Мария Порядина

• 23 декабря – 150 лет со дня рождения Владимира Ивановича Немировича-Данченко (1858–1943)
• 13 декабря – 135 лет со дня рождения Валерия Яковлевича Брюсова (1873–1924)

Как часто бывает, что некий выдающийся человек известен нам лишь с одной стороны, лишь одним «главным» деянием! Кто такой Брюсов? Ну, поэт, стихи писал. Кто такой Немирович-Данченко? Ну, это который со Станиславским…

А ведь если внимательно изучить их биографии, окажется, что заслуги этих людей перед обществом и культурой гораздо, гораздо выше.

Будущий соратник Станиславского получил «непрофильное» образование на физико-математическом факультете Московского университета. Театр был для него не профессией, а увлечением: он играл в любительских спектаклях, но, здраво оценивая и своё дарование, и обстоятельства актёрской жизни, отказался от сценической карьеры. Тем не менее, ещё не закончив университетского курса, Немирович успешно дебютировал в амплуа театрального критика. Его статьи и обзоры публиковались в журналах «Артист» и «Будильник» (там же, как известно, печатался некий Антоша Чехонте), в газетах «Русский курьер», «Новости дня»; один из псевдонимов был у него «музыкальный» – Гобой. Критиком он был серьёзным: ругал консерватизм, штампы и рутину, требовал эстетики и новых идей (позже он сформулирует: «Театр, как и всякий большой художник, должен отзываться на благороднейшие течения современной жизни»).

В эти же годы Владимир Немирович-Данченко дебютировал как прозаик (рассказ «На почтовой станции», 1881). В 1890-х годах его повести и романы («На литературных хлебах», «Старый дом», «Губернаторская ревизия», «Мгла», «Драма за сценой») стали чрезвычайно популярны. Чуть позже он пришёл и к драматургии, решив, что критика – не самый прямой путь к реформе отечественного театра.

Тогда же его пригласили на преподавательскую работу, и он отдал десять лет драматическому отделению Музыкально-драматического училища Московского филармонического общества. Он воспитывал молодых актёров, чтоб они не гнались за «эффектом», глубоко проникали в психологию своего персонажа, умели «давать характер» и «работать в ансамбле».

Его пьесы (комедии «Последняя воля», «Новое дело», драмы «Золото», «Цена жизни», «В мечтах») ставились не только в провинции, но и в столичных театрах – в Александринском и в Малом; в постановках были заняты звёзды тогдашней сцены – Ермолова, Садовская, Савина, Ленский, Давыдов и другие знаменитости. Молодого драматурга сравнивали едва ли не с Островским!

В 1896 году за пьесу «Цена жизни» Немировичу была присуждена престижная Грибоедовская премия. Только он от неё – представьте себе! – отказался.

Почему? Посмотрите на дату. В этом году Чехов представил публике «Чайку».

Помимо литературных и сценических, у Немировича-Данченко был ещё один талант, и довольно редкий: он умел отойти в сторону, уступить авансцену и аплодисменты своим коллегам – ради общего дела и высокой цели.

«Режиссёр должен умереть в актёре» – это он сказал.

Когда мы слышим имя Немировича-Данченко, то вспоминаем знаменитую встречу в «Славянском базаре», тот разговор, результатом которого стало основание Художественного театра. Все ли помнят, что инициатором встречи был именно Немирович? Он нашёл Станиславского-Алексеева, который возглавлял Общество искусства и литературы; он привёл в будущий театр своих учеников; он принял в новом театре скромную должность «заведующего репертуаром».

Театр открылся спектаклем по пьесе А.К.Толстого «Царь Фёдор Иоаннович». Потом в репертуар вошли пьесы Чехова (конечно же, в первую очередь – «Чайка», восхитившая Немировича), чуть позже – Максима Горького, после революции – Михаила Булгакова. Современники – Ибсен, Гамсун и Метерлинк, Лев Толстой и Леонид Андреев, классики – Пушкин и Гоголь, Достоевский и Тургенев, неисчерпаемый Островский, Мольер и Шекспир… Обратим внимание на маленькую подробность: пьес какого знаменитого тогда драматурга не было в репертуаре МХТ?

В сознании у нас на первом месте всегда Станиславский, с его знаменитой «системой» и «Моей жизнью в искусстве», а Немирович-Данченко – вроде компаньона, сбоку припёка. Но насколько полной была бы «система» без учения Немировича-Данченко о «синтезе трёх восприятий» (социального, психологического и театрального), о «зерне образа», о «втором плане сценической жизни» и «физическом самочувствии» актёра?

Немирович-Данченко постоянно искал новые грани художественности для выражения новых идей. («Театр должен отзываться…» – помните, да?) После 1917-го он редактировал журнал «Культура театра», читал лекции, участвовал в диспутах… Им была организована Музыкальная студия МХТ – абсолютно новаторская, экспериментальная, призванная бороться за целостность сценического произведения, гармонию всех его частей. Актёры студии запели и затанцевали, на сцену вышла обновлённая оперетта, а чуть позже – и опера, с пересмотренной драматургической составляющей, с новым пониманием массовых сцен и хора, с реалистическим подходом к постановке.

