Андрей Можаев
Отрывок из очерка “А.О. Смирнова-Россет. Муза русской литературы”
Цитируется по: Андрей Можаев. А.О.
Смирнова-Россет.
Муза русской литературы
(литературно-исторический очерк-портрет)
http://www.rus-autobahn.net/text/33
ЛУЧШЕ всех рассказала о своей жизни сама Смирнова-Россет в известнейшей книге воспоминаний. Этими драгоценными мемуарами, документами эпохи, мы обязаны Пушкину, который прекрасно понимал всю важность личной, семейной, родовой памяти. Он имел обычай покупать и дарить друзьям альбомы и при этом брал слово записывать в них всё, что те знают и помнят...
В марте 1832 года в день рождения Смирновой-Россет Пушкин купил в лавке на Невском и подарил ей альбом. На первой странице написал своим чётким твёрдым и очень красивым, по свидетельству Александры Осиповны, почерком:
В тревоге пёстрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный,
Простое сердце, ум свободный
И правды пламень благородный
И как дитя была добра;
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло,
И шутки злости самой чёрной
Писала прямо набело.
Это стихотворение – точнейшее и самое глубокое определение личности Александры Смирновой-Россет, хотя с двумя последними строчками она соглашаться не желала, отрицала именно “злость” в себе.
Впоследствии она, как и обещала, заполнила этот альбом своими воспоминаниями, написанными замечательным русским языком. Правда, её дочь Ольга исковеркает, перепишет их от себя до неузнаваемости. Но в протяжении двадцатого века пушкинисты сумеют расчистить и буквально по крохам восстановить первоначальную запись.
Россет быстро сошлась с Натальей Николаевной и часто сама навещала молодых супругов. Вот как она вспоминает о том:
“Наталья Николаевна сидела обыкновенно за книгою внизу. Пушкина кабинет был наверху, и он тотчас нас зазывал к себе. <...> Иногда читал нам отрывки своих сказок и очень серьёзно спрашивал нашего мнения (Гончаровой не исполнилось тогда и девятнадцати лет, Россет было двадцать два года, а Пушкину шёл тридцать третий — А.М.). Он говорил часто:
– Ваша критика, мои милые, лучше всех; вы просто говорите: этот стих нехорош, мне не нравится…
Однажды я говорю Пушкину:
– Мне очень нравятся ваши стихи “Подъезжая под Ижоры”.
– Отчего они вам нравятся?
– Да так, - они как будто подбоченились, будто плясать хотят.
Пушкин очень смеялся:
– Ведь вот, подите, отчего бы это не сказать в книге печатно – “подбоченились” - а как это верно. Говорите же после этого, что книги лучше разговора...”