Вадим Чирков

От составителя. В городе происходят вроде бы безобидные, но совершенно необъяснимые явления. Два шестиклассника начинают распутывать их и приходят к выводу, что все странности, которые творились вокруг в последнее время, – дело рук космических пришельцев. К счастью, пришельцы оказались безобидными, несмотря на все свое всемогущество.

Чьи-то шутки

Когда в 8.15 утра директор 33-й школы Николай Александрович вошел в вестибюль, он увидел посредине его хоровод из учителей. Круг из взявшихся за руки шести женщин и одного мужчины походил бы на новогодний, если бы он двигался и пел «В лесу родилась елочка...». Но учителя молчали и все время тревожно оглядывались. Проходившим мимо ученикам останавливаться не разрешалось.

– В чем дело? – строгим голосом, как если бы это были школьники, спросил директор. Он был молодой начальник и считал, что, если он будет с учителями суров, его будут больше уважать.

– Посмотрите, – показала головой Нина Алексеевна, классный руководитель 7-го «Б», небольшого роста полная женщина, на неровное фиолетовое пятно на полу.

– Откуда чернила? – удивился Николай Александрович.

– Это не чернила, – ответил ему высокий и прямой, как палка, физик Геннадий Михайлович, по прозвищу Генус.

– А что?

– Это, Николай Александрович, лучше всего назвать эН-Я – Необъяснимое Явление. – Физик говорил чеканным голосом, как будто озвучивал на уроке формулу. – В пятне исчезает всё, что туда попадает. Одиннадцать минут назад, – Генус глянул для верности на часы, – в нем пропали два шестиклассника.

– Не может быть! – вскричал директор. – Кто?

– Мои, – сказала Нина Алексеевна, – Журавлев и Синицына. – И добавила виновато: – Вчерашние...

Вчера эти двое поймали на озере в лесопарке лягушку и посадили – руководила Синицына, исполнял Журавлев – посадили ее в ящик стола, чтобы насолить Ирине Сергеевне, англичанке. Та прилюдно предположила, что они влюблены друг в друга, после того как Журавлев передал впереди сидящей Синицыной записку, перед этим осторожно тронув ее волосы (красивые и гладкие, как шелк).

Ирина Сергеевна открыла ящик, лягушка, дождавшаяся освободителя, прыгнула...

Вчера же был разбор в кабинете директора этого «ужасного, дикого и какого-то первобытного», по словам Ирины Сергеевны, случая. Из металла, звучавшего в голосе Николая Александровича, который произносил обычные в таких случаях слова, можно было бы отлить танк среднего размера. В конце разбора обоим злоумышленникам было приказано – зачем тогда разговор в кабинете директора? – без родителей в школу не приходить. Они пообещали...

А сегодня они ступили один за другим в фиолетовое пятно на полу вестибюля и исчезли.

Сбежавшиеся на крик свидетелей происшествия-чуда учителя немедленно встали вокруг пятна, чтобы никто больше в него не ступил, и ждали директора для разрешения ситуации.

Николай Александрович осмысливал происшествие. Вдруг он обернулся к физику.

– А вы уверены... – начал было он, но Генус, понимавший всё с полуслова, опередил его:

– Уверен, – отчеканил он, – уверен, как в собственном существовании. Впрочем, эксперимент докажет это лучше меня.

Он вынул из кармана 50-копеечную монету, показал ее зачем-то всем, протянул руку над пятном на полу и обвел хоровод значительным взглядом фокусника. Разжал пальцы.

Все глаза проследили за падением монеты, но учителя услышали не звяк ее о каменный пол, а тоненький короткий свист взлетевшего и в мгновение ока исчезнувшего полтинника.

– Давайте позвоним! – крикнула одна из учительниц. – Давайте позвоним!

– Куда? – директор остановил на ней холодные глаза. – В милицию? Президенту? В Организацию Объединенных Наций?

– В академию наук!

– Уж лучше я всё возьму на себя, – решительно сказал Николай Александрович и снова строго посмотрел на хоровод. – Какой же я буду директор, если...

С этими словами он поправил галстук, кивнул физику, смотрящему на него взглядом испытателя, сделал шаг вперед и ступил на фиолетовое пятно. Раздался не свист, а, скорее, вой, длившийся секунды три, и Николай Александрович тоже исчез.

