Константин Лазаревич

История Англии в изложении Диккенса

Заглавие книги не совсем точно. Это история не столько Англии, сколько английских королей. Названия всех глав, начиная с третьей, – это «Англия во времена…» или «Англия при…» – и дальше идёт имя одного короля или нескольких, в одном случае место короля занимает Оливер Кромвель. А что происходило с народом, как развивались хозяйство и взаимоотношения людей внутри страны, каковы были отношения Англии с другими странами, как зарождалась колониальная империя – всё это большей частью остаётся за страницами книги, как сказали бы сейчас, за кадром.

С глубоким уважением Диккенс относится к королю Альфреду Великому, правившему с 871 до 901 года. О нём – ни одного дурного слова. «Каким бы быльём ни поросла та эпоха, его слава и чувство любви и благодарности, с которым взирали на него его подданные, свежи в народной памяти по сей час» (с. 25). И дальше: «… Будем напоминать правителям, которые должны печься о просвещении и которые пренебрегают своим долгом, что их ничему не научило время, пробежавшее с 901 года от Рождества Христова, и что они далеко отстали от ярчайшего короля Альфреда Великого» (с. 27). В этих словах – не только укор правителям, но и предупреждение читателю: дальше ничего хорошего не жди. Его и нет.

Вот король Вильгельм Завоеватель – первый из Нормандской династии (правил с 1066 по 1087 г.). «Он любил деньги и изысканные яства, но не знал узды лишь в удовлетворении одной своей страсти: страсти к охоте. Он был одержим ею настолько, что стирал с лица земли целые селенья и города, чтобы насадить на их месте леса для оленей… Тысячи несчастных крестьян, на чьих глазах сносились их жалкие жилища, а жёны с детишками выбрасывались на улицу, ненавидели Вильгельма за ту безжалостность, с какой он умножал их и без того тяжкие страдания» (с. 65).

Исторические романы – широко распространённый литературный жанр, их читают с увлечением и обычно с пользой, извлекая из них сведения, которых нет в учебниках. Но искомая польза часто оборачивается вредом: исторический роман – не история. Реально существовавшим людям, известным и не очень, приписывают те дела, которых они не совершали, слова, которых они не говорили. Порой принципиально ничто не меняется, образы исторических лиц не искажаются, но изображение получается как на фотографическом негативе. Напрасно сделал Дюма кардинала Ришелье врагом и соперником Людовика XIII, напрасно Вальтер Скотт… Впрочем, о Вальтере Скотте позже.

Знаменитый романист Чарльз Диккенс не стал писать исторический роман, он написал историю для детей.

«Посвящаю эту книгу моим дорогим детям с надеждой, что в недалёком будущем она поможет им читать более толстые и более ценные книги на эту же тему» – такие слова предваряют «Историю Англии для юных» Диккенса, написанную в 1853 году, но до русского читателя дошедшую лишь полтора века спустя. Ни в дореволюционных собраниях сочинений Диккенса, ни в советском тридцатитомнике 1957–1963 годов её нет. Зато в последние несколько лет эта книга переиздавалась несколько раз.

В аннотации к книге сказано: «Перед читателем пройдёт целая галерея выдающихся личностей… причём в рассказах Диккенса, изобилующих малоизвестными фактами и поразительными подробностями, они предстают не холодными памятниками, а живыми людьми. Книга адресована как школьникам, только открывающим для себя мир истории, так и их родителям, зачастую закрывшим его для себя вместе со скучным учебником».

Да, действительно, целая галерея личностей, перечень которых в цитате заменен многоточием, а уж насколько и в какую сторону они выдающиеся, увидим, прочитав книгу.

У Вальтера Скотта мы видим доблестного короля Ричарда, носившего гордое прозвище Львиное Сердце. А вот что читаем у Диккенса. «В 1189 году от Рождества Христова Ричард Львиное Сердце унаследовал престол Генриха Второго, чьё отцовское сердце он так безжалостно терзал и в конце концов растерзал. …Ричард с самого отрочества был бунтарём, однако, сделавшись монархом, против которого могут бунтовать другие, он вдруг понял, что бунтарство – это страшный грех, и в приступе справедливого негодования покарал всех своих главных союзников в борьбе против отца. Никакой другой поступок Ричарда не мог бы лучше разоблачить его истинную натуру и вернее предостеречь льстецов и прихлебателей, доверяющих принцам с львиными сердцами» (с. 115). «Король Ричард – силач, непоседа, здоровяк, с единственной, весьма беспокойной мыслью в голове: как бы снести побольше чужих голов – был одержим желанием отправиться в Святую землю во главе огромной армии крестоносцев. Но поскольку огромную армию не заманишь даже в Святую землю без огромной мзды, он начал торговать коронными землями и, что ещё того хуже, высшими государственными должностями, беспечно вверяя своих английских подданных не тем, кто был способен ими править, а тем, кто мог подороже заплатить за эту привилегию» (с. 116–117).

Вспомним опять Вальтера Скотта. У славного Ричарда был зловредный брат, принц Джон, или Иоанн Безземельный. Если уж Ричарда Диккенс так развенчал, то, может быть, принц Джон, в качестве компенсации, был хорош? Ничуть не бывало. Иоанн сначала заточил в тюрьму, а затем приказал убить своего несовершеннолетнего племянника, имевшего гораздо больше прав на престол, чем он сам. И в дальнейшем было много столь же подлых дел на его совести. «…На сорок девятом году жизни и семнадцатом году его пагубного правления, Бог прибрал этого отъявленного мерзавца» (с. 141).

