В «библиотечный» день на Седьмом московском педагогическом марафоне, проводившемся традиционно Московским департаментом образования совместно с Издательским домом «Первое сентября» и Московским институтом открытого образования, это была встреча, собравшая наибольшее количество слушателей. Людмила Улицкая и некоммерческий фонд «Пушкинская библиотека» представляли уже вышедшие и готовящиеся к изданию книги под общей маркой «Детский проект Людмилы Улицкой» и методические разработки к нему.
Мы предлагаем вам запись этой встречи.

Людмила Улицкая. Добрый день, дорогие друзья!

У нас сегодня так называемая производственная встреча. Я вам представляю с большим опозданием «детский проект», который затеян уже давно. И уже давно вышли первые четыре книги. Может быть, кому-то из вас они знакомы. Для тех же, кто не знает, расскажу немного об этом проекте.

Дело в том, что во многих странах мира, когда ты приходишь в книжный магазин, то видишь множество книг для детей и взрослых на эту тему. Я недавно была в Калифорнии, это особенное место в Америке, самое нежное, самое политкорректное, где отношения самые уважительные друг к другу. И вообще это особый кусок Америки. Но в этом особом куске в книжном магазине море разливанное детских книг, связанных с тем, что мы называем словом, которое мало что нам говорит, поскольку оно слишком общее, – толерантность. Огромное изобилие книг о том, что такое человек в мире, что такое человеческая культура, из чего она складывается. В сущности, это раздел науки выживания, причём если мы сейчас, сегодня, немедленно, хоть и с большим опозданием, не начнем его осваивать, то последствия будут очень тяжелыми. Собственно говоря, последствия такого рода мы уже отчасти наблюдаем в детской среде, особенно в среде немосковских детей.

Человеческий мир безумно разнообразен, интересен. И уникален человек, просто как биологический вид, поскольку что-то нас «всё-таки» от животных отличает. Вообще, мы в полной мере биологические существа. Это я вам как биолог говорю. Мы все одной ногой стоим в животном мире, все являемся в какой-то мере животными, и это нормально. Но вместе с тем определённая часть нашего существа всё-таки вышла из животного мира – из-под власти закона необходимости, из-под власти инстинкта. И наше сознание сами в себе ценим, придаём ему значение. Мы понимаем, что есть вещи, которые хочется, но почему-то не нужно делать. Данный предмет можно обсуждать, можно не обсуждать – это вопрос «отрефлексированности» личности. Кто-то задумывается о том, где эта граница проходит, – об этом пишут диссертации психологи, социологи, физиологи. А есть прекрасные люди, которые совершенно об этом не заботятся, не задумываются, но почему-то всегда правильно поступают – такая у них душа, так они устроены. Моя бабушка была человеком неверующим, но она всегда поступала потрясающе точно. Ей не надо было читать никаких моральных книг, всё это у неё сидело внутри.

Сейчас происходит чудовищное, редчайшее одичание, причём массовое. Плохие и хорошие люди всегда были и есть. Возможно, что и их процент всегда примерно одинаковый. Но иногда наступают времена, когда происходит явный всплеск чего-то невозможного. Такое время совершенно определённо было в момент прихода Гитлера к власти. Такое тяжёлое время переживала наша страна во времена правления Сталина, когда нравственные законы были жутко искажены: предлагалась схема, отличная от общечеловеческой, и огромное количество людей шли в ногу, но не в ту сторону. К сожалению, и сейчас мы наблюдаем довольно печальное явление. Мы видим много молодёжи, идущей не в ту сторону, потому что ею владеют неосознанный, неотрефлексированный страх, раздражение, агрессия, ненависть. Всё это чувства, с которыми очень трудно справиться. А то, что они в нас есть, – совершенно законно и нормально. Все эти чувства – страх, агрессия, раздражение – заложены в природе человека. Все эти чувства животные: одна собачка может ненавидеть другую; однако у них бывают абсолютно конкретные поводы для ссор и драк. Основных поводов два – еда и секс. Вот две точки, на которых обычно ссорятся – иногда и до смерти – животные. Люди тоже подчинены двум этим силам. Нравится нам или не нравится – такова наша природа. Но у людей, в отличие от животных, есть разум. Он и регулирует, в какой степени мы можем справляться с теми задатками, которые в нас сидят.