– Полный улет! – только и молвил физик, прибегнув почему-то к школьному жаргону. – Фантастика!

Хоровод еще крепче схватился за руки.

Директор 33-й школы, ступив в пятно, почувствовал рывок и такое головокружение, что закрыл глаза. Последняя коротенькая мысль его была: «Наверное, это смерть».

Он через что-то пролетал, кувыркался, в глазах попеременно было то красно, то желто, то сине... Вдруг ноги его обо что-то стукнулись, колени подогнулись, он чуть не упал, выставил вперед руки и открыл глаза. Перед собой он увидел стол, стоящий у стены незнакомого кабинета, и сидящего за ним полного мужчину. Рядом с ним стояла сухопарая женщина с сердитым лицом.

Полный поднял на него глаза.

– Ну так, Коля, – сказал он, – а теперь давай начистоту. Рассказывай всё и не думай отвертеться.

– Что рассказывать? – спросил Николай Александрович и удивился своему голосу, ставшему вдруг тоненьким, не директорским. Да и в самом деле, что рассказывать – про фиолетовое пятно в вестибюле его школы и про то, что он только что кувыркался, как первоклашка?

– Я тебе напомню, если у тебя такая короткая память, – неприятным голосом сказала женщина. – Вы с Бубликовым подставили стул со сломанной ножкой Наталье Дмитриевне, она упала и чуть не сломала позвоночник. Кто из вас отломил ножку?

«Почему эта женщина со мной на “ты”? – подумал директор. – И вообще – где я?» И хотел уже об этом спросить, но вовремя опомнился: директор школы не может не знать, где он находится. На то он и директор, чтобы всегда знать, где он, с кем разговаривает и почему. Второе, что заставило промолчать Николая Александровича, – только что произнесенная фамилия Бубликов. Валера Бубликов был его одноклассником, с которым они однажды действительно сотворили подляну Наталье Дмитриевне... В каком это было классе? В шестом. Ножку отломил во время перемены неизвестно кто, а вот подсунуть с виду целый стул грузной Наталье придумал он, Коля Бояринов. Может быть, в отместку за ее злопамятность, а может, за всегда презрительно выдвинутую нижнюю губу. Интересно ж было посмотреть, как она шлепнется...

– Ну, что ты молчишь? – спросил полный мужчина.

Николай Александрович решился:

– Бубликова, – спросил он, – зовут Валерием? – И снова удивился своему тоненькому голосу.

– Не придуривайся, Бояринов! – лицо женщины покраснело. – Или ты хочешь из нас дурачков сделать?

Полный молча разглядывал стоявшего перед ним... кого? Кого?!

Николай Александрович кашлянул, поднял руку к галстуку, решив навести порядок в отношениях с этими странными людьми, которые неизвестно за кого его принимают. И выяснить, наконец, что за фокусы здесь происходят. Этот ералаш начал ему надоедать! Он поднял руку к галстуку, но не нашел его на привычном месте. Начал искать, шаря по груди... Заметил слева от себя какое-то движение, повернулся, увидел зеркало. Из зеркала на него смотрел... мальчишка... очень знакомый... Николай Александрович зажмурился, не поверив зеркалу, и потряс головой.

– Нет, вы только гляньте на него! – Сухопарая женщина хлопнула себя по бедрам. – Он еще собой любуется! Первый раз вижу такое, чтобы хулиган после содеянного смотрелся в зеркало! Ну и каким, скажи на милость, ты себе представляешься?

– В самом деле, Бояринов, – поддержал ее полный. – Уж в такой-то момент заглядывать в зеркало – это, по-моему, просто наглость. Ты бы лучше сказал, что ты думаешь о своем проступке.

– Полагаю, – сказал Николай Александрович тем же тоненьким голоском, – что это была дурость, вернее, импульсивность, свойственная переходному возрасту. Вы же как педагоги знаете, что наперед редко кто из них думает. Разумеется, проступок нельзя оставлять безнаказанным. Но вот о чем я хотел вас спросить...

