мысли учёного, накапливает все (физические, химические) процессы, идущие в живом организме, связанные с получением, переработкой и хранением информации. Термин «мнема», в известной степени, противостоял представлению о мышлении и памяти, полученному на основе учения об условных рефлексах и рефлекторной дуге.

Для Рубакина очень важным был тот момент, что мнема объединяет и раздражение, и возбуждение, и физику, и психику, и сознание, и подсо­знание личности.

Энграмма – согласно Р.Семону – это след, или следовая реакция раздражения, ведущая к некоторым изменениям в организации материи мозга.

Экфория, т.е. внесение, – переход энграммы из потенциального в кинетическое состояние.

Мнематические явления – сложный психический процесс воспроизведения реальности под влиянием раздражений, идущих от письменной и звуковой речи, вообще от текста. Мнематические явления определяют все поведение индивида.

Таким образом, пытаясь описать мышление как некий комплекс, Н.А.Рубакин, опираясь на работы Р.Семона, рассуждал по схеме «раздражение – энграмма – повторное раздражение-экфория – мнематическая энграмма»⁴, и утверждал, что «каждый читатель в процессе чтения строит собственную проекцию читаемой книги».

«Закон Гумбольдта–Потебни» в формулировке Н.А.Рубакина имеет следующий вид: «Человеческая речь, так же как все элементы её вплоть до отдельного слова и даже звука или буквы, суть орудия только психических переживаний, в соответствии с особенностями той мнемы, в какой они возбуждаются, а не орудия переноса или передачи этих переживаний». Проще говоря – каждый понимает написанное и услышанное в зависимости от имеющегося социального и индивидуального опыта. Таким образом, по Рубакину, у книги столько содержаний, сколько у неё читателей.

Этот закон опирается на лингвофилософскую концепцию крупного немецкого учёного В.Гумбольдта. Его основной тезис, развернутый в работе «О различии и строении человеческих языков и его влияние на духовное различие рода человеческого» (1880), заключается в том, что «язык есть не результат деятельности, но сама деятельность»; «язык есть проявление духа народа»; «человек понимает самого себя лишь постольку, поскольку он проверил понятность своих слов на других»; «любое слово мыслится индивидом не точно так, как другим».

Другой учёный, на чьи концепции опирается Н.А.Рубакин, – русский лингвист А.А.Потебня – так же понимает язык как «внешнее проявление духовной силы личности».

Рубакин считал, что «надо разграничить слово от его влияния». Одно и то же слово в разных ушах звучит по-разному. Каждое слово имеет бесконечно много смыслов, потому что в разных слушателях и читателях оно возбуждает самые разнообразные психические явления. Эти свои субъективные переживания читатель приписывает не себе, а слову.

Таким образом, опираясь на теорию В.Гумбольдта и А.А.Потебни, с одной стороны, отрицая объективное содержание книги, с другой стороны, как пишущий человек, понимающий, что некое «среднее значение» все же есть, Н.А.Рубакин вплотную подходит к проблеме формализации текста, которая сегодня представляется весьма актуальной.

«Закон Тэна» гласит: «Энграммы, непрерывно притекающие в мнему и обусловливающие собою качественную и количественную сторону экфорий, всегда находятся в функциональной зависимости, во-первых, с расой, во-вторых, с окружающей средой и, в-третьих, с моментом».

То есть, проще говоря, всякое понимание определяется генетикой человека, средой его бытования, временной характеристикой («моментом»). Рубакин поясняет это таким примером: восприятие одной и той же книги в разный период жизни читателя будет совершенно различен.

В сущности, «закон Тэна» есть лишь подтверждение «закона Гумбольдта–Потебни»: «наше знание есть незнание; наше понимание есть непонимание; изучение реальности – есть искажение её».

Таким образом, библиологическая теория Н.А.Рубакина есть результат творческой переработки взглядов российских и европейских, преимущественно немецких, философов, физиологов, лингвистов; привнесение их научных концепций на библиотековедческую почву; попытка объяснить сложнейшие и тончайшие взаимосвязи книги (текста) и читательского восприятия.

Работы Н.А.Рубакина чрезвычайно обогатили библиотековедение, показали перспективы его дальнейшего развития.

Несомненно, что без глубокого знания достижений европейской науки, без научной свободы, которую ему обеспечивала жизнь за границей и сотрудничество с Международным библиографическим институтом, Н.А.Рубакин не смог бы разработать свою теорию библио­психологии.

Она вызывала множество упреков в советской печати как во времена первой публикации, так и позже. Гумбольдт, Мах, Тэн и другие, далёкие от марксизма учёные не могли не вызывать подозрений и неприятия в советской России. Можно смело предположить, что, живи Н.А.Рубакин в это время в стране, не избежать бы ему «философского парохода».

Сегодня теория Рубакина признаётся значительным шагом вперёд в понимании взаимоотношений читателя и книги, важным для библиотековедения в целом, а также и для наук человековедческого цикла – психологии, психолингвистики, языкознания.

Теория Н.А.Рубакина есть пример свободного поиска истины в свободном мировом научном контексте. Только так и может развиваться наука.

---

^* Статья написана в 2007 г.

¹ Эта книга вызвала шквал критики советских библиотековедов, последовавший затем остракизм учёного, замалчивание его имени на Родине вплоть до 60-х годов XX века.

² Мавричева К.Г., Н.А.Рубакин (1862–1946) М., 1972; Рубакин Н.А. Избранное: В 2 т. М., 1972.

³ Надо помнить, что Н.А. Рубакин в 1907 г. был вынужден эмигрировать и последние годы жил в Швейцарии.

⁴ Разгон Л. Под шифром «РБ». М., 1966.