В конце концов, вся библейская идея о падшем человеке о том и говорит, что есть некоторые идеальные представления о человеке. И тогда этот человек – ангел. И есть некий реальный человек, падший, у которого природа дурная. Это факт нашей жизни.

* * *

Дальше я перехожу к тому, что является уже плодом моих соображений. А плод моих соображений таков: возможно, та работа, которую мы сейчас делаем, – это движение к какому-то смягчению, осознанию ситуации. Возможно, она не принесёт больших результатов. Но делать её надо. Если её не делать, то мы, несомненно, потерпим поражение. Я, правда, думаю, что мы его потерпим всё равно, поскольку времена такие, что оптимизму остаётся мало места. Но всё же мы будем считать, что справляемся со своими жизненными задачами, если сопротивляемся тому, что сами считаем недолжным, ненужным, аморальным, неэтичным.

Для людей, которые связаны с книгами, педагогикой, это всё-таки некая основополагающая вещь. Не может быть врачом человек, который ненавидит людей. Точно так же невозможно работать в библиотеке, в школе, вообще в области культуры человеку, ненавидящему культуру.

По образованию я биолог, по узкой профессии – генетик. Заниматься этим было безумно интересно. Я изучала самые глубинные качества человека. Как раз те самые качества, которые роднят нас с нашими меньшими братьями, включая инфузорий. Генетика такая наука, которая, изучая законы наследственности, смотрит очень глубоко и обнаруживает совершенно поразительные вещи – везде один закон работает. Такой разнообразный мир, а ДНК, которая скручена спиралью и определяет качества амёбы, точно так же работает и в нас с вами. Поэтому ничто меня не сможет убедить, что жизнь «инфицирована», откуда-то занесена, что человек создан отдельно, в отрыве от всего биологического мира. Это общий и великий замысел, и мы с вами часть этого замысла. Но мы представляем в нём некий уникальный – мыслящий – объект.

Мы представляем единственное существо в мире, способное оценить, что происходит с нами. Все человеческие науки, по сути дела, ответвления антропологии, поскольку человек – это единственное в мире существо, которое осознаёт себя, осознаёт свою смертность. Животные, наверное, тоже испытывают предсмертную тоску и ужас в преддверии смерти, но та мера знания о смерти, которая дана человеку, конечно, не дана животному.

Говорю это с некоторой уверенностью и тут же себя останавливаю, потому что некоторое время назад смотрела удивительный фильм. Я очень люблю фильмы студии Би-би-си о животных. Как-то там был фильм о слонах. Стадо слонов идёт на водопой. Они спускаются к воде, берег скользкий, и один старый слон поскользнулся и не может встать. И его собратья, по сути дела, его забивают. И уходят. Они уходят, а он ещё живой лежит. Подбегают шакалы, выхватывают из него куски еще живой плоти… Стадо совершает свой огромный путь и через три месяца возвращается к этому водопою. От слона там остались уже одни кости. Ничего трагического: так устроен мир, в котором мы живём, – своей тушей тот слон прокормил большое количество животных. Но здесь происходит сцена, которая меня просто потрясла. Слоны встают кругом, один большой слон поднимает с земли бивни умершего животного. И они из хобота в хобот передают по кругу эти бивни. Затем слон кладёт их на землю, и слоны все вместе своими огромными ножищами начинают утаптывать эту площадку, усеянную костями, вбивают кости в землю. Я была в полном изумлении, так как увидела настоящий ритуал похорон. И хотя я говорю, что человека отличают от животного религиозные чувства, но после просмотра фильма я эту фразу произношу уже не так уверенно, потому что мы очень многого не знаем. Где эта граница?

Сегодня мы договоримся для удобства нашего разговора, что нас действительно отличает рефлексия, осознание себя в мире. И вот если мы этим выгодным качеством отличаемся от животных, то, следовательно, можем проектировать своё поведение. Поведение своё и поведение своего потомства. Поскольку то, что сегодня происходит в зоне воспроизведения (я всё время возвращаюсь к биологическим терминам), это как-то не по-человечески. Отношения с нашими детьми, с нашими родителями, сегодня, по-моему, в большей степени продиктованы инстинктами, которые в нас заложены. А инстинкты подводят. Инстинкты, если мы их не проверяем своей головой, своим сознанием, могут сослужить очень плохую службу.