Женщина перебила его:

– Что ты несешь? – выкрикнула она. – Нет, – обернулась она к полному, – он в самом деле считает нас дурачками!.. И про кого ты говоришь? Про себя или про каких-то «них»? У них, видите ли, импульсивность – а у тебя что?! Стул-то поломанный кто Наталье Дмитриевне подставил?

У Николая Александровича снова закружилась голова.

В этой невесомости нужно было обрести хоть одну точку опоры.

– Я, – твердо признался директор 33-й школы. – Отрицать не буду: было.

– Было! – снова вскричала женщина. – Говорит, будто это случилось бог знает когда! Час назад это произошло!

«Час назад?! – Николай Александрович снова почувствовал себя в невесомости. – Что-то со мной произошло, и я все еще не знаю что...»

А полный уже взял решение задачи на себя:

– В общем, так, – объявил он. – Завтра ты, Бояринов, приходишь в школу с родителями.

Вместе и потолкуем о вашей, как ты говоришь, импульсивности. Может быть, ты в следующий раз будешь думать наперед. Иди!

Николаю Александровичу захотелось еще раз заглянуть в зеркало, но он не рискнул. Подумал, что зеркало есть, наверно, в приемной, и подчинился приказу.

Он подумал, что зеркало всё ему объяснит.

Выйдя, директор пошарил глазами по стенам приемной и увидел таблички на противостоящих дверях. На одной было написано: «Директор Журавлев Вячеслав Федорович», другая гласила: «Завуч Синицына Лариса Анатольевна».

– Ты что, Бояринов, остолбенел? – услышал он голос молодой пышноволосой секретарши, подняшей к нему голову. – Влетело тебе? А сейчас еще и Бубликова приведут...

Зеркало директор, чувствуя, что всё в голове у него перемешалось, отыскал, оглянулся на секретаршу, склонившуюся к пищущей машинке (пишущая машинка? А где компьютер?), подошел к нему... На него смотрел тот же знакомый мальчишка...

Да ведь это он сам – только двадцать лет назад!

Значит... Выходит, что... совершив чудесный полет через потолок и еще, наверно, через что-то, он обратился в того самого шестиклассника, который час назад подставил сломанный стул грузной англичанке!

К чести нашего директора надо сказать, что он быстро соображал.

Еще раз глянув в зеркало, шестиклассник Коля кинулся назад, в директорский кабинет.

– Что тебе, Бояринов? – неприязненно спросила у него завуч.

– Вячеслав Федорович, Лариса Анатольевна, – начал он, не удивляясь уже своему мальчишечьему голосу, – скажите, пожалуйста, вы учились в 33-й школе?

– Да-а... – протянули они одновременно.

– А вы помните... – У Коли Бояринова сузились глаза, как если бы он был Николаем Александровичем, руководителем средней школы. – А вы помните, кто в шестом классе, посадил в ящик стола лягушку, и она потом прыгнула в лицо Ирине Сергеевне?

Директор и завуч медленно повернули головы друг к другу. Затем перевели округлившиеся глаза на Колю Бояринова.

– Да как ты сме... – неуверенно, но разгоняясь голосом для гневной отповеди наглецу, начала Лариса Анатольевна; начала было, но неожиданно поперхнулась и закашлялась. Этим воспользовался злоумышленник.

– Вот только я не помню, чем окончилась эта история...

– Эта? – ошарашенно спросил полный.

Завуч же всплеснула руками.

– Кто тебе рассказал о ля... об этом слу... эту чепуху?

Вячеслав Федорович, отставив стул, поднялся из-за стола. Подошел к Бояринову и как-то нерешительно, словно желая проверить, на самом ли деле перед ним стоит реальный шестиклассник, ерзая головой, притронулся к его плечу. Этот жест машинально повторила и Лариса Анатольевна. И стоило им обоим прикоснуться к нему, как всех троих рвануло вверх, потолок перед ними расступился, Коля Бояринов услыхал уже знакомый вой, только погуще, уши заложило, как при подъеме самолета, в глазах потемнело... и вот ноги снова стукнулись обо что-то. Коля открыл глаза: он стоял в вестибюле своей школы, в средине чернильного пятна. На него испуганно смотрел хоровод из семи учителей, он держал за руки шестиклассников Славу Журавлева и Ларису Синицыну...