Галина Макаревич

Окончание. Начало читайте, пожалуйста, в номере 3–2010.

ВЕРНЁМСЯ к пушкинской лирике (Горецкий, 1977, 2 кл., с. 143). Чтобы поместить стихотворение “Зимняя дорога”¹ в учебник, его авторам пришлось отсечь почти половину текста, где сказано о чувствах героя и его фантазиях. Действительно, слишком взрослое чтение с любовным треугольником в основе.

Усечённый текст, между тем, содержит некие намёки на сексуальное. На безрадостном тихом фоне выделяют два пятна: живописное и звуковое. Луна и песня ямщика. И если первая вторит общему мрачному настроению, то вторая делается всё более заметной и родной. И этим самым ярким пятном, этим недостижимым пока идеалом выступают разгулье удалое и сердечная тоска. Удалое, удалец, молодец, конец; разгулье, гулять, шататься, шляться; сердечная тоска, сильные чувства, горячая любовь.

Подвергая купированию любовную лирику, авторы пособий используют один и тот же приём. Оставляют только пейзаж и помещают “обрубленный” текст в главы о временах года или в раздел “Классическая русская литература”. Посмотрим на стихотворение Е.Баратынского “Где сладкий шёпот…” (Горецкий, 1978, 3 кл., с. 334)².

У этого текста мощнейший образный потенциал. Советский литературовед Ирина Семенко в книге “Поэты пушкинской поры” писала: “Любимой женщине Баратынский отводит роль, небывалую ещё в любовной лирике, – роль “врача душевного”, спасающего от болезни-мысли”³. Однако для младшего школьника закрыт не только идейный пафос данного текста, но и весь словарь “приличных слов о неприличном” и вместе с ним – разговор о мире глубинных духовных взаимосвязей женщины с мужчиной и мужчины с женщиной, образцом которого чаще всего является лирика, как область высокого говорения о человеческих переживаниях. И если экспериментальный учебник по чтению знаком не всем детям советской страны, то с книгами для младшего школьного возраста встречались многие.

И одна из них: “Времена года. Зима. Стихи русских поэтов о природе”, где напечатана всё та же лишь первая строфа стихотворения Е.Баратынского⁴.

“Слабым звеном” были для авторов учебных книг и произведения Серебряного века. В 70-е годы символистская поэзия ещё была подвергнута остракизму (Горецкий, 1978, 3 кл, с. 408–409)⁵.

 

Мы видим, что купирование текста привело к более сильному ассоциативному эффекту, нежели присутствие сказочной (с точки зрения ребёнка) девы и её неведомого обожателя. Здесь катализатором вычитывания “запретных смыслов” становился навык декламации, усердно прививаемый ученикам младшего школьного возраста и передаваемый из поколения в поколение. Одно из главных правил гласит: читая стихотворение, делай паузу в конце каждой строки. Если следовать сему правилу, выходит следующая словесно-эмоциональная картина.

Пауза после слов о розовом и нежном, ярком и страстном акцентирует внимание на качественных прилагательных, противоположных по значению. То, что в символистской поэзии является системообразующим звеном, в детском прочтении интерпретировалась как не до конца понятное, таинственное и потому притягательное и соблазнительное. Уточнение всколыхнуло работало на усиление эмоционального фона маленького читателя, подталкивало его к вопросам о природе человеческих чувств.

Те же вопросы, возникая при знакомстве с произведением А.Фета “Ласточки пропали…”, “обращают” нас к появлению в учебнике образа одинокого мужчины (Горецкий, 1977, 2 кл., с. 25; Горецкий, 1983, 2 кл., с. 20–21)⁶.

В нём изъята четвёртая строфа, где есть образ перекати-поля.

Поэтому неровность эмоциональной картины настораживает маленького читателя. А почему герой не любит темноту и, когда все спят, бодрствует? А зачем он вызывает из будущего сильные природные явления – снег да вьюгу? Формально, эти вопросы далеки от тех ответов, кои указывают на сексуальные переживания. Но купированный фрагмент говорит о правильности детских догадок. Перед нами образ одинокого мужчины, жизнь его так же беспросветна, как скитания перекати-поля. Советская педагогика не поднимала таких негероических тем. Гражданин советской страны должен был культивировать псевдородственные связи с рабочим коллективом, передовой общественностью и т.д. Индивидуальное одиночество не имело символической ценности на рынке советских культурных образцов. И тем не менее имплицитно оно проникло в позднесоветский учебник по чтению.