Прочитала книгу Е.Ямбурга, известнейшего педагога, директора школы. Вся книга об этом. О том, что в какой-то момент можно и нужно остановить действие своего родительского инстинкта, иначе дальше твоя любовь к ребёнку принесёт ему вред. Дальше ты уже разрушаешь, а не строишь. Собственно говоря, здесь мы мало чем отличаемся от кошек, потому что кошка тщательно вылизывает своего детёныша, делает для него всё, что велит природа, а потом природа перестаёт ей что-либо велеть. Кошка расстаётся с котятами и через полгода может встретить выросшего детёныша и прекрасно «вступить с ним в брак», потому что кончилась программа. Она перестала быть его матерью. Мы же никогда не перестаём быть родителями. Иногда это хорошо, а иногда – опасно, потому что здесь наши родительские чувства могут помешать взрослению детей.

Почему я занялась темой толерантности? Дело в том, что у всех нас есть какие-то определённые представления о том, как правильно и как неправильно. Часто мы эти представления не проверяем, они, можно сказать, заложены у нас в спинном мозге. Но мир-то меняется, иногда драматическим образом. Мир, в котором мы сейчас оказались, нам во многом не нравится (мы его таким не планировали). Но он таков, и мы вынуждены к нему приспосабливаться, чтобы избавить себя от травм. Хотя травмы неизбежны. Мы живем в чудовищном городе: он страшный, грубый, безвоздушный и становится всё более и более неудобным для жизни и передвижения. Но поскольку происходит такое постепенно, то мы это не сразу ощущаем. В этом же городе живут наши дети. Им ещё хуже, чем нам. Они лучшего не знали. Они не помнят дворы, где росли золотые шары, где на верёвках сушилось бельё, где люди общались более тесно, более человечно. Сегодня человеческого общения стало гораздо меньше по многим причинам. В том числе и потому, что люди всё меньше читают, всё больше смотрят телевизор. Очень многое из того, что происходит, плохо, и нам это не нравится. Плохо и субъективно, и объективно. Очень важно отделить вопросы, в отношении которых мы что-то способны сделать, от тех, где мы ничего сделать не можем. Улучшить наш город мы в определённой степени можем, выполняя какие-то действия. Кому-то даже кое-что удаётся, а кому-то не удаётся. Но в той области, где вы работаете (а вы работаете с детьми), это наша обязанность и привилегия – делать всё, чтобы хоть немножко изменять атмосферу.

* * *

Возвращаюсь к тому, с чего начала. Книжные магазины на Западе – в Милане, в Нью-Йорке – полны литературой, которая как бы гладит детей по голове и объясняет им: ты хороший, но другой тоже неплохой. Потому что ощущение неприемлемости другого постоянно в нас сидит. И потому я уже несколько лет занимаюсь такими книгами.

Прошлой зимой в транспорте я видела девушку с голым животом и соответственно с пирсингом, а был лютый мороз. Стою и думаю: черт подери… а потом – стоп! Она, конечно, будет отвечать за свои поступки, потому что застудится и будет всю жизнь лечиться, но не надо испытывать раздражения. Она делает то, что ей сегодня предлагает социум. Она не может по-другому, когда все девочки так ходят, и мы, как родители, не можем с этим справиться. Значит, займёмся культурной антропологией, посмотрим, откуда всё это берется. Что такое красиво и что такое некрасиво? Как это в культуре живет? Какие есть каноны? Как они меняются?

Многое из того, что нам кажется правильным, приличным, достойным, положительным, сто лет назад казалось взрывным, страшно смелым, разрушающим мораль. Вспоминаю смешной эпизод, описанный у Ибсена: муж с женой сидят за завтраком. У них очень плохие отношения. Он десять лет собирается с ней развестись, однако дело никак до развода не доходит. Но тут он совсем собрался развестись. И вдруг она приподнимает край юбочки, и он видит просвет между ботиночком и краем юбки, и там чулочек. Она показала ему вот такой кусочек ножки! Его прошибает пот, потому что это жуткий сексуальный посыл, он весь встревожен и взволнован, он увидел маленький кусочек ножки… А с тех пор, между прочим, прошло сто лет – всего ничего. Это я о том, какими темпами движется культура и как мы здесь всегда опаздываем. И это абсолютно по-человечески: мы не можем не опаздывать. Кто не хочет опаздывать, должен иметь какое-то необычайное сочувствие, необычайную психологическую подвижность, чтобы понять – почему так.

