Владимир Луговской

Свет луны мешая с тенью,
Едем мы не час, не два, –
За стеклом плывут селенья
И сугробы Рождества;
Снег пушист, а иней колок,
Снежные лежат ковры,
И на ёлках, в теплых школах,
Спят стеклянные шары.

Вдоль шоссе белеют хаты,
Едем мы не час, не два, –
Лес, бугры и перекаты,
Белой вьюги рукава;
Хоть скорей она прошла бы,
Эта ночь под Рождество,
Ведьм днепровских зимний шабаш,
Волн метельных торжество.

Ветер взвыл, потом заохал,
И, наскуча жить в тепле,
Из трубы летит Солоха
На волшебном помеле;
И плывёт луне навстречу
Сквозь намёт седых ветвей
С детства знаемая нечисть
Гоголевских повестей.

От Карпат и до Полтавы
Полночь вьюжная течёт,
Все курганы и дубравы
Гоголь знал наперечёт;
Он рассказывал России,
Как жила её сестра,
Как стоял отец Андрия
В дымном пламени костра.

Под лиловым небом Рима,
В знойный итальянский день,
С ним была она незримо,
Украинской скорби тень,
Украинские печали,
Украинской песни звон
Где-то в жизненном начале,
У истока всех времён.

И клонился профиль острый
В ночь, сожжённую дотла,
Запорожской славы остров,
К морю Хортица плыла;
Песен росную прохладу,
Словно капельку в горсти,
До Руси великой надо,
Не растратив, донести.

А шоссе свои излуки
Стелет вдаль, в мороз и мглу;
Вьюга, вьюга тянет руки
К запотевшему стеклу.
Может, это только снится?
Вьются, с детством говоря,
Снежных хлопьев вереницы
На исходе декабря.

1954