Роберт Лоуэлл
И кровь, и смерть, и шторм, и льда ожог...
Вот так опять родится новый год.
Не спрятаться, не слушать у камина,
как сельский почтальон играет в свой рожок,
когда трещит по швам приливный тонкий лёд,
и нам отнюдь не ведома причина,
зачем бы это – ближнего любить,
живём, пока живём, затем, чтоб жить
и дымом жертв дышать. В сыром снегу
увяз котёнок лапками хромыми
и умер. Жгли мы ветхую траву,
чтобы спугнуть ворон на берегу, –
и ветер снеговой закашлялся от дыма.
Котёнка схоронили к рождеству
близ церкви, что до срока на запоре:
ключ у Петра-апостола. А море
приходское – под колокол – течёт
туда, где светится Иосифа лачуга.
Как струны арфы, он перебирает донки;
но: «Puer natus est»1, – и эта кровь не в счёт:
кровь обрезанья, вопль страданья и испуга,
плач Иисуса – малого ребёнка.
Как страшен он – господен нож любви!
Ребёнок крови, он рождён в крови.
1944
Пер. Т.Глушковой
1 Дитя родилось (лат.).