Меня дико раздражают первоклассники, у которых дорогие мобильные телефоны. У них идёт очень дорогостоящая игра – соревнование на родительские деньги. И с этим трудно бороться. Но… сто лет назад у детей в карманах лежали камешки. Кто имел десять круглых камешков, тот был герой, а у кого их было четыре, того за человека не считали. На самом деле подобные модели во все века существуют… просто у них теперь другие параметры.

И вот вся эта огромная сфера очень тонких вещей, которые нашу жизнь составляют с утра до вечера, от рождения до смерти, во всех областях, и есть то, что сегодня называют культурной антропологией. Это именно та зона, где можно что-то сделать. То есть показать детям, что тот кавказский мальчик, который учится с ними в школе и который ведёт себя не так, как они, а так, как ему привычно, делает это потому, потому и потому.

Вот, кстати, модель, которую мы взяли для книги Веры Тименчик «Семья у нас и у других».

Мальчики, абхазец и русский, живут в одном доме, они друзья, учатся в одном классе. Но между ними всё время возникает непонимание. У одного в семье мама разведена с папой, у мамы бойфренд, мама забеременела, но не знает, выходить ли замуж за этого бойфренда. Кавказский мальчик от такой ситуации просто чуть в обморок не падает – как это возможно? Ему это трудно воспринять. Какими мы с вами чувствуем себя «продвинутыми», но какие мы для них дикари, не понимающие, что такое семья! А у абхазского мальчика в семье другая коллизия. Его старшая сестра учится в медицинском училище, а вечером ходит в театральную студию. И к несчастью, по телевидению показали кусочек, где она, занимаясь в этой студии, появляется в купальном костюме и делает какие-то движения. А у телевизора как раз дедушка сидит. Дедушка только что не убивает её. Сестру запирают на ключ, не выпускают из дома, собираются отправлять в деревню, потому что, в их понимании, девица просто погибает. Это одна из семейных коллизий, рассматриваемых в книге.

* * *

Поскольку я уже плавно перешла к конкретной книге, то начну рассказывать, как вообще эти книги построены. Важную роль играет уже кратко сейчас описанная «модельная» ситуация двух мальчиков и персонажей вокруг, все культурологические ситуации рассматриваются через этих ребят. С семьями более или менее ясно – разница колоссальная. Никакого конфликта мы в этой книге не выстраиваем, просто рассказываем, как может быть. В каждой книге, кроме незамысловатой истории, есть такие вставки, которые являются мини-энциклопедией по данному вопросу. Что непросто было совместить. Мы нашли компромисс, но всё равно такие книги нельзя оценивать с точки зрения художественной литературы. Это прагматические работы. Для нас чрезвычайно важна информация. Например, эта книга – о семье. Там есть сведения о том, как семья выстраивается в разных культурах, в разных странах, какие у неё законы существования.

В книге есть несколько строк о гомосексуальных семьях. И это то, что поставило меня в очень сложное положение: сказать, что меня за неё «пинают», – значит ничего не сказать. Зачем вообще о таких вещах надо детям говорить? Я совершенно уверена, что детям надо говорить обо всём. Но говорить должны специалисты, и говорить должны правильно, потому что дети всё равно всё обо всём узнают, но узнают в подворотне и в таком ракурсе, в котором не хотелось бы преподносить то или иное явление. То, что пропущено через сознание, работает совершенно по-другому.

Несколько строчек о гомосексуальных семьях в этой книге – для чего это сделано? Дело в том, что такие семьи сегодня существуют. Они складываются разными способами. Иногда в такую ситуацию попадает человек, у которого уже есть ребёнок. Иногда, наоборот, детей берут на усыновление в гомосексуальные семьи. Хорошо это или плохо? Не буду даже комментировать... Так или иначе, но такая практика существует, и это уже факт. И фактом является то, что дети из таких семей ходят в школу и их очень сильно травят. Подобных семей у нас на сегодняшний день немного, но явно будет больше. Знаю в Москве две такие семьи.

Опять же смотрим в сторону культурной антропологии. Что это за явление? Когда оно началось? А началось оно не вчера, и не оттого, что молодежь развратилась. Это очень давняя история, она существует во всём биологическом мире. Иногда она связана с нехваткой партнеров, иногда – с гормональными нарушениями. Это отдельная тема, мы её в книге не касаемся.

Эта книга у нас многострадальная. Некоторые её просто не приемлют, она вызывает ужас, отторжение. Но это как раз те страхи, которые мы должны отрефлексировать, подумать, откуда они берутся.