Почти каждая глава заканчивается такой характеристикой. Вот эпитафия Генриху Восьмому, о котором мы знаем больше, чем о других королях, благодаря пьесам и фильмам о нём и об одной из его жен, Анне Болейн. «Нашлись писатели из числа протестантов, превозносившие Генриха Восьмого за то, что при нём совершилась Реформация. Но важнейшие заслуги в этом деле принадлежат не ему, а совсем другим людям, преступлениям же этого чудовища нет никаких оправданий, и тут уж никуда не денешься. И то, что он был кровопийцей и злодеем, настоящим извергом рода человеческого, и запятнал историю Англии кровью и грязью, – чистая правда» (с. 323).

Много дурного произошло и за время короткого (1547–1553) правления Эдуарда Шестого, героя романа Марка Твена «Принц и нищий». Но король был юн, и рассказ о нём Диккенс кончает словами: «Король умер на шестнадцатом году жизни и на седьмом своего правления. Он был слишком молод, и нам трудно судить о том, каким стал бы его характер, проживи он дольше среди стольких дурных, честолюбивых и задиристых вельмож. Но Эдуард был славный, одарённый многими талантами мальчик и, что удивительно, будучи сыном такого отца [Генриха VIII], не унаследовал его грубости, коварства и жестокости» (с. 333).

Вот концовка рассказа о королеве Елизавете – тогда ещё не Первой, а Единственной. Казалось бы, всё хорошо, но и тут – ложечка дёгтя.

«То было славное царствование, и память о нём сохранится навеки благодаря выдающимся людям, чей талант расцвёл в ту пору. Кроме рождённых тогда великих путешественников, государственных деятелей и учёных, весь цивилизованный мир с гордостью и благоговением будет вспоминать Бэкона, Спенсера и Шекспира, приписывая часть их славы самой Елизавете. Это было великое время открытий, торговли, расцвета английской предприимчивости, да и вообще английского духа… Королева пользовалась всеобщей любовью, и, где бы она ни появилась, путешествуя по своим владениям, встречали её всегда с огромной радостью. Я думаю, на самом деле была она не так хороша, как о том говорили, но и не так плоха. Она обладала многими достоинствами, но была грубой, капризной и вероломной и в зрелые годы сохранила в полной мере все недостатки, присущие честолюбивой молодости. В целом же, на мой взгляд, она слишком много унаследовала от своего отца [опять-таки Генриха VIII]» (с. 380).

Прошла революция, казнили Карла Первого, потом были Реставрация и Весёлый Монарх Карл Второй. Глава о нём начинается так.

«Никогда прежде не знала Англия такой разнузданности нравов, как при Карле Втором. Стоит взглянуть на смуглое порочное носатое лицо короля на портрете, и сразу же представляешь себе дворец Уайтхолл, где он, окружив себя отпетыми проходимцами (хотя все они были знатными дамами и господами), пьянствовал, играл, говорил скабрёзности и предавался всем грехам, какие только можно себе вообразить. Карла Второго прозвали Весёлым Монархом» (с. 457). «Весёлый Монарх, чтобы не испортить себе веселья, пока его народ страдал от чумы и пожара, пил, играл и проматывал вместе со своими фаворитами деньги, которые парламент выделил на войну. Поэтому английские моряки весело умирали от голода прямо на улицах, а тем временем голландцы под командованием адмиралов де Витта и де Ройтера вошли в Темзу и, поднявшись вверх по реке Медуэй до самого Апнора, сожгли сторожевые корабли, заставили умолкнуть немощные батареи и хозяйничали на английском берегу целых шесть недель» (с. 466).

Казалось бы, хуже некуда. Но вот начало главы о брате и преемнике Карла.

«Король Яков Второй был личностью настолько неприятной, что даже большинству историков его брат Карл кажется в сравнении с ним просто душкой» (с. 482). Низложением Якова Второго Диккенс заканчивает рассказ об истории Англии. Это 1689 год.

Пятнадцать лет спустя после выхода в свет Диккенсовой «Истории» Алексей Константинович Толстой сформулировал знаменитый принцип:

Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.

Но сам-то он окончил «Историю государства Российского» на периоде, имевшем место примерно пятьюдесятью годами раньше того времени, когда её писал, на царствовании дяди здравствовавшего тогда императора, а Диккенс применил на практике это не сформулированное ещё правило, прервав изложение на времени, отстоящем более чем на полтораста лет от своего времени. Этим полутораста годам посвящены всего две страницы. Перечислены короли и королевы, чуть-чуть сказано о том, что за эти полтора с лишним века произошло. Да, пожалуй, при такой безжалостности характеристик трудно было бы подходить ближе к своему времени.

Книга, в которой огромное количество действующих лиц, читается на одном дыхании, и хотя к концу прочтения обнаруживается, что некоторые персонажи уже забылись, чувствуешь выдержанность общего тона повествования по всей книге. А каким языком написана «История» и как хорошо этот язык сохранён в переводе, думаю, читатель уже почувствовал по приведённым цитатам.