Татьяна Рудишина

Стихи английских поэтов-кавалеров и «Краткие жизнеописания» Джона Обри. – Иностранная литература. – 2008. – № 3. – С. 277–297. – (Из будущей книги).

В 2008 году в серии «Библиотека зарубежного поэта» (изд-во «Наука») выйдет книга «Английские поэты-кавалеры XVII века». Поэты-кавалеры – определенный круг авторов, державших в гражданскую войну сторону короля, а не парламента, в своём творчестве следовавших скорее за Беном Джонсоном, чем за Донном и прославлявших жизнь со всеми её радостями. Разумеется, эти признаки во многом условны. В книгу вошли подборки стихов пятнадцати поэтов, от Роберта Геррика до Томаса Стэнли, многие из которых мало известны или совсем неизвестны российскому читателю, а также главы из «Кратких жизнеописаний» Джона Обри, – пишет во вступлении переводчик Марина Бородицкая. Она настолько погрузилась в эти переводы, что её герои – поэты-кавалеры стали проживать в поэзии самой Бородицкой самостоятельную жизнь:

Попросили меня раз в «Иностранке»
перевесть современного поэта,
англоговорящего, живого, –
«Ведь не всё ж мертвецов тебе толмачить!»
Вот раскрыла я живого поэта –
ах, какой же он красавчик на фото!
Веет смертью от его верлибров,
смерть сочится из каждого слова,
я прочла и умерла, не сдержалась.
Тут пришли ко мне мёртвые поэты,
всё любимчики мои, кавалеры.
Поклонился дипломат, Томас Кэрью,
громко чмокнул шалопай, сэр Джон Саклинг,
и сказал мне ловелас, Ричард Лавлейс:
– Слышал в Тауэре свежую хохму,
«Коли снятся сны на языке заморском –
с переводчицей ложись!» Ловко, правда?
А Шекспира незаконный сыночек,
Вилли Дэвепант, сказал:
– Брось ты киснуть!
Сшиб я в «Глобусе» пару контрамарок
на премьеру «Идеального мужа», –
этот педик, говорят, не бездарен.
– Ну, а после все пойдём и напьёмся.
– И сонеты почитаем по кругу!
– Хорошо, – сказала я и воскресла.
Я воскресла, поглядела в окошко,
отложила современного поэта.
И не то чтобы я смерти боялась,
просто вечер у меня нынче занят.

 

Клюев Е. Заметки из-за Бугра : Фрагменты будущей книги. – Дружба народов. – 2008. – № 3. – С. 169–192.

Известный российский писатель Евгений Клюев, ныне проживающий в Дании, размышляет о жизни и поведении наших соотечественников за границей и об особенностях его нынешней страны обитания. Названия глав красноречиво характеризуют общую тональность и содержание повествования: С чего начинается Бугор? Собственно Бугор. Из чего был сделан железный занавес. Обманули! Синдром «неправильного выбора». Culture wanted. Дисциплинированный кустарник. Цивилизация в свободном плавании. Уезжать из… или уезжать в… Датские колесики и датские же винтики. Тонкий запах демократии. Половая неразбериха. Где лучше перепрыгивать забор. Измерьте себя рулеткой. Теснота, но не обида. Все и каждый. Налог на престарелую мать. Список желательных подарков. Страна, где слово всё ещё Бог.

Несмотря на то что русские предпочитают быть «не как все», их отличает коллективизм. Несмотря на то что европейцы, во всяком случае датчане, предпочитают быть «как все», их отличает индивидуализм. Прижми русского где-нибудь покрепче к стенке – и в конце концов (особенно – после долгих пыток!) он признается, что – коллективист. Датчанина же и пытать не надо: глядя вам прямо в глаза, сразу же заявит, что он индивидуалист – ещё до того, как вы об этом спросили.

Нет более безнадёжного занятия в мире, чем объяснять датчанину смысл русских пословиц типа «На миру и смерть красна», «Один в поле не воин» или «Семеро одного не ждут», – пословицы эти повергают его в такое глубокое уныние, из которого потом никакой «Моей хатой с краю» не вытащишь... И не потому, что у датчан нет любви к ближнему. Она, конечно, есть, но начинается чуть раньше (ближе!), чем у русских: любовь к ближнему начинается с любви к самому ближнему – к себе. Только не надо делать отсюда совсем уж печальных выводов. И представлять себе датчан этакими эгоистами до мозга костей, как любят характеризовать и их, и вообще чуть ли не всех европейцев те, кто выходит за них замуж или на них женится: «Они всегда думают только о себе!» Скажу сразу: это преувеличение. Они не то что всегда думают о себе – они о себе просто никогда не забывают, а это, согласитесь, не одно и то же. Ибо тот, кто не ценит своей собственной личности... Впрочем, на подступах к этой теме уже начинает ощущаться тонкий запах демократии.