Совершенно точно, что мир не станет лучше, если мы будем гомосексуалистов ненавидеть. Мне не нравятся гомосексуальные парады, я не люблю агрессивность гомосексуальной культуры. Здесь нужно вводить какие-то ограничения. Но такие парады, по сути дела, почти не отличаются от древнеримских праздников. Например, огромные фаллосы, которые римляне набивали фаршем, – это колбаса, которую мы сейчас едим. А всё вместе это «пережиток» сатурналий – праздника, где «праздновали» секс, радость жизни. Мы должны знать, откуда и что пришло, где в нашей жизни остатки древних культур, с которыми мы сегодня в каком-то преобразованном виде сталкиваемся. Это и есть культурная антропология.

Обычно я и начинаю рассказ о нашем проекте с этой книги «Семья у нас и у других», которую написала Вера Тименчик. Она антрополог, аспирант.

И на сегодня мы закончили здесь с этой животрепещущей темой.

* * *

Мы были воспитаны на том, что есть некоторая научная концепция мира, а есть религиозная. Научная – передовая, а религиозная – отсталая. Сегодняшняя антропология с этой точкой зрения совершенно распрощалась. Современные учёные так не думают. Они сегодня считают, что существует несколько разнообразных идей о том, как возник мир, которые отражаются в мифологии. И всемирное древо, и океан, и яйцо, которое мы знаем по курочке Рябе, – это всё космические мифы на самом деле. Огромные, колоссальные метафоры людей, которые не владеют научным аппаратом. Он им совершенно не нужен, научный аппарат, но у них есть некоторые идеи о том, как это могло быть, и в образе сказки, притчи, мифа это излагается. Поэтому никакая из этих мифологических систем не предполагает огромного змея, не предполагает яйца размером с планету Земля, а говорит о чём-то другом. Это формула нашего сознания. Так человек мыслит о мире.

Когда наука развилась настолько, что возникла теория большого взрыва, оказалось, что научная концепция не противоречит мифологическим. Если понимать мифологические концепции как метафоры, то очень часто они представляют собой ту же самую мысль, выраженную другими способами. Потому что у человека действуют, так сказать, правое и левое полушария – «человек рациональный» и «человек интуитивный». Это два разных подхода.

Настя Гостева, автор книги «Большой взрыв и черепаха», по профессии физик. Она написала замечательную книгу, где наши мальчики Кирилл и Дауд попадают к сказочному персонажу. Это Всемирный координатор или, иначе, архангел в образе старичка, дачного соседа. Случайно забравшись к нему в дом, мальчишки переворачивают некое дерево, которое оказывается «Мировым древом». И тут же слышат по телевизору, что в Индонезии ужасное землетрясение, наводнение, бедствие, как следствие того, что они перевернули это дерево. Мир так устроен в этой структуре, что надо быть очень аккуратным.

Отсюда мы выходим на все магические вещи, на все ритуалы. Человек, чтобы сохранить себя в этом мире, охраняет свою жизнь, свой мир с помощью ритуалов, с помощью магии. Это не хорошо и не плохо. Антропология не знает этих оценок, и все наши книги идут по такому пути. Мы ничего не оцениваем по шкале «хорошо–плохо».

* * *

Чудесная книга Саши Григорьевой «Путешествие по чужим столам».

Саша Григорьева «классик», она знает латынь, греческий, большой специалист по кухне. Её диссертация была посвящена античной кухне. Все древние источники обработаны, обследованы Григорьевой: что же они тогда ели? А ели, между нами говоря, ужасно.

Как правило, то, что едят другие люди, нам не нравится. Точнее, не нравилось – до недавнего времени, по крайней мере. Сейчас китайские рестораны совершили триумфальный «поход» по всему миру, но еще пятьдесят лет назад китайская еда вызывала очень большую настороженность, потому что мы, европейцы, знаем, «какую гадость они едят». У китайцев нет пищевых запретов: всё, что шевелится, можно есть. Про растения и не говорю: всё, что не ядовито, – съедобно. То, что мы едим в китайских ресторанах в Москве, это европеизированная еда. А в общем отвращение к чужой пище свойственно всем людям – от соседей идёт плохой запах, они жарят не на том масле, едят что-то «неправильное» (в общем, не то, что мы). И выясняется такое интереснейшее обстоятельство: на свете нет ни одного вида пищи, который в какой-то культуре в какой-нибудь день года не был бы под запретом, даже вода. Причём есть один такой постный день, когда сутки запрещены и еда, и вода: это судный день, день покаяния у евреев.