«Исключительное счастье человека – быть при своём постоянном любимом деле». Немирович-Данченко оставался в театре и с театром, когда разгорелась революция и началась гражданская война, когда половина труппы рассыпалась по заграницам, когда не стало Станиславского, когда репертуарную политику стал осуществлять непосредственно «вождь всех времён и народов», когда пришла война… Немирович трудился – буквально – до последнего. В 1940-е годы ушли из жизни последние представители «первого поколения» МХТ, – и только тогда ушёл основатель театра.

Из той же людской породы был Валерий Брюсов – недаром свой очерк о нём Цветаева назвала «Герой труда».

О Брюсове как поэте сейчас говорить нет смысла. Всем ведь известны его литературные убеждения, все читали «Шедевры» (первый его сборник стихотворений так и назывался – «Chefs d’oeuvre»), и нет человека, который не мог бы процитировать знаменитое одностишие, морально травмировавшее кучу литераторов и читателей! Но просто так, для полноты картины, скажем, что в юности Брюсов ужасно увлекался математикой и… театром – даже выходил на сцену московского Немецкого клуба; а ещё он был заядлым филателистом!

Более или менее он известен как прозаик; но если «исторические» вещи («Огненный ангел», «Алтарь победы») читаны многими, то брюсовская «фантастика» (повесть «Первая междупланетная», антиутопия «Республика Южного Креста») знакома далеко не всем.

Все знают о его работе в издательстве «Скорпион», о выпуске альманаха «Северные цветы» и сотрудничестве с журналом «Весы». Гораздо менее Брюсов известен как глава литературно-критического отдела журнала «Новая мысль», ещё менее – как автор политических обзоров в довольно-таки славянофильском журнале «Новый путь». Современную политическую историю, между прочим, Брюсов изучал не по книгам. В мировой войне он участвовал непосредственно – в качестве корреспондента газеты «Русские ведомости», где опубликовал множество статей и очерков о фронтовых буднях.

Огромны заслуги Брюсова-перевод­чика. Широко известны его переводы из античных авторов, Данте, Байрона, Гёте, Верхарна, Эдгара По, Верлена и Малларме… Далеко не все, однако, знают, что стараниями Брюсова российскому читателю был открыт целый пласт новой для него культуры. Брюсов проделал колоссальную работу: составил антологию полуторатысячелетней армянской поэзии – и сам перевёл значительную часть стихов. Помимо сборника «Поэзия Армении» (1916), он выпустил ещё «Летопись исторических судеб армянского народа», опубликовал несколько статей о деятелях культуры Армении… Благодарные армяне присвоили Брюсову звание народного поэта своей республики и дали его имя Ереванскому педагогическому институту.

Сотрудничая с журналом «Русский архив», Брюсов стал одним из выдающихся историков литературы, проявил себя как самостоятельный литературовед. Книга «Далёкие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней» (1912) не утратила своего значения до сих пор. Впрочем, кое-где он явно «превысил полномочия» – пушкинисты не раз ещё припомнят ему «Египетские ночи»!

Многое сделал Брюсов как теоретик стиха. «Опыты по метрике и ритмике, по эвфонии и созвучиям, по строфике и формам» по сей день не вредно бы изучать начинающим стихотворцам, не владеющим «формой» и «приёмами».

Брюсов, как принято было говорить, «приветствовал» Октябрьскую революцию. Насколько искренним было это приветствие, нам уже не узнать. Нет сомнений, однако, в том, что Брюсов охотно и активно включился в переставленный на новые рельсы культурный процесс.

Знаете, за какое дело он взялся? Он возглавил Комитет по регистрации печати в Москве – кто не знает, что такое «книжная палата» и «обязательный экземпляр», тому не понять, что это такое; и уж тем более не понять, как люди делали эту работу в буйном семнадцатом, голодном восемнадцатом, кровавом девятнадцатом годах…

Брюсов работал в Государственном издательстве, активно участвовал в подготовке первого издания Большой советской энциклопедии; заведовал Отделом научных библиотек и Литературным отделом при Наркомпросе, занимал пост в Государственном учёном совете, преподавал в 1-м МГУ, в Коммунистической академии, в Институте слова. В 1921 году его стараниями организован Высший литературно-художественный институт, ректором и профессором которого Брюсов оставался до конца жизни. А умер он всего лишь пятидесяти лет…

Написанное здесь – далеко не всё, что мы можем рассказать о Брюсове (который «ну, стихи писал») или Немировиче-Данченко (который «ну, театр открыл»). Напрашивается сравнение с айсбергом: над водой верхушка, небольшой такой ледяной островок, а под водой – огромная гора, которой не видно. Разница только в том, что подводная часть айсберга, как правило, опасна для мореплавателей, а «незаметные» заслуги разносторонне одарённых людей – безусловно полезны.