 

Храмчихин А. Китайский «велосипед»: КНР. Парадоксы развития. – Новый мир. – 2008. – № 3. – С. 126–137. – (Философия. История. Политика).

Обстоятельный анализ социально-политической, экономической ситуации в Китае – нашем северном соседе. Есть о чём задуматься:

Социальные проблемы Китая гораздо шире и глубже проблемы безработицы. Постоянные апелляции к «китайской модели социализма» многочисленных российских политиков и публицистов левой ориентации свидетельствуют о том, что для значительной части наших сограждан внешние символы (власть компартии, красное знамя, соответствующая риторика) гораздо важнее сути дела. Суть же в том, что сегодня ни одна страна мира не демонстрирует такого колоссального экономического расслоения и такого пренебрежения вопросами социальной защиты населения, как «социалистический» Китай.

Располагаемый доход населения в городах составляет около 12 тыс. юаней (около 1,5 тыс. долларов) в год, то есть немногим более 100 долларов в месяц. При этом доля городских жителей составляет лишь 42 процента населения КНР (и свыше 100 долларов в месяц зарабатывает не более 20 процентов населения страны). В деревнях, где соответственно проживает 58 процентов населения Китая (более 750 млн чел.), этот доход составляет около 3,6 тыс. юаней (450 долларов) в год. Следует напомнить, что уровень нищеты, по методике ООН, составляет 1 доллар в день, то есть 365 долларов в год. Таким образом, средний доход китайского крестьянина лишь немногим превышает этот уровень. В Китае пользуются другой статистикой. По ней численность бедных составила в 2005 году 23,65 млн человек, число лиц с низкими доходами – 40,67 млн человек. Эти цифры часто используются в качестве доказательства преимущества китайской модели (менее 70 млн бедных и нищих в стране с населением 1,3 млрд!). При этом, однако, не поясняется, что бедными в Китае считаются лица с годовым доходом менее 683 юаней (около 85 долларов), под низким доходом подразумевается доход 684–944 юаня (85–120 долларов). Хочется подчеркнуть ещё раз, что это годовой, а не месячный доход. Человек, получающий более 10 долларов в месяц, не относится по официальной китайской статистике, даже к категории лиц с низкими доходами.

 

Березовчук Л. Реальность арт-хауза. – Октябрь. – 2008. – № 3. – С. 139–162. – (Публицистика и очерки).

Анализ «арт-хаузного» кино, который именуют как культовое, альтернативное, постмодернистское, экспериментальное, независимое, новое, параллельное, некоммерческое.

Сегодня термин «арт-хауз» у всех на слуху, вплоть до читателей глянцевых журналов. Для обыденного сознания он стал своего рода маркером кинематографического новаторства и «передовых» взглядов кинорежиссеров. У арт-хауза есть мощнейшее критическое лобби, поддерживающее его на кинофестивалях и промоутирующее в масс-медиа. При этом понятие арт-хауза до сих пор киноведами не определено.

Очевидна теоретическая сложность подобной задачи, потому что под эгидой арт-хауза объединяются столь несхожие в своём творчестве режиссёры, как до мозга костей коммерческие братья Вачовски, внедряющие в незрелые умы подростков адекватно инфантильные идеи кибер-панка, и фундаментальный в своих творческих притязаниях столп европейских кинорадикалов Ларс фон Триер; внешне легко изменяющий манеры киноповествования, но жесткий по режиссерским концепциям в своих фильмах Эмир Кустурица и почти что скользящий на волне «невыносимой легкости бытия» Жан-Марк Барр; маргинальная в своём самоощущении в мировом кинематографическом процессе Кира Муратова и вполне осознающий себя революционером-преобразователем того же мирового кинопроцесса Питер Гринуэй. Ироничные Педро Альмодовар и Франсуа Озон в рамках арт-хауза вполне могут соседствовать с героически бесстрашным в проявлениях визуальной жестокости Ким Ки-Дуком, а формотворческий пафос пришедшего из уже далёких 1950-х годов американца Стэна Брэкиджа перекликается с пафосом тотальной концептуализации, присущим фильмам команды отечественных некрореалистов во главе с Евгением Юфитом. Насквозь пропитанное идеологией гей-движения, глубоко личностное творчество умершего от СПИДа Дерека Джармена тем не менее резонирует с эмоционально холодными синефильскими концепциями кино, разрабатываемыми в комедийном модусе Квентином Тарантино и в эпическом – петербургским режиссером-киноведом Олегом Ковалевым. А ещё феминистское кино, кино разнообразных меньшинств, мультикультуральное кино, создаваемое в странах «не-западной» цивилизации, но обязательно «вне» традиций «официальных» национальных кинематографий...