Таким образом, оказалось, что все продукты где-нибудь под запретом, и никакой логики в этом нет. Мусульмане и иудеи не едят свинины, потому что свинья – поганое животное. А в Индии есть такие секты, которые не едят говядины по той причине, что корова – священное животное. Такова логика запретов – её надо просто принять. В Австралии очень скудная земля, основное питание аборигенов – личинки, насекомые и корешки. Это была главная составляющая их рациона до тех пор, пока гуманитарная помощь не дошла до тех мест, то есть до сравнительно недавнего времени. Теперь там, наверное, не выковыривают из земли личинок, но, с другой стороны, потихоньку теряют «идентичность».

Это чрезвычайно важный момент. За что мы с вами будем выступать, в какой момент мы поднимем руку, с кем будем солидарны? С теми, кто будет говорить: я хочу, чтобы всё было правильно, как у бабушки, а это – гадость, это есть нельзя? И вот здесь заложено отвращение к другой культуре, к другому человеку, к другому миру. Причём это может сжиматься до микроскопического размера – до соседнего двора, класса.

И вторая концепция – устроить одинаковый мир. Нам это тоже очень не нравится. Это глобализация. Мы за или против? Мы не за и не против. Мы видим, что идёт процесс, что остановить его уже нельзя. Как его удержать в пристойных рамках?

Как ни странно, очень многие люди ненавидят «Макдоналдс». Это известно. Отвратительный фастфуд. Однако все, у кого есть дети, знают, что для ребёнка нет большего праздника, чем пойти в «Макдоналдс». Какую такую штучку они знают, что во всех странах мира и богатые дети, и бедные дети идут туда?

Это то, что делает людей если не одинаковыми, то по крайней мере говорящими на одном языке. Это та великая революция, которую произвели «Биттлз». Можно их любить, можно их не любить, но этот музыкальный язык оказался востребованным во всем мире. Если человек поёт те же песни, что и другие, ест ту же еду, носит джинсы и кроссовки той же модной фирмы, меньше шансов, что он пойдет убивать другого. Это и есть создание общего языка.

Я говорю о положительной стороне глобализации. Есть и отрицательные стороны, и мы с вами отрицательные стороны чувствуем гораздо острее, чем положительные, потому что положительные оказываются немного в «зоне абстракции», они работают опосредованно.

Книга Саши Григорьевой очень милая, незамысловатая. (Кстати, все книги очень красивые, в них чудные картинки.) Она о том, что можно есть любую еду. А главный и единственный запрет, который у человека есть, – мы не каннибалы, мы не едим друг друга. Во всех смыслах.

* * *

Книга Раисы Кирсановой об одежде – «Ленты, кружева, ботинки».

Формулу я вам дала, и вы понимаете, о чём идет речь. О праве человека, о том, что мы живём в подвижном мире, что когда-то в одной стране брюки были одеждой сугубо женской, потом в другой стране они оказались сугубо мужской одеждой. И не надо ломать ног ни тем ни другим, потому что сегодня, скажем, в Юго-Восточной Азии мужчины ходят в юбках – это их обычная одежда.

Нам бывает неприятно, и мы раздражаемся, когда видим молодого человека, одетого как девушка. Это культура унисекса, культура, которая до некоторой степени пытается сгладить половые различия. На самом деле это очень глубокая вещь, исследованная специалистами.

Здесь в зале в основном сидят женщины. Мы с вами женщины с высшим образованием, живущие в XXI веке. Сто лет назад на съезде библиотекарей сидели бы только одни мужчины; революция, которая произошла, такова, что теперь в нашей стране 51% людей, получивших высшее образование, – женщины. Это фантастика! Такая скорость социальных процессов почти немыслима. Это полная перемена сознания.

В семье рождается девочка и рождается мальчик. Сто лет назад родителям не приходило в голову, что девочке нужно давать серьёзное образование. Это имело отношение только к мальчику. А девочке нужно было скопить приданое. Всё это ушло, по крайней мере в той части мира, где живём мы с вами.

