Ксения Молдавская

Удивительное дело! Детская книга, которой, казалось бы, следует быть волшебным ключом в уютный заповедный мир детства, в наше время всё чаще становится объектом споров совсем не детских. И даже книжка-картинка удивительным образом помогает понять нам что-то в нас самих. Так случилось и с книгой Петра Сиса “Стена”, которую издательство “Самокат” выпустило к юбилею падения Берлинской стены. Оказалось, что не только будущее, но и прошлое каждому видится по-своему. И с позицией художника, рассказавшего о своём детстве и юности в социалистической Чехословакии, многие читатели оказались не согласны. Что ж, разные ветры составляют розу ветров вокруг нашего Острова. И пусть они дуют в разных направлениях.

ЭТОТ текст я начинала писать шесть раз. И всё время вступала сама с собой в какие-то невыносимые противоречия и пререкания. Дело в том, что книга, о которой пойдёт речь, даёт широчайшее поле для споров, противоречий и передёргиваний. Собственно, я уверена, что она вся построена на передёргиваниях, и меня-читателя это оскорбляет.

Не очень понятная преамбула, да? Проблема в том, что я всё никак не могу приступить к рассказу о книге Петра Сиса “Стена. Как я жил за железным занавесом”.

Петр Сис (род. в 1949 г.) – чешский художник и мультипликатор, лауреат международных премий и прочая, и прочая, и прочая. В начале восьмидесятых он уехал из Чехословакии работать в Америку и на социалистическую родину не вернулся. К двадцатилетию признания его невозвращенцем Сис написал-нарисовал книгу для детей о жизни за железным занавесом. Издательство “Самокат” выпустило эту книгу на русском языке к двадцатилетию падения Берлинской стены.

Конечно, такая круглая дата – хороший повод поговорить с детьми о том, как нам жилось ДО. Жизнь “до исторического материализма” – вообще тема любопытная. Многие дети просят: “Мама, расскажи, как жилось при советской власти!” – и замирают в сладко-ужасном предвкушении рассказа о перевёрнутом мире, в котором мало того, что не было компьютеров и мобильников, так ещё и жизнь была построена как-то совершенно непонятно и невероятно. Эти невероятности можно пытаться оценить с сегодняшней позиции, когда рассказчику есть с чем сравнивать. Можно удариться в ностальгию из серии “и трава была зеленее, и вода мокрее”, а можно старательно нагнетать ужасы-ужасы-ужасы.

Сис – натура художественная, увлекающаяся. Ему нужны саспенс¹ и хоррор², так что он в своей книге предпочитает именно нагнетать. Чёрно-белыми рисунками с редкими красными пятнами. Мрачностью композиции. Теми самыми передёргиваниями.

Вообще-то, в моём экземпляре Сисовой “Стены” десять закладок. Возмущённых. Обиженных. Удивлённых. Конечно, я почти на двадцать лет младше автора и не знаю, как жилось ему в социалистической Чехословакии, которая отсюда, из Советского Союза, казалась Настоящей Богатой и Свободной Западной Страной, но я хорошо знаю, что многие обозначенные в его книге “ужасы” вовсе не изобретение социализма. Например, Сис возмущается обязательной для социалистического чехословака службой в армии – при том, что на соседней странице написано: “Америка борется с коммунизмом во Вьетнаме”. Утверждение сие ещё сорок лет назад выглядело ложным и было ложным – это знал любой молодой гражданин США, особенно попавший по призыву во вьетнамские джунгли.

Но Петр Сис слишком предан приютившей его стране, чтобы видеть несообразность некоторых своих заявлений. И он слишком большое отвращение испытывает к своему социалистическому прошлому. Словно ребёнок, привыкший в своём дворе к одним правилам игры в классики или там в ножички, а потом обнаруживший, что в соседнем дворе правила совсем другие, местами даже интереснее. И он так стремится вписаться в компанию из соседнего двора, что начинает “ругать ругательски” и свой бывший двор, и тамошние правила, и всех, кто в том дворе остался.

Это, на самом деле, нормальная психологическая защита. Подобные примеры можно часто встретить, например, в блогосфере, когда новые американские (европейские, австралийские – всякие) поселенцы общаются с бывшими соотечественниками в тоне высокомерном и хамском: “В вашей Рашке, может быть, так принято, но в нормальных странах…” За таким предисловием, как правило, следует какая-то несусветная чушь.

Я искренне сочувствую этим новым поселенцам и Петру Сису в их числе. Они настолько стремятся доказать окружающим, что не были “первыми учениками” (помните этот диалог из шварцевского “Дракона”? “Нас так учили. – Всех учили, но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?”), что “первыми учениками” и оказываются. Только в другой школе. Застрявшей где-то в прошлом.

Я далека от мысли сказать, что Сис “льёт воду на мельницу”, “низкопоклонствует” или, хуже того, “наймит”. Он просто, что называется, отрабатывает свой гештальт³, расправляется с собственными кошмарами. Вопрос в том, насколько оправданно – давать этот гештальт детям, не сопроводив никакой дополнительной информацией. Нет, не надо в ту же книжку помещать “Васька Трубачёва” или ещё какое-нибудь “Весёлое звено”. Но вот подобный комикс о демонстрациях американской молодёжи, протестующей против призыва во Вьетнам, или об охоте на ведьм, которую с удовольствием устраивало и устраивает любое правительство, – почему нет? Почему не дать исторического комментария, охватывающего все страны Европы и Америки в описываемое Сисом время? Почему не сделать что-то, что превратило бы “неприятно-пропагандистскую” книжку в тему для размышления и беседы?

В самых последних фразах своей “Стены” Сис говорит: “Хотя одна стена рухнула, другие остались, и появляются новые. Во всём мире. Стены символические, идеологические и реальные. Стены страха, несвободы и недоверия. Стены, без которых наша жизнь могла бы быть свободнее и счастливее…”

Золотые слова. А ведь только что на протяжении 56 страниц своей книги автор сам строил стену. 

---

¹ Саспенс (от англ. suspense – неизвестность) – нарастание напряжённого ожидания.

² Хоррор (от англ. horror – ужас) – нагнетание ужаса.

³  Гештальт (от нем. gestalt – форма, структура) – целостные, несводимые к сумме своих частей, образования сознания…