Анна Годинер

Вот уже второй раз за четыре сезона лауреатом Малой премии «Заветной мечты» стал автор «больничных» рассказов, отобразивший в них собственный опыт, на сей раз – детской нейрохирургии – патологий и серьёзных травм головы.

Юлии Кузнецовой, автору «Выдуманного жучка», пришлось самой пролежать несколько месяцев в больнице. Личный опыт стал импульсом и основой книги: «Вокруг нас происходили истории. Они были разными, и будничными, и невероятными, почти волшебными. Сейчас, когда больница «вышла» из меня, я понимаю – рассказать об их героях необходимо».

Юлия Кузнецова – филолог, переводчик, окончила МГУ, печаталась в «Кукумбере». О её книжке про «Выдуманного жучка» хорошо написали в «Книжном обозрении» № 23–24 Н.Назаркин и К.Молдавская: ... рассказы удивительно легки. И честны. Автор может, умеет рассказать о страшном и тяжелом так, чтобы страх и тяжесть не заслонили свет и жизнь.

И эти свет и жизнь пробиваются сквозь постоянные атаки скверного самочувствия и настроения, равнодушия и глупого поведения, ухудшающегося состояния и даже смерти.

Будни в больнице окончательно подкосили силы двух мам, и они спасаются тем, что ото всех отгораживаются. Но их дочки, Аня и Таша, хотят дружить, и мамам волей-неволей приходится повернуться лицом друг к другу: ... с мамами одни проблемы, да? – Ага. ... пока маме объяснишь, что к чему, сама станешь бабушкой. Под наш смех мамы мирятся. Кажется, им обеим немножко стыдно.

Нет в больнице ни одного дня, когда бы тех, кто там оказался, не подстерегал воистину рыцарский вызов – необходимость отстоять своё желание и умение быть человеком. Вот и Выдуманный жучок рассказывает плачущей от уколов Таше об одноухом чёрном котёнке, который живёт во дворе больницы и всякий день плачет от голода. Узнав об этом, Таша просит папу принести колбасу и отправляет маму кормить котёнка. И забывает на время о своих собственных проблемах. А неделей позже Таша и Аня придумывают весёлую игру, чтобы маленький, умирающий от страха Степан, спокойно пошёл на операцию.

Когда же случается страшное, мама Сани находит силы утешить восьмилетнего соседа по палате и обернуть отчаяние смерти перспективой жизни:

Санина мама вдруг сама идёт к нам. Очки на лбу, пучок сбился набок. Она садится на скамейку рядом с Максимом. У неё дрожат руки. Она обнимает Максима. Он приваливается к ней, как медвежонок и рыдает – громко, басом, за них двоих, за всё отделение. – Этого не бывает, – плачет он, – дети не умирают! – Она молча гладит его по спине. – Нет, нет, я не хочу! – кричит Максим. – Раз ты не хочешь, – тихо говорит мама Сани, – то, когда вырастешь, станешь врачом и придумаешь лекарство, чтобы люди не умирали. – Максим обрывает плач и выпрямляется. – Как в компьютерной игре? – Да. – Её «да» такое тихое, что похоже не на звук, а на вздрагивание неяркой лампочки на Тосином столе. Он молчит. Потом у него вырывается: – А я… Я такое средство придумаю! Ну, лекарство! Чтобы Саня вернулся.

Кому случалось лежать в больнице, знает, какие невероятно разные люди, с разными судьбами и привычками оказываются рядом в одной палате. Болезнь, больница обнажают всех, и скрыть что бы то ни было очень трудно. Но как непросто бывает порой отказаться от своих стереотипов, предубеждений и принять других, непохожих на тебя...

Вот и соседка Таши, мама пятилетнего малыша с онкологическим рецидивом никак не может примириться с тем, что родители Толика, лежащего в «интенсивке», сына священника, едва выжившего после автокатастрофы, всё время проводят в церкви, а не сидят у его постели.

МРТ сделали, – еле выговорила мама «Агуши», – очень плохое. Опять на операцию. Опять на химию. – Они ничего не ели до вечера, будто забыли про свои крекеры. Вечером пришёл Толик. Сел рядом с мамой «Агуши» и тихо спросил, точнее, сказал: – Я попрошу папу, чтобы он за вас помолился. – За нас? – испугалась мама «Агуши», – а ты разве не сердишься? Я тебе столько про отца наговорила. Только сейчас поняла. – Ничего, – кивнул Толик, – это не вы, это искушали вас. Не переживайте, я не в обиде. А папка самое главное сделал – отмолил меня у Бога.

Самое поразительное в этих рассказах – свобода в описании присущей болезни «передовой» страданий – когда отчётливо видно, как экстремальные будни пробивают замкнутость человека на своей беде, придают ему мужество и рождают солидарность детей и взрослых перед лицом испытаний. Это и есть, на мой взгляд, главное в хороших книгах о больных (и особых) детях.