* * *

А теперь – о книгах, которые готовятся к изданию в этом проекте. Книга о правах человека. Она замечательно написана. Автор – Андрей Усачёв. Весёлая, остроумная вещь про зелёного человечка, который никого не устраивает. Через его историю представлена вся ситуация с правами человека – грамотно, остроумно, элегантно.

Мы с вами не знаем, что такое права человека, на что мы с вами имеем право здесь, в другом месте, в третьем месте. Потому что мы с вами воспитаны в чудовищное время, в чудовищной стране. Нам досталось очень тяжёлое время, не самое, впрочем, плохое, но достаточно трудное. И потому мы с вами люди, не вполне представляющие свои права, с совершенно задавленными мозгами. А вот наши дети должны знать, на что они имеют право, чтобы их не унижали, чтобы ими не помыкали.

Ещё одна книга – с рабочим названием «Преступление и наказание». Автор – Лариса Винник. – Название ещё не совсем «утверждено». Очень важная книга. О том, что тюрьма – недавнее изобретение. Раньше преступника просто убивали, поскольку содержать его дороже, чем убить. И эволюция идет таким путем: чем общество более цивилизованно, чем выше его уровень, тем, как ни парадоксально, в нём больше тюрем и больше заключённых. Потому что идея наказания – не убийство, не кара, а перевоспитание. Это плохо соблюдается, но такая идея есть.

Для меня в этой книге была важна не история преступления и наказания, а та интересная грань, которую мы интуитивно чувствуем, а определить не можем: где кончается плохое поведение и начинается преступление? Именно на этом заострено внимание всей книги. Для детей, которые читают сегодня, не так важно узнать о том, как сидят в тюрьмах в Голландии и в России. Дай бог, чтобы они этого никогда не узнали. Важно, за что наказывают, за что могут наказать и как, начиная с какого момента и с какого времени. Вот что должно попасть в сознание ребёнка. Даже разбитое стекло может «интерпретироваться» по-разному, в зависимости от того, разбито ли оно во время игры в футбол, по случайности, с намерением пошалить или с намерением влезть в квартиру.

Следующая книга тоже Насти Гостевой – «Духи дома». Она о доме, о том, как он устроен в разных культурах, законы дома. Там есть сказка о домовых, о том, как они изгоняются из жизни, что такое покровитель дома, что такое структура дома вообще. Очень полезная книга. Современный дом, кстати, там «просматривается».

Книга Марины Бутовской о жизни и смерти называется «О дохлой кошке и живых котятах».

И будет ещё одна книга – о праздниках. На праздниках всегда очень много конфликтов. Чужие праздники нам не нравятся. Значит, надо рассказывать о чужих праздниках.

Замечательная книга Натальи Шрагиной «Про про про профессии» – о профессиях. Это просто счастье, а не книга. Профессии старые, профессии новые, профессии вечные, профессии «коротенькие». Есть профессии, которые существовали несколько десятков лет. Всем известная профессия ковбоя существовала ровно 70 лет, а потом кончились пастбища, и больше никто не перегоняет скот, а от всей профессии ковбоя осталась лишь декоративная часть – шляпа, сапоги, родео.

Итак, вышло четыре книги, четыре – в типографии, четыре – в работе. Будет ещё очень важная книга об инвалидах.

Книги эти малотиражные. Для того чтобы они выходили, мне нужна ваша поддержка. Пишите заявки в издательство «Эксмо». Тогда дело будет двигаться.

* * *

Ольга Громова. На самом деле, даже в Москве, где централизованное комплектование, если вы не будете тому же Департаменту образования говорить о том, что вам это надо, этих книг не получите. Мы можем сколько угодно сотрясать воздух, называя любые имена, но пока библиотекари не скажут этих слов («нам это очень надо»), им всегда кто-то будет отвечать, что библиотеки с этим не работают, чего же ради мы станем покупать? (Как будто библиотекари могут работать с тем, чего нет.) Работа серьёзная, нужная, важная, но этих книг не получить, если самим, снизу, всё время не говорить, что это надо.

Людмила Улицкая. Вы на себя некоторым образом берёте обязательство работать с этими книгами. Это книги, которые сами будут читать только дети из очень хороших, «продвинутых» семей. Книги достаточно интересны, но с ними надо работать, чтобы они дошли до тех детей, которыми мало занимаются дома, которых воспитывает улица.

Из зала. В каждом классе должна быть такая библиотечка.

Ольга Громова. Коллеги, теперь несколько слов о том, что мы ещё хотим сегодня вам рассказать.