Времена изменились, и в сегодняшних учебниках⁷ стихотворение А.Фета “о ласточках” (как любовно его называют учителя младшего звена) печатают полностью, чтение последней строфы, однако, вызывает трудности и у детей, и у педагогов. Смысл меняется за счёт неправильного интонирования. Получается, что выходить на улицу приходится поневоле (именно после первой строки обычно делают большую паузу), и, соответственно, тяжесть и слёзы являются результатом того, что героя кто-то выгнал из дома. Полагаю, это во многом происходит из-за того, что была прервана культурная традиция восприятия не только данного текста, но и шире – способов дозволенного, нормативно заданного говорения об интимных переживаниях отдельной личности.

В продолжение этой темы проанализируем ещё один хрестоматийный текст (Горецкий, 1978, 3 кл., с. 391–392⁸; Горецкий, 1984, 3 кл., 1 ч., с. 28–29⁹) – отрывок из поэмы И.Бунина “Листопад”.

Если в случае с текстом А.Фета мы наблюдали, как после “ампутации” последней строфы почти не происходила подмена жанра (лирика оставалась лирикой), то произведение И.Бунина сильнее страдает от ножниц авторов пособий. Во-первых, философская лирика подменена пейзажем. Во-вторых, мажорные интонации не дают возможности открыть символику минорных образов (мёртвое молчание, последний мотылёк), программируют перекодировку эмоционального состояния героя и вместе с ним – читателя. А главное, нарушена смысловая гармония в передаче образного ряда. Осень-вдова – очень точный символический образ. Перемены пейзажа соответствуют переживаниям героини, только-только оставшейся без “мужского” тепла. По сути, это образ одинокой женщины. У бесприютного фетовского скитальца была возможность намекнуть читателю-школьнику на тяготы своего существования. Мужчина присутствовал в тексте как активный персонаж. Из бунинского “Листопада” женская фигура изъята полностью, никаких намёков на её присутствие нет. Личное рациональное было маркировано советской педагогикой как полузапретное; личное иррациональное являлось однозначно маргинальным.

Семейно-родственные отношения – не предмет поэтических произведений, а посему я сделаю небольшое отступление в размышлениях о лирике “по-советски” и лирических чувствах “по-школьному” и продемонстрирую один прозаический пример. Обратимся к маленькому рассказу А.Гайдара “Поход” (Горецкий, 1976, 1 кл., с. 91–92)¹⁰. Красноармеец уходит на войну, и его сын Алька решает отправиться вслед за ним. В течение долгой зимы мать помогает Альке подготовить всю необходимую военную амуницию и разучивает с ним походные марши. Финал у рассказа такой:

…И только бы, только начать собираться¹¹, как загремел звонок. И тяжёлыми шагами в комнату вошёл вернувшийся из похода отец. Лицо его было тёмное, обветренное, и губы потрескались, но серые глаза глядели весело.

Он, конечно, обнял мать. И она поздравила его с победой. Он, конечно, крепко поцеловал сына. Потом осмотрел всё Алькино походное снаряжение. И, улыбнувшись, приказал сыну: всё это оружие и амуницию держать в полном порядке, потому что тяжёлых боёв и опасных походов будет и впереди на этой земле ещё немало.

Интимное общение между мужем и женой минимально. Мужчина решает, как и с кем вести диалог. Никакие ответные реакции со стороны женщины вообще не предусмотрены в специальном “детском” тексте. Мать либо пребывает в роли заботливой помощницы, либо “транслирует” официальные поздравления с победой, либо вовсе отсутствует в маскулинном военном мире, где не важны ни её переживания по поводу возвращения мужа, ни гордость за сына (уж о совместных с ним делах и полученных результатах она могла бы хоть как-то рапортовать на семейном совете). Раз личное чувство подчинено общественным интересам, матерям, сестрам и жёнам (отдельную тему здесь составляют дочери – молодые ростки советской культуры) остаётся изображать “отсутствующее присутствие”, а мужчинам всех возрастов – оказывать им “приличное” (с позиции социума) внимание и говорить между собой на языке официальной риторики. Рассказ “Поход” был написан Гайдаром в июне 1940 года и опубликован в “Детском календаре” на 1941 год. Для школьников конца 1970-х – начала 1980-х годов этот рассказ не мог быть актуальным примером описания “реальной” жизни и соответствующих ей семейных отношений. Не мог, но был (и рассказ “Поход”, и многие другие произведения А.Гайдара, наполнявшие учебные книги по чтению). Сама педагогическая установка на ценность общественного, авторитарного, военизированного вытесняла всё личное.

