Николай Назаркин

ВЫНЕСЕННАЯ в заголовок фраза принадлежит одному моему умному тринадцатилетнему другу. Это его ответ на вопрос: «А как решить школьные проблемы?» Ответ, между прочим, вполне формально полный и правильный: не будет школы и проблем не будет.

К счастью, сжигать школу всё-таки не стоит, это он и сам понимает. Это все понимают. Почему, кстати? Почему «Надо сжечь школу» не может являться ответом на вопрос «Как решить школьные проблемы?» Потому что на самом деле вопрос звучит так: «Как решить школьные проблемы без насилия, в рамках законности и морали, и пр., и пр., и пр.?»... Но эти уточнения не нужны, это и так понятно, «по умолчанию».

Умолчание вообще штука интересная. Я говорю даже не о злоумышленном сокрытии фактов, а о простодушном «это и ёжику понятно». Давайте на секунду представим себя такими ёжиками и попытаемся, как говорится, танцевать от печки.

Да, ёжику понятно, что школу сжигать не надо. Во-первых, все школы не сожжёшь, а во-вторых... А никакого «во-вторых» и не требуется: не говоря уж о законности и морали, самой физической невозможности достаточно для отбраковки этого решения. Надо искать что-то другое. И вот так, шаг за шагом, отбрасывая по разным причинам те или иные возможности, ёжики приходят к... чуть не написал «правильному ответу». Но нет. Однозначного правильного ответа тут быть не может. Может быть несколько вариантов действий, этакое «поле стратегий», ограниченное писаными и неписаными законами и обычаями, в рамках которого все действия будут формально равными. Формально, потому что дальше всё очень конкретно и лично: кому-то проще и правильнее покажется перевестись в другую школу, кому-то – попробовать вызвать противника на дуэль... Однако если быть точным и корректным и разбираться в сути проблемы, то вопрос становится уже совсем не «общебессмысленным»: «Как решить школьные проблемы?», – а вполне конкретным: «Что делать, если математичка достала?»

Вот всё, что я выше написал, – банальные такие, самоочевидные вещи. Этап отсеивания заведомо негодных решений (он же – этап конкретизации вопроса) даже не озвучивается.

Ну а если отвлечься от заманчивой картинки полыхающей школы и попробовать применить это к теме нашей колонки, к библиотерапии? Какие вопросы там очевидны и что отсеивает без проблем любой ёжик?

Правильно заданный вопрос содержит в себе, как известно, не меньше половины ответа. Этап конкретизации вопросов – один из самых важных и, что совсем не странно, неочевидных для начинающих библиотерапевтов. Я говорю сейчас о любых специалистах: библиотекарях, педагогах, сотрудниках общественных организаций инвалидов... Обо всех, кто хочет и может применять библиотерапевтические методы для помощи людям.

Неочевидность эта проистекает из самого определения библиотерапии. Помощь людям в кризисных ситуациях посредством книги. Значит, и вопрос будет: «Как помочь людям?» – не правда ли? Но размытость, всеобщность и оттого – эфемерность этого вопроса понятна... ну да, любому ёжику. Так что любой, даже совсем начинающий библиотерапевт, уже инстинктивно конкретизирует вопрос. До вида: «Как помочь …?» – на место многоточия вставьте нужное сами. Там может быть указана уже вполне определённая проблема. Помочь незрячему ребёнку, родителям мальчика-аутиста, вон той девочке, которою задразнили «жиртресиной» в классе... Кажется, что у нас уже конкретная проблема и корректно сформулированный вопрос.

Но это видимость. Мы определили, если использовать военную терминологию, даже не «направление главного удара», а лишь «стратегические цели». До реальной работы ещё далеко.

Абстрактно и «вообще» можно писать долго и многословно. Терминов опять же много можно напихать – научных и «научных». Но я лучше просто пример приведу, так будет понятнее.

Работал я в общественной организации инвалидов. И одной из целевых аудиторий, которым я пытался помочь библиотерапией, были, в частности, родители детей-инвалидов. Особенно «молодые». Родители, чьему ребёнку вот только что поставили страшный диагноз. А это, сами понимаете, шок, депрессия, неверие и прочие прелести. И, пытаясь им помочь, ставил я перед собой уже конкретные рабочие вопросы. Основным был такой: «А что им нужно?» И это была моя главная и грубая ошибка. Которую я понял, увы, далеко не сразу.

Нельзя влезть в чужую шкуру. Нельзя за другого решить, что ему нужно. Он, другой, сам тебе скажет. Когда разберётся, когда в голове «шторм» утихнет.

А делать-то что? Что мне, 25-летнему мальчику с костылём, делать, когда напротив сидят, все в слезах, мама с бабушкой, у которых единственное чадо только что забрали на страшное и непонятное «переливание фактора» и которые смотрят, не верят ничему и хотят всему верить, и дотронуться до стопочки книжек моих боятся. И что мне от них нужно?!

Именно это, как я потом осознал (далеко не сразу), и будет основным и первым рабочим вопросом: «Что мне от них нужно?» Мне нужно, чтобы они успокоились, перестали реветь, были в состоянии адекватно оценивать ситуацию, не пугали своего ребёнка (а не мне вам рассказывать, как пугаются дети маминых слёз!). Чтобы не обузой были, не балластом, а сами пытались что-то сделать. Звучит грубовато и резковато, но это нормальные внутренние рабочие моменты. Хирурги вон – ножиками по живому телу, а ничего.

Мне нужно, чтобы вообще хоть что-то поняли и восприняли. А у них в ушах ещё гул от смешения всего: заумных слов врачей, плача ребёнка, страшных терминов в диагнозе... Поэтому инструмент – текст, книга. Люди написанному верят, они ещё дома десять раз перечитают, когда отойдут. Так что спокойно – работаем! Мне нужно, чтобы они не были раздавлены горем, не чувствовали себя маленькими перед валом ужаса. Поэтому выбираем/пишем тексты о таких же, как у них, детях, что они могут и должны быть вполне себе счастливы и жить нормальной жизнью… работаем! Только ни на крошку не преувеличиваем, не врём – грамм вранья в таких текстах потом аукнется тоннами скепсиса и неверия! Впрочем, это, пожалуй, тема для отдельного разговора... Мне нужно, чтобы потом, по приезде домой, эти родители не были сами по себе, чтобы учителя в школе и воспитатели в детском саду не шарахались от непонятных детей – поэтому ищем/создаём спецлитературу именно для учителей, работаем!

«Мне» в данном случае означает, кстати, даже не обязательно специалисту-библиотерапевту. Скорее, оно относится просто к «члену общества». Не «общества инвалидов», а общества людей. Общества, в которое нужно «вписать» чем-то отличных, других, не таких.

Звучит эгоистично, но чем больше я заботился о своём, конкретно своём благе в общении с теми, кому пытался помочь, тем легче и эффективнее находил пути помощи. Потому что любой путь можно пройти с двух сторон. И на середине встретиться куда проще, чем преодолевать всё.

Чем расплывчатее вопрос – тем бессмысленнее ответ. Но теперь у нас уже есть и стратегические цели, и направления ударов. Можно переходить к тактике, о которой – в следующей статье. Работаем!