Фонд «Пушкинская библиотека», хорошо понимающий, что просто так эти книги не упадут с неба в библиотеку, взял на себя очень смелую задачу, и генеральный директор фонда Мария Александровна Веденяпина об этом расскажет.

Мария Веденяпина. Дело в том, что эти книги действительно не знают ни родители, ни ребята. И когда издательство недовольно тем, что книги плохо продаются в магазинах, это вполне естественная ситуация: с такими книгами нужно уметь работать. Сейчас, слушая Людмилу Евгеньевну, я наблюдала за реакцией зала и поняла, что нам тоже надо учиться толерантности, поскольку не все мы готовы без подготовки объяснять своим детям, ученикам, как с этими проблемами справляться.

Мы были в Ханты-Мансийске и там встречались с педагогической общественностью. Надо прямо сказать, что эти встречи повергли нас в ступор. Но хуже то, что в ступор впала администрация Ханты-Мансийского автономного округа – от того, какого уровня педагоги и воспитатели встречаются в их школах. Понятно, что работу надо вести не только с детьми, её надо вести ещё и с педагогами. Идея продвижения этого проекта вместе с методическими рекомендациями и родилась после нашей поездки, потому что учителю надо помочь именно в том, как работать с этими книгами. Я очень благодарна специалистам Московской городской детской библиотеки имени Гайдара, газете «Библиотека в школе» Издательского дома «Первое сентября» и специалистам Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы, которые эту методичку и сделали.

Методичка рассказывает о том, как работать с каждой из четырёх уже вышедших книг. Она рассчитана на девять уроков, и соответственно даны планы этих уроков. Работа начинается с анкетирования, заканчивается анкетированием. Предлагается методическая работа именно по проекту Людмилы Евгеньевны Улицкой «Другой, другие, о других». Администрация Ханты-Мансийского округа заинтересована в том, чтобы и педагоги, и учащиеся школ работали по этой программе.

В Москве тоже действует программа развития толерантности, и эти книги туда «вписываются». Если вас интересуют методические разработки по данным книгам, то они выйдут в мае, причём всё это можно будет приобрести только через фонд «Пушкинская библиотека».

Ольга Громова. Можно на этом месте вздохнуть с некоторым облегчением, поняв, что купить их всё-таки будет возможно. Очень важно то, что здесь комплект книг плюс методичка – это уже инструмент для работы. Это уже не просто благие пожелания, а совершенно конкретная работа. Молодец «Пушкинская библиотека», что взялась координировать идею написания методички.

Самым трудным оказалось сделать входную и выходную анкеты. Учитель или библиотекарь, который работает с детьми, должен понимать, поменялось ли у них что-нибудь в головках или ничего не поменялось оттого, что они эти книги прочитали.

Мы с вами прекрасно понимаем, что традиции нашей школы очень быстро воспитывают из наших детей конформистов. Детки мгновенно понимают, что мы хотим от них услышать и что будет правильным ответом на поставленный вопрос. Поэтому задавать вопросы в лоб абсолютно нерационально. Самое трудное было сформулировать вопросы так, чтобы человеку хотелось ответить так, как он думает на самом деле, и чтобы это не выглядело как проверка усвоения материала.

Уроки тоже вызывали много споров. Многие говорили, что нормальный библиотекарь, нормальный творческий учитель сам в состоянии выстроить работу по книге. Другие говорили, что всё равно должна быть некая «указивка», потому что люди боятся. Кому-то просто трудно самому выстроить уроки, а кто-то боится проверяющего. Уроки в методичке выстроены самым традиционным способом, за что нас тоже ругнули, сказав, что можно было выстроить их более творчески, ярче и интереснее. Конечно, можно. Но расчёт был на того человека, который не хочет или не может, или ему некогда, или ему просто не дано строить уроки по-другому. Поэтому дан скелет, а дальше вы можете делать с ним что хотите. Чего нет в этих методичках, так это утверждения, что в них – единственно возможный способ работы. Методички дают нам возможность понять, как об этом можно говорить, и в этом смысле они сделаны хорошо. Более того, там есть совершенно простые шпаргалки, совершенно конкретные. Методичка – это некий опорный конспект. Так что мы желаем вам успешной и интересной работы с книгами проекта Людмилы Улицкой «Другой, другие, о других» и всего наилучшего. И на этом завершаем нашу встречу.