Галина Макаревич

ДАННЫЕ размышления предназначены для тех, кто не стесняется вспоминать о своих детских догадках и размышлять над вопросами пола. Признаюсь сразу: мои впечатления субъективны и построены в первую очередь на собственных воспоминаниях конца 1970-х – начала 1980-х годов. Во-первых, потому, что отражает личный опыт конкретного исторического периода, именуемого в исторических исследованиях “эпохой развитого социализма”. Во-вторых, этот опыт был удивительно созвучен тому, что происходило не только в моём дворе и моей московской школе, но и в других, территориально далёких от столицы уголках. Значимыми стимулами тождественности восприятия “детьми всей советской страны” вопросов “об ЭТОМ” становились как высокие партийные лозунги и общие идеологические установки страны Советов, “транслируемые” через октябрятско-пионерские атрибуты и мероприятия, так и учебники по чтению. Через привычные младшему школьнику речевые ситуации эти книги задавали планку нормативно одобряемых или не одобряемых поведенческих стереотипов, стимулировали реальное прочтение текстов в пространстве между классом и уборной.

Французский ученый Жак Лакан исследовал первые языковые практики ребёнка-дошкольника, который проходит стадию первичной социализации в семье и/или детском воспитательном учреждении¹. Именно в языке, по его мнению, фиксируются конструируемые обществом смысловые значения. В возрасте от двух до пяти лет ребёнок активно усваивает нормативный семейный опыт поведения – своего и других. В этот период культурные образцы закреплены за родительскими образами (здесь прилагательное “родительский” подразумевает всех взрослых, постоянно опекающих и воспитывающих подрастающее поколение), ребёнок преимущественно ориентирован на устное слово.

Период вторичной социализации протекает иначе. Учитель с помощью учебных книг “транслирует” разнообразные культурные нормативы. Он прививает ребёнку новые социально значимые умения, главное из которых – умение читать и писать. Буквари и книги для чтения становятся средством первой языковой практики при вхождении маленького человека в более широкий социальный контекст. Они помогают ему закрепить “на письме” язык повседневного общения, познать литературные речевые нормы и освоить по ним внесемейные социокультурные образцы. Предлагаемые ребёнку тексты дают возможность “примерить на себя” как знакомые, так и незнакомые ранее роли, стереотипы, поведенческие модели. Так через грамматические и лексические основы родного языка закладываются основные компоненты “другого” (не сугубо детского и/или семейного) жизненного мира, в перспективе готовые развернуться в процессы социализации, социальной интеграции, культурной репродукции. Одной из составных частей этих процессов являются вопросы пола и целый круг слов и тем, опознаваемых ребёнком в качестве потаённого эротического языка и маркируемых им как интимное, строго (или менее строго) запретное. Постараемся отыскать эти “неприличные” вопросы в первых школьных книгах по чтению.

Художественные и прагматические тексты, попадавшие в список “допущенных” для использования в школьной практике конца 1970-х – начала 1980-х годов, не только проходили идеологическую проверку, но и, как мы увидим далее, были подвергнуты особого рода чистке. Всё активно сексуальное² из подбираемых для детей текстов “вырезалось” при составлении учебников. И всё-таки в “дозволенных” текстах оставался некий “сухой остаток” запретных эмоций. Этот остаток и то, что было купировано, представим на примере двух источников: стабильного учебника по чтению, который издавался многомиллионными тиражами и имел гриф “Утверждено Министерством просвещения РСФСР” (Горецкий, 1982–1984), и экспериментального пособия, рекомендованного к печати учёным советом Научно-исследовательского института школ (Горецкий, 1976–1978).

Самые лакомые произведения “для нарезки” в советский период относились к любовной и философской лирике, и конечно, это были также сказки поэтов XIX века, кои в своих литературных ристалищах никак не ориентировались на детскую аудиторию и многое называли своими словами (взять, к примеру, образ мудреца – звездочёта и скопца – из “Сказки о золотом петушке”).

Обратимся к нашим незабвенным классикам. И в первую очередь к произведениям Александра Пушкина. В обеих книгах для чтения (Горецкий, 1977, 2 кл., с. 214; Горецкий, 1983, 2 кл., с. 292) из “Сказки о царе Салтане” вырезаны слова о том, что царь Салтан и его супруга остались на брачном ложе одни и как после сих событий молодая оказалась беременной³.

Можно предположить, что такие интимные моменты окажутся строго запретными и в других эпизодах сказки. Но нет, авторы учебников, лишив “матерей и отцов” права на “интим”, почему-то забывают купировать те же самые подробности в любовной сцене “детей” (Горецкий, 1977, 2 кл., с. 230; Горецкий, 1983, 2 кл., с. 307):

Князь царевну обнимает,
К белой груди прижимает
И ведет её скорей
К милой матушке своей.
Князь ей в ноги, умоляя:
“Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе,
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви”.
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слёзы льёт и говорит:
“Бог вас, дети, наградит”.
Князь не долго собирался,
На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать,
Да приплода поджидать.

Вероятно, у авторов пособий для начальной школы был свой расчёт: может быть, цензор и не станет перечитывать хрестоматийные тексты (цензор, к слову сказать, мог вырасти на учебниках Е.Е.Соловьёвой, где любовные отношения “отцов” тоже были “оскоплены”, и мог о подобных отношениях, обучаясь в начальной школе, даже не догадываться⁴). Перед нами же интересный факт. Интимные отношения, запретные для родителей, “детям”-героям Гвидону и царевне Лебеди разрешены. Таковы коллизии советских жёстких лозунговых запретов. Будучи безапелляционными снаружи, они часто оказываются довольно податливыми изнутри.