Не буду делать здесь широких педагогических и культурологических обобщений. Статья написана мною, чтобы поставить проблему, причём в известной мере статья рассчитана на эпатаж, связанный с интерпретацией “полового вопроса” в советской учебной литературе начального звена и осмыслением этой темы учителями, родителями, разного рода гуманитариями и специалистами по культуре детства.

ЛИТЕРАТУРА

Горецкий В. Г., 1976. Горецкий В. Г. Книга для чтения. 1 класс / В. Г. Горецкий, Л. С. Геллерштейн – [Экспериментальная. НИИ школ Министерства просвещения РСФСР] – М. : Просвещение, 1976. – 223 с., Тираж – 2000.

Горецкий, 1977. Горецкий В. Г. Книга для чтения. 2 класс / В. Г. Горецкий, Л. С. Геллерштейн. – [Экспериментальная. НИИ школ Министерства просвещения РСФСР] – М. : Просвещение. 1977. – 303 с., Тираж – 2000.

Горецкий, 1978. Горецкий В. Г. Книга для чтения. 3 класс / В. Г. Горецкий, Л. С. Геллерштейн. – [Экспериментальная. НИИ школ Министерства просвещения РСФСР] – М. : Просвещение. 1978. – 463 с., Тираж – 2000.

Горецкий, 1982. Горецкий В. Г. Книга для чтения. 1 класс / В. Г. Горецкий, Л. Ф. Климанова, Л. К. Пискунова, Л. С. Геллерштейн – [Утверждено министерством просвещения РСФСР] – М. : Просвещение. 1982. – 286 с., Тираж – 4 080 000 (1 – 2 480 000).

Горецкий, 1983. Горецкий В. Г. Книга для чтения. 2 класс / В. Г. Горецкий, Л. С. Геллерштейн, Л. Ф. Климанова, Л. К. Пискунова – [Утверждено министерством просвещения РСФСР] – М. : Просвещение. 1983. – 333 с., Тираж – 3 675 000 (1 – 2 000 000).

Горецкий, 1984. Горецкий В. Г. Книга для чтения. 3 класс. Часть 1 / В. Г. Горецкий, Л. Ф. Климанова, Л. К. Пискунова, Л. С. Геллерштейн – [Утверждено министерством просвещения РСФСР] – М. : Просвещение. 1984. – 221 с., Тираж – 4 020 000 (1500001 – 4 020 000).

Горецкий, 1984. Горецкий В. Г. Книга для чтения. 3 класс. Часть 2 / В. Г. Горецкий, Л. Ф. Климанова, Л. К. Пискунова, Л. С. Геллерштейн. – [Утверждено министерством просвещения РСФСР] – М. : Просвещение. 1984. – 223 с., Тираж – 4 020 000 (1 620 001 – 4 020 000).

---

¹ Помещено в главу “Зима и весна”.

² Помещено в раздел “Классики родной литературы”.

³ Семенко И. Поэты пушкинской поры. М. 1970, с. 231.

⁴ Баратынский Е.А. “Где сладкий шёпот...” : Стихи // Времена года : Зима : Стихи русских поэтов о природе. Пермь. 1984, с. 21–24. Этот и другие лирические тексты русских классиков, содержащие любовные признания и эротические намёки, до сих пор продолжают печатать с купюрами, а теперь ещё и широко тиражировать в Интернете. См., к примеру: Детские стихи и песенки// http://maxybaby.net.ua/index.php?loc=detskie-stihi-i-pesenki&stih=5.

⁵ Помещено в раздел “Классики родной литературы”.

⁶ В обеих книгах помещено в главу “Лето и осень”.

⁷ Кубасова О.В. Любимые страницы. 3 кл. : Учебник по литературному чтению. Ч.1 . – Смоленск. 2001, с. 153; Кудина Г.Н., Новлянская З.Н. Литературное чтение. 2 кл. : Учебник для четырёхлетней начальной школы. Ч. 1 . М. – 2003, с. 5

⁸ Помещено в раздел “Классики родной литературы”.

⁹ Помещено в главу “Картины родной природы. Лето и осень”.

¹⁰ Помещено в главу “Советская армия”.

¹¹ Имеется в виду: собираться в поход. Алька приготовил снаряжение, чтобы помочь отцу защитить родину.