Ещё более интригующее впечатление оставляет эротический шедевр “Зимнее утро”⁵, из которого в русской литературе родилось множество текстов, в том числе знаменитое фетовское “На заре ты её не буди”. А в учебниках по чтению вместо любовных признаний – пейзажные зарисовки. Причём, если в стабильном учебнике (Горецкий, 1983, 2 кл., с. 146–147) мы видим обе картины – угрюмый вечер и блистательное зимнее утро, то в экспериментальном (Горецкий, 1976, 1 кл., с. 39–40) – только вторую, и никаких указаний на то, откуда оный пейзаж заимствован.

Получившиеся “произведения” лишены малейших сексуальных аллюзий и усечены в соответствии с нормативными установками советской педагогики. Остается отрадным, что в растиражированном пособии, кроме безликой природы, представлены-таки и антропоморфные персонажи. Женская грусть, так покорившая героя, даёт ему возможность раскрыть свои чувства через ликующее восклицание: “А нынче… погляди в окно”. Отношения между мужчиной и женщиной здесь не проявлены до конца, но резкая смена настроения может быть интерпретирована как странное событие (на детском языке это звучит так: “А что это он так сильно радуется? Подумаешь, уу-ут-роо”). Авторы учебника стараются предельно сосредоточить внимание учеников на картинах природы: “Сравни картины зимнего вечера и яркого солнечного утра в этом стихотворении” (Горецкий, 1983, 2 кл., с. 147). Накрепко закрыв для учеников один мыслительный ход, они невольно открывают другой: “Как поэту удалось показать в двух строках, что в зимнем лесу все деревья, кроме елей, стоят ГОЛЫЕ⁶, без листьев?” (там же). Вот уж поистине находка для ребячьих шуток! Пушкин никого не раздевает (акценты в его тексте расставлены так: “лес один чернеет”, и герой радуется тому, что он сам не одинок, рядом с ним обворожительная муза), а целомудренные авторы учебников позволяют советским школьникам подумать о запретном.

Прежде чем дети осознают всю прелесть русского стиха, они ещё не раз хихикнут, встречая “те самые, заветные” слова. Вот самый общий список слов, “маркированных” в качестве сексуальных⁷:

– голый, нагой, обнажённый;

– конец, палец, пистолет, петух (петушок);

– дыра, пещера, тайна;

– невинность;

– крыть, покрывать;

– одевать, раздевать;

– (он) ждёт (её), (она) ждёт (его);

– давать, отказать.

Произведения о природе, казалось бы самые невинные с точки зрения раскрываемой темы, этими словами изобилуют.

В книгах по чтению пейзажная лирика дана без купюр. Ученикам второго класса предлагают с чувством проинтонировать⁸ стихотворение А.Плещеева “Осень наступила…” (Горецкий, 1977, 2 кл., с. 24–25)⁹. Дети постарше читают лирическое произведение И.Бунина “Нагая степь пустыней веет...” (Горецкий, 1978, 3 кл., с. 392–393), представленное в главе “Классики родной литературы” (Горецкий, 1978, 3 кл., с. 330–458). Тексты выглядят так:

В первом случае всё примитивно даже для второклашек, во втором – слишком сложно и уныло. Ученикам ничего не остаётся, как придумать свои ключи к этим текстам. Например: кусты унылы от того, что они голые; туча радуется потому, что она кроет небо; степь не вынесла своей наготы и облачилась в траур. Поскольку оба текста представлены в экспериментальном пособии, вряд ли найдутся способы проверить подобного рода гипотезы об их восприятии. Однако с уверенностью можно сказать: дети младшего школьного возраста этих лет вполне были склонны искать фривольные смыслы в самых разных вещах. Интимная тема для них являлась словесной игрой в запретное, и рамки нормативного трещали по швам ещё задолго до того, как учитель старшей школы учил различать лексическую разницу в триаде “голый – нагой – обнажённый”.

---

¹ Лакан Ж. Пространство речи и поле языка в психоанализе. – СПб., 1996.

² В данной статье “сексуальное” понимается в широком смысле – как разлитые в обществе представления о взаимоотношениях полов; в то же время оно не синоним “гендерному”, в большей степени связанному с идеями о стандартах маскулинности и фемининности, сферах социальной деятельности и другими аспектами социальной характеристики роли и места представителей того или другого пола в социуме.

³ В обеих книгах по чтению сказка помещена в раздел “Русские писатели”.

⁴ Соловьёва Е.Е., Щепетова Н.Н., Волынская В.И. Родная речь. Книга для чтения во 2–4-х классах начальной школы. М., 1939–1970. Этот учебник был монопольным изданием в течение трёх десятилетий.

⁵ Помещено в главы “Зима” (Горец., 1976), “Волшебница-зима” (Горец., 1983).

⁶ Выделено мною – Г.М.

⁷ См. Армалинский М. Детский эротический фольклор // http://www.mipco.com/win/dett.html Большинство из приведённых автором текстов в 70–80-х были песенными дворовыми хитами “не для взрослых”.

⁸ См. задание в учебнике: “Ещё раз прочитай пять стихотворений русских поэтов об осени. Выбери из них то, которое тебе больше всего понравилось. Подготовься читать его так, чтобы слушателям было ясно, чем оно тебе нравится” (выделено мною. – Г.М.).

⁹ Помещено в раздел “Лето и осень”.

Продолжение читайте, пожалуйста, в следующем номере